Остров пропавших девушек
Шрифт:
Татьяна подходит к столу и берет с него тарелку Мерседес.
— Значит, ты не хочешь ехать?
В ее голосе звучат новые нотки.
— Нет! — протестует Мерседес. — Просто... Я не... Вы не...
Татьяна швыряет тарелку на лакированный пол. Осколки с крошками разлетаются во все стороны.
— Пошла ты на хер, Мерседес Делиа! — орет она и бежит внутрь.
Мерседес не может пошевелиться. Не знает, что теперь делать.
— Пошла на хер!!! Просто отвали! — заходится в крике Татьяна, топочет по салону, уходит по лестнице на нижнюю палубу.
«И
Мэтью берет со стола папку и хлопает ею по бедру. Потом сует в карман руку и внимательно смотрит на свою двенадцатилетнюю подчиненную.
— Хорошо, — говорит он, — после обеда я пришлю за тобой машину. А пока можешь идти домой.
— Я... — В голове у нее шумит. — Простите... — лепечет она. — Я просто не...
— И извинись перед моей дочерью, когда доберешься до замка, — говорит он, — за свое паскудное поведение.
[23] Сфольятелла — слоеный сладкий пирожок из итальянского региона Кампанья.
28
Вертолет прилетает в три, а через полчаса на пристань заезжает присланный из замка лимузин.
— Вот она, — говорит Донателла, — твоя карета.
— Заткнись, — отвечает Мерседес и хмуро глядит на сестру, сидя на стуле, где ей было велено ждать, чтобы не испачкаться.
Ларисса так ее выскоблила, что кожу саднит, а одежку наглаживала до тех пор, пока по ее лицу градом не покатился пот.
— Не хватало еще, чтобы ты опозорила меня перед герцогом, — огрызнулась она.
— Но, мам, герцога там не будет!
— Это ты так говоришь.
— Да нет, правда! Он же на яхте!
— Пусть так, — отвечает мать, — но ты едешь в замок. Поди узнай, что ему потом наговорит прислуга.
Мерседес сомневается, что прислуга побежит докладывать герцогу о ее мятой юбке, но не спорит. Сидит в старом платье Татьяны с орхидеями, волосы забраны назад в косу, к опухшим ногам прилипли лучшие зимние туфли. Она ждет своей участи.
Машина подъезжает к трапу «Принцессы Татьяны». Снова. После прибытия герцога и отъезда Татьяны, которая села в машину с гордо поднятой головой, не удостоив Мерседес на terasa даже взглядом, она насчитала восьмерых гостей. Мужчины одеты повседневно, но роскошно, как и положено богачам: кремовые брюки, темные очки и яркие тонкие пуловеры, под которыми выпирают соски.
Она думала, что приглашенные уже собрались, но, оказывается, ошиблась. И теперь слегка подается вперед, чтобы лучше видеть.
Водитель герцога выходит из машины и открывает дверцу, ближайшую к воде. Небольшая пауза. И из салона выпархивают четыре молодые женщины и взбегают по трапу. Экзотичные создания — фигуристые, затянутые в тугие одежды: юбки и топики так далеко отстоят друг от друга, что им не суждено встретиться, сапоги из ослепительно-белого пластика до середины бедер и туфли на таких высоченных каблуках, что подошвы пришлось снабдить массивными платформами, — даже Мерседес и той не составляет труда сообразить, зачем их сюда привезли.
Изумленно ахнув, она смотрит по сторонам в поиске solteronas.
Девушки выходят на надраенную палубу, проходят мимо знака «На шпильках вход запрещен» и по мостику направляются к мужчинам, головы которых виднеются над планширом. Мерседес может поклясться, что их приветствуют одобрительным шумом.
«О господи, — думает она, — значит, это и есть мальчишник? А Татьяна знает? А святые отцы, ведущие за собой в День святого Иакова толпы прихожан, в курсе, что наш герцог прохлаждается на яхтах с девицами такого сорта? Может, я должна ей об этом рассказать? Или, может, им? Но как?»
Водитель возвращается на свое сиденье, и вот машина уже медленно ползет к их ресторану. На яхте врубается музыка — холодной, противоестественной пульсацией, от которой дрожит вода. Над планширом в такт ритму вздымаются худенькие загорелые руки. Сбежавший с мостика капитан убирает трап, и через несколько мгновений судно отчаливает от берега. Задумчиво наматывая на палец прядку, Донателла смотрит ему вслед.
— Жаль, что ты не повидаешь герцога, — говорит она.
— Не начинай, — отвечает на это Мерседес.
— Как же тебе, блин, везет, — продолжает сестра, — яхты, замки, новые тряпки.
Сама Мерседес никакой особой радости не ощущает. Остальная ребятня с острова теперь обходит ее стороной. Смотрит как на разряженную отщепенку, словно у нее выросли рога.
— Это все вовсе не так уж и здорово, — отвечает она.
— Ну да, ну да, — отвечает Донателла, — а я пойду драить унитаз. Видимо, англичане даже дерьмо за собой смывать не умеют.
Первая поездка на машине не такая захватывающая, как она думала. В салоне сильно пахнет парфюмом. Не теми тонкими ароматами, которые обычно окружают Мидов, а мешаниной химических запахов, достаточно едких, чтобы прикончить насекомых. При этом скорость, кажущаяся головокружительной, когда автомобиль проносится мимо тебя по новой асфальтовой дороге, изнутри воспринимается чем-то совершенно обычным. Медленной, на самом деле. Но сиденья обиты мягчайшей лайкой, а в выемках подлокотников задних сидений стоят пластиковые бутылочки с газированной водой.
Взяв одну из них, чтобы посмотреть, Мерседес замечает, что на нее в зеркало заднего вида смотрит шофер.
— Попей, — подбадривает он.
— Правда?
В ответ он кивает с тем особенным покровительственным видом, с каким мужчины так любят обращаться к девчушкам.
— Они там для этого и стоят, — говорит он.
Она выпивает ее целиком за пару небольших глотков. Газированная, но не слишком. Не зная, куда девать бутылочку, Мерседес смотрит по сторонам и наконец сует в мешок для грязного белья, который ей насильно всучила Ларисса.