Остров сокровищ (Пер. О. Григорьева)
Шрифт:
— Неудивительно, если бы это было и так, — заметил доктор. — От человека, который провел три года на необитаемом острове, нельзя ожидать, чтобы он был в здравом уме, как мы с вами, Джим. Это больше того, что может выдержать человеческая натура. Кажется, вы говорили, что ему очень хотелось сыру?
— Да, сыру! — сказал я.
— Отлично. Вот вы увидите сейчас, что иногда хорошо быть лакомкой. Видели вы мою табакерку, Джим? И никогда не видели, чтобы я нюхал табак, так ведь? Это потому, что в моей табакерке я ношу всегда кусочек пармезанского сыра, вместо табака, — очень питательный итальянский сыр. Ну, вот теперь он и пригодится для Бена Гунна!
До ужина мы похоронили старого Тома в песке и несколько минут постояли над его могилой, обнажив головы на холодном ветру. Из лесу принесено было много валежника, но капитану показалось это мало и, покачав головой, он выразил надежду, что на следующий день «дело пойдет живее». Затем мы поужинали ветчиной и горячим грогом, и после этого наши старшие стали совещаться о том, что делать дальше. Оказывалось, что припасов у нас было очень мало, так что они должны были окончиться задолго до прибытия помощи. Главная задача была в том, чтобы как можно скорее справиться с мятежниками и выйти из осадного положения. Пиратов оставалось теперь всего пятнадцать из девятнадцати, да еще двое из них были ранены, а один, в которого сквайр выстрелил из лодки, может быть, даже умер уже от раны. Каждый удачный выстрел с нашей стороны сберегал таким образом наши припасы. Кроме того, с нами заодно действовали такие сильные союзники, как ром и климат. Действие первого уже давало себя знать: хотя мы были в полумиле от места стоянки пиратов, до нас ясно доносились их крики и дикие песни до глубокой ночи. Что же касается климата, то доктор уверял, что не пройдет и недели, как половина пиратов погибнет от злокачественной лихорадки, оставаясь без медицинской помощи в том болотистом месте, где расположился их лагерь.
— Да, — прибавил он, — если только они не перестреляют нас всех, то не прочь будут вернуться на шхуну. Ведь на ней они могут продолжать разбойничать по морю, сколько душе угодно!
— Это первый корабль, который я теряю! — сказал капитан Смоллет.
Я чувствовал смертельную усталость, но долго не мог заснуть, кашляя от дыма. Впрочем, потом я спал как убитый, и так долго, что остальные успели уже позавтракать и значительно увеличить запас дров, когда я наконец проснулся. Меня разбудил шум и громкие голоса. Я слышал, как кто-то воскликнул:
— Флаг перемирия! Сам Сильвер идет сюда!
Тогда я вскочил и, протирая сонные глаза, бросился к отверстию в стене.
ГЛАВА XX
Сильвер в роли парламентера
Действительно, сейчас за палисадом стояло два человека, и один из них держал в руках белый флаг. Другой — и это был не кто иной, как сам Сильвер, — с самым невозмутимым видом стоял возле него.
Было еще очень рано, и холодный утренний воздух пронизывал до костей. На ясном небе не было ни облачка, и верхушки деревьев краснели в лучах восходящего солнца. Но на окраину леса, где стояли пираты, еще не заглянули солнечные лучи, и они были по колена в белом тумане, поднявшемся за ночь над болотом. Очевидно, остров не мог похвалиться здоровым климатом.
— Не выходите из дому! — сказал нам капитан. — Судя по всему, здесь кроется какая-нибудь хитрая уловка!
Затем он окликнул пиратов:
— Кто идет? Ни шагу больше, или мы будем стрелять!
— Парламентерский флаг! — крикнул Сильвер.
Капитан осторожно вышел на крыльцо, опасаясь предательского выстрела. Обернувшись к нам, он отдал распоряжения.
— Отряд доктора на часах у амбразур, доктор Лайвесей смотрит на север, Джим на восток, Грей на запад. Другой отряд заряжает и передает ружья. Живо, и смотреть в оба, друзья!
Затем он снова обернулся к пиратам.
— Зачем вы пришли сюда с этим флагом? — крикнул он.
На этот раз ответил не Сильвер, а другой пират:
— Капитан Сильвер, сэр, предлагает перемирие!
— Капитан Сильвер? Не знаю его! Кто это такой? — вскричал капитан Смоллет. — Мы слышали, как он пробормотал себе под нос: «Вот как, уже капитан! Скоро же его произвели в этот чин!»
Долговязый Джон сам ответил за себя:
— Это я, сэр. Матросы выбрали меня капитаном после… после вашего «дезертирства» (на последнем слове он сделал особенное ударение). Мы согласны подчиниться вам, если условия мира будут сносные. Дайте мне только слово, капитан Смоллет, что я выберусь целым и невредимым из этого форта, и что мне дадут уйти из-под ваших выстрелов!
— Я не чувствую, любезный, ни малейшего желания разговаривать с вами, — отвечал капитан Смоллет. — Но если вы хотите что-нибудь сказать мне, то можете подойти сюда. Предупреждаю только, что если тут кроется какое-нибудь предательство, то вам несдобровать. Пеняйте тогда на себя!
— С меня вполне достаточно одного вашего слова, капитан! — галантно отозвался Долговязый Джон. — Я знаю, с кем имею дело, и вы можете положиться на меня!
Видно было, что спутник Джона пытался удержать его. Но Сильвер только рассмеялся ему в лицо и хлопнул его по плечу, точно сама мысль об опасности казалась ему нелепой. Затем он подошел к палисаду, перебросил сначала свой костыль, а потом с необыкновенной ловкостью перелез через него сам.
Откровенно сознаюсь, я с живым интересом следил за тем, что происходило около блокгауза, и совсем забыл о своих обязанностях часового. Оставив отверстие в стене, выходившее на восток, я незаметно проскользнул за капитаном, который сидел теперь на пороге, опершись головой на руки и не спуская глаз с бассейна, в котором била ключом вода. Я слышал даже, как он насвистывал какую-то песенку.
Сильверу нелегко было взобраться на холм: песок сыпался из-под костыля на крутом подъеме, а низкие пни срубленных деревьев не могли служить опорой. Но он выдержал это с мужеством истинного мужчины и, подойдя к капитану, отвесил ему самый вежливый поклон. На нем одет был лучший его костюм: широкий синий камзол с медными пуговицами доходил до самых колен, а великолепная шляпа с галунами сдвинута была на затылок.
— А вот и вы, любезный, — сказал капитан, поднимая голову. — Ну, что ж, садитесь!
— А не лучше ли войти в дом? — проговорил жалобным голосом Долговязый Джон. — Очень уж холодно сегодня, сэр, чтобы сидеть на песке!
— Вот что, Сильвер, — сказал капитан, — если бы вы оставались честным человеком, то преспокойно сидели бы теперь в вашей теплой кухне. Пеняйте сами на себя, если все вышло иначе. Во всяком случае, вы для меня или мой корабельный повар, и тогда я обращаюсь с вами достаточно вежливо, или же капитан Сильвер, бунтовщик и пират, а тогда вы стоите только виселицы и ничего лучшего!
— Ладно, ладно, капитан, — продолжал повар, усаживаясь без дальнейших разговоров на песок. — После вы только дадите мне руку, чтобы помочь встать с земли, вот и все. А славное у вас тут местечко! А, и Джим тут! С добрым утром, дружище Джим! Доктор, наше вам почтение! Да у вас тут отличная семейка, если можно так выразиться!
— Если у вас есть что-нибудь сказать мне, любезный, так выкладывайте живее! — сказал капитан Смоллет.
— Совершенно правильно, капитан Смоллет, — заметил Сильвер. — Долг прежде всего, ничего не поделаешь. Ну, что ж, это вы отлично придумали этой ночью. Не могу не сказать, что это было славно обделано. Кто-то из ваших отличился на совесть. Не скрою, что это поразило кое-кого из наших, а, может быть, и всех, может быть, и меня самого в придачу. Пожалуй, оттого я и пришел сегодня за условиями мира. Но заметьте, капитан, что во второй раз это не удастся, черт возьми! У нас будут теперь часовые, да и рому мы поубавим, да. Не думайте, чтобы мы все перепились до бесчувствия. Я, например, был совсем трезв и только устал как собака. Разбуди я товарища быстрее, я бы поймал вашего человека на месте преступления. А матрос еще был жив, когда я побежал к нему, уверяю вас!