Остров Пустых: Серый Дом
Шрифт:
– Он только кажется таким, знаешь, арюстюкрютом, – смешно гнусавил Роб, – а на самом деле, когда Кабан прицепился, Граф сначала его разложил словечками, а потом – бац! Ну, нос нашему Графу разбили, но вот у Кабана все намно-ого хуже сложилось.
Ирта сглотнула. Не любила она агрессивных драчунов… Тем более таких, которые с виду «нормальные». К тому же: она быстро поняла ещё кое-что. Этот лидер… Чертовски любил привлекать к себе внимание. Он купался в нём с таким же надменным выражением на лице.
Хотя, возможно, скрытое неодобрение Ирты было спровоцировано и другим фактором. Ведь именно Граф оказался причиной ссоры Барбары и Виалы.
– Гулял он с ними. Ну, девки-то видные, – с завистью потянул Роб, – мне Зубастый Том рассказывал. Сначала, значит, с Барби мутил… А потом появилась Виала и они тоже, ну… Гуляли.
Упоминания об этом Ирта находила и в Комнате Слухов. Сама Виала о подобном не говорила. Впрочем, Ирта помнила, что Рыж достаточно… Влюбчивая. Раньше, в приюте, ей тоже нравились смазливые. Она гуляла с ними, а потом как-то резко теряла интерес. Рыж непостоянная, но, разве могла Ирта её осуждать?
Но конфликт с Барбарой, похоже, прочно укоренился в сознании Виалы. Ирту это волновало: за блондиночкой гуськом ходили «её девочки». Недавно к ним прибилась новенькая – неприметная, «серая мышка», по имени Мина. Кажется, именно она тогда молилась в фургончике.
«Как бы беды не вышло…» – рассеянно думала Ирта.
– Дх-хались, – жуя кусок хлеба, авторитетно поведал Зубастый Том.
Он был охоч до сплетен сильнее всех и всё ещё прочно ассоциировался у Ирты с нелепой обезьянкой.
– Я те говорю – дрались они! Ви и Барби, – он весело расхохотался, – патлы друг у друга чуть не повырывали. А Граф-то не вмешивался, смотрел.
«Выделывается» – разозлилась Ирта, сжимая мочалку. Не он первый, конечно, из таких ребят. Но единственный, кто уверен в своей исключительности.
– Отчего же его только по кличке называют? – как-то раздражённо бросила она через плечо.
Роб и Том притихли, а потом синхронно пожали плечами.
– Не знаю, – почесал макушку Роб, – как-то привыкли все. Никлас его зовут, да только вона – смотришь, а вылетает «Граф».
«Из погорелого театра» – подумала Ирта, но смолчала. Она не хотела навлекать на себя беду. Может быть, пижон и любит выделываться, да только кулаки у него всё равно крепкие, а язык – острый. В приютах редко кто придерживался правила «не бью девочек». Тёмную тебе могли устроить в любой момент…
Глава 4
– Кх-х… Кха! – Ирта отчаянно отплевывалась, раболепно склонившись над туалетом, под злостное улюлюканье толпы.
– Слабовато!
– Залей ей ещё в хлебало…
– Чтоб морду не совала, ха!
Возгласы неслись отовсюду и она чувствовала себя загнанным зверем, дворнягой, поджавшей обрубок хвоста, но подавляла скрытый страх и скалилась пошире. Ежели слабину покажешь – худо будет, ещё хуже, чем сейчас.
– Ну-с…– насмешливый голос Графа послышался над головой и все остальные (как-то сами собой) постепенно стихли. – Что, отъелась на наших харчах?
Граф схватил Ирту за шкирку и ощутимо встряхнул. У неё зубы невольно застучали, а глаза заметались по комнате (и по лицам присутствующих).
В голове лихорадочно и насмешливо всплыли строки из правил Серого Дома: «Новичков здесь проверяют бурдой». Чёрт побери! Подобное «испытание» часто встречается в сиротских домах, но Ирта и подумать не могла, что «бурда» настолько забористая и тошнотворная. Они туда, что, спирт добавили?
Желудок болезненно скрутило, но девушке оставалось только мысленно жаловаться на несправедливость и пропавший ужин. Рядом с ней находились и другие новички, дрожащие от неприятной экзекуции. Среди них и Мина – девочка из подпевал Барбары. Трясется, как осиновый лист на ветру…
Граф, наконец, отпустил Ирту и рассмеялся. Его резкий смех подхватили остальные. Этот гогот напомнил приютской лай дворовых псин, но она прикусила язык. Нельзя говорить гадости, нельзя даже смотреть непочтительно в сторону этого парня. Такие интуитивно чуют неповиновение, такие в-с-ё чувствуют слишком хорошо.
За дерзкий взгляд засунут твою голову в унитаз – и купайся там, плыви, рыбонька, булькай. Обижаться бесполезно, таковы правила их дикого, жестокого мирка.
– Слабовато, однако…– ухмыляется Граф. – Нам досталось много хлюпиков. Но ничего – бурда заставит вас мозги выблевать с желудком.
– Ещё! Давай их напоим! – улюлюкал Зубастый Том, которого Ирта едва не наградила ненавидящим взглядом. Вот крысёныш!
Она отчаянно посмотрела прямо в болотно-зелёные глаза Графа и сглотнула, резко отводя взгляд. От одной мысли о бурде ей становилось хреново.
– Хватит… – молебные нотки в голосе принадлежали Виале, которая смело выскочила вперёд, перед Графом. Такая маленькая, юркая лисичка. У Ирты от сердца отлегло: уж она-то не даст в обиду!
– Ну… – Граф всё скалится, да медлит, хитро прищурил глаза, словно вёл мысленный диалог с Рыжем.
– Никла-ас, – потягивает она с ощутимым кокетством, склоняет голову набок и смотрит так проникновенно своими большими глазами.
Ирта инстинктивно ощущает, что Барбара от этого злится. Кожей ощущает фибры гнева…
– Чёрт с ними, – Никлас закатывает глаза и с ощутимым превосходством оглядывает собравшихся, заставляет стыдливо отводить взгляды. – Что ж мы, звери?
В его голосе звучит неприкрытая ирония. Он поднимает кнут, он же – предлагает пряник. Но реальность такова, что никто не имеет права усомниться в любом его решении.