Остров Пряностей
Шрифт:
«Ещё кусочек, ням… Чего суетишься, шебуршень?!»
— Мы сейчас в этот водоворот ухнем!
«Не ухнем», — отмахнулся топтыгин, погрыз ещё чуток и прыгнул с уже очень быстро скрывающегося в воде тела.
В прыжке уже он вывернулся, оставляя меня снаружи себя… и отвесил мне ускорительного пенделя в направлении Гордости, перед тем как развеяться!
— СВОЛО-О-ОЧЬ!!! — орал я, смотря на надвигающуюся бронзовый борт.
Но шмякнувшись об него — воткнулся когтями, которые вполне в него вошли.
«Не вернётся» — пришло довольное от Потапа.
— Ты какого меня пнул?!
«Чтоб до этой плавающей фигни долетел», — ехидно врал сволочной топтыгин.
— А я тебя не пинал!
«И дурак… хотя если бы пнул — я бы тебе устроил…» — выдала мохнатая задница. — «Не вернётся, испугался как заяц», — сказал он хоть что-то хорошее. — «И вку-у-усный какой! Жалко что мне всё нельзя» — вздохнул Потап. — «И качается всё… Ладно, я кое что придумал. Не тереби меня, шебуршень!»
И пропал. А я аккуратно поднимался по борту. Медленно, но ветер и страшновато, блин! И тут меня начало… да колбасить! Не критично, сознания не терял, но бросало меня то в жар, то в холод, то боль прострелит, то тепло и приятно станет. Блин, опять эта скотина меня корёжит…
Так что через борт я перевалился через четверть часа, буквально ползя по бронзе. Ну и любовался ошалелыми матросами, офицерами и даже Лидарёнышем, пучившими на меня глаза не уже змея.
— Михайло… Потапыч? — наконец прервал кто-то сцену «никто не ждал беролака из моря».
— Угу, — ответил я.
— А что с вами? — заинтересовалась Златка.
— В смысле… — начал было я, но посмотрел на своё туловище.
Ну, был я в обороте, это понятно. И без одежды-брони, как вскочил после столкновения, так и почесал на палубу, не до мелочей было. Но стал я… Пощупал я себя, сквозь шерсть и выдохнул с некоторым облегчением. Дело в том, что Потап утилизировал змеиные излишки на «экстренное похудение». Дрищём я не стал, но жирка под шерстью не прощупывалось вообще. А, главное, довольно длинную и пушистую шерсть заменила шерсть гораздо короче, темнее, аж слегка вьющаяся.
Внешне, выходит, я раза в два поменьше стал, притом что по факту — на считанные проценты. Ну и хорошо, облегчённо заключил я. Хотя Потап, конечно, та ещё скотина и мохнатая задница: нашёл время, блин!
«А когда?» — пришло от мохнатого довольно ехидная эмоция. — Жратва вкусная, полезная, но много мне нельзя. А не сожрать — так испортится. И я — спать!'
— А пинка ты от меня получишь, — посулил я, получив в ответ ехидное посапывание.
— Это я в борьбе со змеем изнемог, — сообщил я наставительно. — Но победил!
— Это, Михайло Потапыч, я даже не знаю… — начал было Зан.
— А я — знаю, — отрезал я, уставившись с ухмылкой на Лидарёнышка с нянькой в сторонке. — Уважаемый… губернатор, я спас судно и поверг змея. На службе. Так? — совсем широко оскалился я.
Ух, как его скукожило и скрючило, аж сердце радуется! Но и отмазаться засранец
— Так, видом, — через минуту, с кислой мордой сообщил он. — Награда ждёт тебя в Рачительном.
— И сколько службы мне осталось? — улыбался я так широко, что не был бы териантропом — порвал бы щёки к чертям.
Лидари зашушукались, но я на них пырился и не отставал: мне было важно, чтобы ответ был сейчас.
— Два… месяца, семьдесят дней… — страдал Лидарёныш. — Не считая путешествия!
— Так уж и быть, — махнул я лапой. — Не считая, без чудищ и прочего, что может в этом «путешествии» встретится.
И потопал к себе, несмотря на общее гадство — довольный. Опасность была, но получилось всё чертовски удачно, почти «пол срока» скостил… Но на хрен такие «скостения» в дальнейшем, расслабился я, пока Мирка старательно исполняла обязанности и благодарила за то, что поймал. Лучше я остаток ряда спокойно подежурю, благо остаётся его немного.
9. За пазухой
За полутора суток Гордость вышла из зоны тайфуна. Вроде как получила получила ускорительный пинок от глотки, или, как пояснил кормчий, поймала «волну от водоворота, двигающую корабль в нужном направлении». Выходило что-то типа водяной пращи, как я понял.
И, оказавшись вне шторма, у меня стали появляться мысли, что лучше бы мы били в нём! Жа-а-арко, блин! А если бы я экстренно не похудел и полинял — была бы совсем беда. Про кирасу я забыл, как про страшный сон: в ней как в гриле. Да и без неё на палубу выходил только вечером и ночью. Вдобавок запашки в Гордости появились те ещё, даже Златка занялась опреснением воды, в промышленных масштабах: от вонизма владеющие натурально страдали, вдобавок вонючки начинали болеть. Ну а мыться солёной водой каждый день… скажем так, количество приплывших ощутимо сократилось, от кожных болезней.
А в компании на капитанском ужине я стал «чертовски почитаемым паладином Потапычем». Ну, например, при моём появлении присутствующие поднимались, как раньше приветствовали только капитана. И в целом благоговели, умеренно, но при этом ощутимо. А я от проявления к своей почтенной персоне почтения, етественно, не возражал. Правда это было из-за мохнатой задницы, чтоб её… Но если б не я — то ни черта эта задница не сделала бы. Потому что её на Гордости и не было бы, так что почтение направлено было в правильную сторону.
В связи с жарой, кстати, появились вопросы, на которые никто из команды, даже Рома не знала точных ответов. Но узнаю на Пряном, вроде как несмотря на «фрагментарное заселение» корифейская бюрократия там вполне развита и работает.
Так прошла неделя, я даже акклиматизировался немного, причём настолько, что мог в виде беролака топать по палубе. Исходил потом, дышал как загнанный медведь на жаре, с языком на плече, но мог и не помирал. Что занятно: Потап, очевидно, в преддверии Пряного шаманил с моей физиологией. Часть его шаманств я просто знал — или сам просил, или мохнатый прямо предупреждал, а часть открылась во время таких прогулок: мой пот не пах, исполняя только функцию охлаждения.