Остров пропавших душ
Шрифт:
– Рой.
Девушка вошла, и я, захлопнув дверь, включил свет. Рокки свернулась клубочком в кресле и подтянула колени к подбородку – я был не в силах спокойно смотреть на ее прелести, поэтому старался глядеть в сторону. Она хлюпнула носом и обхватила руками колени.
– Что случилось?
– Смотрю на тебя. Ты состриг волосы.
– Что произошло?
– Ничего. Я просто думала.
– Поздно же ты начала.
– Это верно. – Она чихнула, хлюпнула носом еще раз и убрала длинный светлый локон со лба. – Я просто думаю. Скажи, приятель, а сколько тебе лет?
– Сорок.
– Я хочу сказать, приятель, что мне уже восемнадцать.
– А восемнадцать и есть ничего. Если захочешь, у тебя хватит времени два или три раза начать новую жизнь.
Говоря ей это, я впервые почувствовал, что слишком молод, чтобы умирать. Вот уж действительно самое тупое объяснение. И еще я подумал, как все говорили примерно это же самое, когда я навещал их в перчатках на руках и с дубинкой наготове. Подожди, подожди, говорили они все. Ждать…
Глаза у Рокки были на мокром месте, и она постоянно терла нос. И смотрела на окно, где по занавескам мелькали яркие огни, однако они мало ее интересовали.
– Поговори же со мной, Рой. Я хочу послушать тебя, приятель.
Я ничего не сказал. Не мог оторвать глаз от ее ног и бедер. Желание всегда несколько унизительно.
– Что ты делал, когда тебе было восемнадцать, Рой?
Я достал сигарету и предложил ей. Мы оба закурили.
– В то время я работал в баре и отвечал за букмекерские «вилки» на Юге, в основном в Луизиане, Арканзасе и Миссисипи.
– А что это такое?
– Это когда ставишь так, чтобы запутать официальных букмекеров и свести к минимуму возможные потери от того, что кто-то выиграет, сделав крупную ставку на темную лошадку.
– А-а-а.
С улицы доносились всевозможные звуки, а дым от наших сигарет поднимался вверх и разбивался о континенты на потолке. Музыка доносилась из радиоприемника машины, припаркованной в квартале от гостиницы; женщина ниже по улице кричала мужчине о его о-бя-зан-но-стях, четко выговаривая каждый слог.
– А как получилось, что ты этим занялся?
– Собирался идти в морскую пехоту. – Я пожал плечами.
– Даже так? – Рокки положила ногу на ногу и подняла ко мне свое лицо. Ее нос и щеки были покрыты бледными веснушками, а слезы, стоявшие в глазах, делали ее глаза еще больше. – Что ты имеешь в виду?
– Когда мне исполнилось семнадцать лет, я на автобусе отправился на призывной пункт. Правда. Я проторчал там пару часов. Там много ребят сидело. Они были в сопровождении родителей, и джинсы у них были такие же грязные, как у меня. А еще у них были заштопанные рубашки. И руки, огрубевшие от работы на ферме. И их матери и отцы сами не могли до конца очиститься от всей этой грязи, которая всю жизнь их окружала. Вот я и смотрел, как рекрутеры общаются с родителями. Они почти не говорили с самими ребятами. Они говорили родителям: мы научим его этому, он узнает то, он вернется настоящим мужчиной. Ну, знаешь, как это бывает. И мне не понравилось, что эти ребята стояли в сторонке, как лошади на аукционе. И я стал думать, что мне надо чем-то заняться. Но точно не этим.
Я остановился и, держа сигарету вертикально, наблюдал, как над ней поднимается дым. Она была похожа на нефтеочистительную колонну, которые стояли на берегу озера в тех местах, где я вырос.
– И чем же? – спросила она. – Чем же ты решил заняться?
– В Бьюмонте было одно местечко, где моя мать работала до моего рождения. Она мне много о нем рассказывала. Место называлось «Бар Робишо». Она много рассказывала о своем бывшем боссе, которого звали Харпер Робишо, о
– И что, она хорошо пела?
– Да. Я думаю, что она бросила это занятие, когда родился я.
– Ну, и что же ты сделал?
– Я ушел из призывного пункта и, сев на другой автобус, добрался до Бьюмонта, где и нашел это место. Настоящим его названием было «Робишо у Дельты». Я пошел туда и нашел этого мужика, о котором она говорила, Харпера, который оказался его хозяином. Мне пришлось его подождать. Выглядел он очень круто, но был очень дружелюбен, и друзей у него была масса. Я рассказал ему о своей матери, и он хорошо меня принял. Спросил меня, как у нее дела, и расстроился, когда я сказал, что она умерла. Он спросил, чего я хочу, и я объяснил, что ищу работу. Вот так я и начал. Сначала я работал у него в баре, а когда он решил, что я достаточно поумнел, то посадил меня на тотализатор.
– А прежде чем ты к нему пришел, с кем ты жил? – Рокки курила и одновременно ковыряла ноготь на ноге.
– С мистером и миссис Бейдл. Они управляли нашим домом.
– А мама твоя умерла?
– Задолго до этого. Заболела.
– Той же гадостью, что и у тебя?
– Не знаю. Может быть.
Я потушил сигарету и стал рассматривать полосу кровавого цвета, которая шла по плинтусу. Мэри-Энн не болела, по крайней мере, не моей болезнью. Когда мне было десять лет, люди рассказали, что на мосту на автостраде № 10 они пытались ее удержать, но она просто перелезла через заграждение. Они сказали, что пока Мэри-Энн падала, она не издала ни звука. Пара из них побежала к заграждениям и успела увидеть, как она падала, все пятьсот футов [39] , а ее платье развевалось вокруг нее. Я часто представлял себе такое падение. Трудно пролететь такое расстояние и не издать ни звука.
39
150 м.
– А кем был твой отец? – спросила Рокки.
– Он был классный. Морской пехотинец – воевал в Корее. Умер, но не в Корее. На нефтеочистительной башне. – Я передернул плечами. – Это было уже давно.
Только когда мне исполнилось двадцать лет, я понял, что Джон Кэди знал, что я не его сын. В нем было пять футов и семь дюймов росту [40] , а я к пятнадцати годам вымахал до шести шутов трех дюймов [41] , и волосы у меня были светлые, а не темные, как у него и Мэри-Энн, и подбородок у меня был другой, но он всегда настаивал, чтобы я называл его папой.
40
Ок. 167,5 см.
41
Ок. 187,5 см.
– А вот этот мужик, Робишо… Он ведь тебе понравился, а? Я вижу это по тому, как ты о нем говоришь.
– Думаю, ты права. Он был очень удивлен, когда увидел меня в первый раз.
– А почему?
Я закатил глаза и вздохнул. И дело было не в том, что я не хотел рассказать ей то, что не рассказывал никому на свете. Я начал стягивать сапоги.
– Понимаешь, – проворчал я, – он тоже был крупным мужиком, прямо как я. И был на меня очень похож. Просто одно лицо. Он был удивлен, что мы так похожи.