Остров сокровищ (Пер. О. Григорьева)
Шрифт:
— Капитан ранен! — сказал мистер Трелоней.
— Все убежали? — спросил капитан.
— Все, кто только мог идти, — сказал доктор. — Осталось пятеро человек, и те уже никогда не двинутся с места!
— Пятеро! — вскричал капитан. — Да это отлично! Значит, нас теперь четверо против девяти. Это лучше, чем семь против девятнадцати, как было раньше!
Позже мы узнали, что разбойников было не девять, а только восемь, так как тот, которого ранил с лодки мистер Трелоней, умер к вечеру того же дня.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА МОРЕ
ГЛАВА XXII
Как я пустился в море
Разбойники не вернулись, и вторичной атаки не было. Из восьми раненых остались в живых только трое, но из них двое — один пират и Гунтер — скончались в тот же день, а капитан получил хотя и серьезные, но не опасные для жизни раны, так как ни один важный орган не был затронут. Андерсон ранил его пулей в плечо и грудь, кроме того, У него была прострелена икра. Доктор уверял, что он поправится, но некоторое время не должен был ходить и двигать рукой. Моя рана в кисть руки оказалась пустяком, и доктор Лайвесей, стянув ее липким пластырем, шутя потрепал меня за ухо.
После обеда сквайр и доктор подсели к капитану и начали совещаться, а после полудня доктор надел шляпу, взял пистолеты и кортик за пояс, а карту в карман, и быстро вышел из дому, направляясь к лесу.
Я с Греем сидел в это время на другом конце блокгауза, чтобы не слышать совещания наших старших. Увидев доктора уходящим в лес, Грей вынул изо рта трубку и остался так, позабыв даже курить.
— Черт возьми! — вскричал он, пораженный как громом таким необычайным явлением. — Никак доктор Лайвесей с ума спятил?
— Ну, нет, — ответил я, — он способен на это меньше, чем кто-либо другой, я полагаю!
— Может быть и так, дружище, — сказал Грей, — но если он в здравом уме, так, значит, у меня в голове что-нибудь не в порядке!
— Если я не ошибаюсь, — заметил я, — он отправился повидаться с Беном Гунном!
Я, действительно, был прав, как оказалось после. В душе я сильно завидовал доктору, что он идет теперь в тени деревьев, дышит смолистым сосновым воздухом и слушает пение лесных птиц. В доме стояла невыносимая жара, и песчаная площадка перед ним была совсем раскалена. Кроме того, несколько покойников, лежавших тут же, наводили на меня почти ужас. Чувство зависти к доктору все росло с каждой минутой, и наконец я решился последовать его примеру и сделать вылазку. Улучив минуту, когда никто не смотрел на меня, я подошел к мешку с сухарями и наполнил ими оба кармана моего камзола. Я сам понимал, что собираюсь выкинуть безумно смелую штуку, и решил обезопасить себя хотя бы от голода. Затем я запасся парой пистолетов, порохом и пулями и считал себя вполне достаточно вооруженным.
В сущности говоря, тот план действий, который я себе наметил, был вовсе не так уж плох, я хотел спуститься на ту песчаную косу, которая с востока отделяла бухту от моря, отыскать Белую скалу и убедиться в том, что там спрятана лодка Бена Гунна. Мне и до сих пор кажется, что это стоило сделать. Но так как я был уверен, что меня не отпустят из блокгауза, то оставалось только ускользнуть из него тайком, а это, конечно, было нехорошо, и меня оправдывает только то, что я был еще очень юн и жаждал приключений.
Судьба благоприятствовала мне: сквайр и Грей занялись перевязкой ран капитана и так были поглощены этим делом, что не заметили, как я выбрался из-за загородки. Раньше, чем отсутствие мое могло быть обнаружено, я был уже в лесу, и никакие крики из блокгауза не могли долететь до меня. Это была моя вторая безумная выходка, и она была хуже первой, так как я оставлял защищать блокгауз только двоих здоровых людей, но как и первая, она послужила в конце концов к нашему спасению.
Я отправился прямо к восточному берегу острова, так как решил пробраться к Белой скале с морской стороны косы, чтобы меня не заметили с корабля. Было уже не рано, хотя еще достаточно тепло и светло. Пробираясь лесом, я слышал вдали шум морского прибоя, и ветер с моря шелестел листвой деревьев. До меня доносились уже свежие струйки соленого воздуха и скоро открылась синяя и искрящаяся на солнце поверхность моря с белой пеной около берега. Я никогда не видел, чтобы море у берегов Острова Сокровищ было спокойно, и как бы ни светило солнце, как бы тих ни был воздух, волны с неумолкаемым ревом разбивались около него днем и ночью, и вряд ли на острове можно было отыскать местечко, где было бы не слышно их постоянного рокота.
Достаточно, как мне казалось, свернув на юг, я пополз, прячась за кусты, к песчаной косе. Позади меня осталось море, впереди была бухта, где стояла шхуна. Здесь было совсем тихо, и наша «Испаньола», с развевающимся на ней черным флагом, отражалась в зеркальной поверхности воды. Около нее была одна из шлюпок, и в ней на корме стоял Сильвер, разговаривая с двумя пиратами на шхуне; у одного из них была красная шапка. До меня доносился их смех, но слов я не мог разобрать. Вдруг раздался пронзительный крик, от которого у меня застыла кровь, но я сейчас же узнал голос Капитана Флинта, попугая Сильвера, и мне показалось даже, что я вижу яркие перья этой птицы, сидевшей на руке своего хозяина. Скоро лодка отчалила от шхуны и направилась к берегу, а красная шапка и его товарищ спустились в каюту.
Солнце скрылось за «Подзорную трубу», и над землей стал быстро подниматься туман. Мне нельзя было терять ни минуты, чтобы до наступления ночи отыскать лодку.
Белая скала, поднимавшаяся над кустами, была еще на довольно большом расстоянии от меня, и прошло немало времени, пока я добрался до нее, так как приходилось прятаться в кустах, а иногда и ползти на четвереньках. Ночь уже почти наступила, когда я наконец очутился около скалы и нащупал с правой ее стороны небольшое углубление, скрывавшееся за кустами и густой травой, а в нем — маленькую лодочку. Это была первобытная пирога, выдолбленная из ствола дерева и покрытая козьей шкурой, мехом внутрь. Она была мала даже для меня, так что трудно было представить себе, чтобы в ней мог умещаться взрослый человек. Но зато она была чрезвычайно легка, и это делало ее очень удобной. Теперь мне оставалось только вернуться в блокгауз, но в моей голове зародилась новая безумная, и в то же время такая заманчивая мысль, что я не мог не поддаться ей: мне страстно захотелось подкрасться под прикрытием ночи к «Испаньоле» и перерезать якорный канат. Я думал, что после сегодняшней неудачной атаки пиратам ничего больше не оставалось, как сняться с якоря и пуститься в открытое море, и мне хотелось помешать их намерениям. Так как на шхуне не осталось ни одной шлюпки, то мне казалось даже, что я не очень рискую собой, решаясь на такую штуку.
И вот я уселся в кустах в ожидании ночи и стал с удовольствием закусывать сухарями. Когда погасли последние лучи света и густой туман окутал море и остров, я взвалил себе на плечи пирогу и спустился к берегу. Среди полного мрака светились только два огонька: костер, разложенный на берегу, около которого отдыхали пираты, и другой огонек, едва мерцавший в тумане, — на шхуне. Она теперь была обращена ко мне носом, и в каюте был свет, падавший из кормового окна на воду. Отлив был уже в разгаре, и мне довольно долго пришлось тащить лодку по мокрому песку, а затем идти по колена в воде, пока можно было наконец поставить лодку килем вниз и пуститься по волнам.
ГЛАВА XXIII
По волнам отлива
Пирога оказалась очень легкой и вполне подходящей для моего роста и веса, но ею было очень трудно управлять, так как лодчонка оказалась с норовом и часто выкидывала самые неожиданные штуки. Больше всего любила она вертеться кругом, как волчок. Сам Бен Гунн находил, что управлять ею мог только человек, хорошо знающий ее характер и привычки. К сожалению, последние мне были совершенно неизвестны, и в моих неискусных руках она двигалась во все стороны, кроме той, куда было надо. Не будь отлива, я бы, наверное, не добрался до «Испаньолы», но течением меня как раз относило на нее. Шхуна, неясным черным пятном выделявшаяся на окружающем темном фоне, приняла наконец формы корабля. Подъехав ближе, я нащупал канат и ухватился за него. Течение было так сильно, что шхуна колыхаясь на волнах, натягивала якорный канат струной. Один взмах моего ножа — и она поплыла бы в открытое море. Но, к счастью, мне вовремя пришло в голову, что для меня будет очень опасно сразу перерезать туго натянутый канат, от сильного толчка моя лодка могла опрокинуться.