Остров спасения – Русский

Олеск Наталья

…Прошло два с небольшим месяца. Несмотря на начало ноября днем температура доходила до плюс пятнадцати градусов по Цельсию. Второй раз за сезон цвела жимолость, клубника, яблони, сливы и красивейший на свете кустарник со сложным названием «рододендрон» с густыми темно-розовыми махровыми цветами, похожими на азалию. В переводе с греческого так и звучало – «розовое дерево». Город казался окруженным со всех сторон морем, необыкновенного изумрудно-бирюзового цвета, и в сравнении с Черным морем, которое полностью оправдывало название (семья Маши отдыхала на его побережье каждый год), дальневосточное поражало кристальной чистотой и яркими красками. В бухту с романтичным названием Золотой Рог заплывали исполинских размеров киты, пуская над собой многоэтажные фонтаны; их сопровождали дельфины, как по команде подпрыгивающие высоко над водой. Листья с деревьев еще не опали, и приезжих это весьма удивляло. Затяжная приморская осень была в новинку. Восхищало осеннее разноцветие: здесь

и нежно-желтые осины с березками и липами, и ярко-зеленые дубы с елями и кедрами, и, что больше впечатляло, – клены были багряно-красного цвета, отливающим десятком оттенков! В родном Петербурге осенняя природа радовала только желто-зелеными тонами. В лесу до сих пор встречались опята. Местные показали, искать грибы следует на деревьях и старых пнях. После промозглого в холодное время года Урала Приморье казалось настоящим раем. А когда петербургские дети увидели в центре растущие пальмы, стволы которых, готовя к приближающейся зиме, укутывали теплой тканью, восторгу не было границ! На оживленных улицах сновало большое количество китайцев: в основном ходили в длинных халатах, треугольных головных уборах и деревянных шлепанцах; иногда попадались и в строгих черных костюмах и котелках, обязательным атрибутом при этом являлись напомаженные тонкие усики. Владивосток в сравнении с Петербургом оказался небольшим; центр выстроен из красивых каменных зданий со шпилями, обилие фонтанов, клумб, на которых, несмотря на глубокую осень, цветы радовали сочными красками; богатые магазины с невероятным разнообразием товаров, сияние тысяч огней электрических ламп в вечернее время; женщины ходили с солнечными бумажными зонтиками и в светлой одежде… – глаза от всего разбегались! Первое впечатление, запомнившееся и сопровождавшее Машу всю жизнь, было ярким и чарующим: теплый, солнечный, сложенный из белого камня город, вокруг которого простирается ласковое прозрачное море…

Среди царящей неразберихи и опасений за свое будущее свершилось поистине чудо: после длительных переговоров с властями детскую колонию решили расселить на Русском острове, расположенном недалеко от города. Переправлялись туда-обратно на вельботах или лодках (старшие дети с небольшим отрядом детей помладше жили на Канале и на учебу были определены в Алексеевскую гимназию, остальные – в поселке Поспелово), а в штормовую погоду ходили с провожатыми по туннелю, заканчивающегося вблизи от их учебного заведения. Маша с Лизой обживались на Канале, на территории искровой станции Телефункен, в одной из казарм, где раньше располагался обслуживающий персонал и военные. Их решили не разлучать, так как они назвались сестрами. На станцию детей пускали в сопровождении взрослых, но каждая из экскурсий ознаменовывалась величайшим любопытством и восторгом, а затем рассказами взахлеб и сочинениями разнообразных историй. Самым незабываемым впечатлением от искровой станции, конечно, была 75-метровая мачта, стоявшая рядом с основным зданием. Некоторые мальчики всякий раз пытались взобраться на нее да повыше, получали нескончаемые нагоняи от воспитателей, но поползновения не прекращались. Мальчишки есть мальчишки! Еще одним объектом глубокого внимания, наблюдения и подробнейшего изучения, несомненно, была канатная дорога. По ней в теплую, безветренную погоду, в обе стороны, отправлялись только грузы, необходимые для жизнедеятельности.

Будучи взрослой, Маша не единожды размышляла над подлинными причинами этого путешествия. Зачем Американский Красный Крест организовал детские летние лагеря в то смутное время, проживание в которых было весьма дорогим – до девяносто рублей в месяц с ребенка; с какой целью увез в далекий приморский город, и что на самом деле делали американцы на искровой станции… Через довольно продолжительный период стало известно следующее: по прибытии поезда с царским золотом на Дальний Восток, забытые аж на целый год петербургские дети из разных лагерей Урала и Казахстана, по возможности были собраны в результате неимоверной шумихи в печати в единую детскую колонию, быстро последовавшую за бесчисленными богатствами Российской империи в виде царского золота. В 1919-ом году во Владивостоке численность населения резко увеличилась: многие прибывали в надежде жить вдали от военных событий, не зная, останутся они здесь навсегда или, преодолев морские границы, последуют в Японию, Китай, Корею, или Америку. Приезжали и такие, кто искал легкой наживы. Открылось большое количество банков. Оправдались ли истинные цели, достигли ли желаемых результатов организаторы Американского Красного Креста – Маша не имела представления.

Развернуть подаренный сверток удалось лишь на третий день: в нем находились вязаные плотным узором шерстяные варежки с невиданными темно-розовыми восьмиугольными снежинками и зелеными листьями на коричневом фоне, шапочка с тем же узором, невесомое светло-льняное платье с широким кожаным, вышитым бисером поясом, почти невесомый жилет из тончайшей белой кожи с нежной меховой оторочкой, точь-в-точь как на тех женщинах со станции, и белые атласные туфельки. В глуби вещей лежал маленький кошелек с десятью золотыми монетами, каждая

достоинством в десять рублей, маленькое круглое зеркало в серебряной рамке и записка со словами: «Береги его». Увидав деньги, Маша спрятала их обратно. Воровства среди детей не замечалось, но она уже знала по своему невеликому опыту – лучше не искушать. Деньги при случае зашила в пояс школьного платья. Ткань была грубая, очень плотная, поверх него надевался фартук, поэтому контуры монет не проглядывались. С формой детям подсобили жители, дети которых выросли, а платья, фартуки и прочие школьные атрибуты тщательно хранились в семьях, а теперь сгодились.

У Маши долго не получалось прийти в себя от чувств, захлестнувших ее при виде внезапно свалившихся сокровищ. А достались, считала, не совсем правильным путем. Год назад для нее это была мелочь, на которую она бы и внимания не обратила. Теперь Маша научилась ценить. Конечно, была безмерно счастлива, но постоянно возникал один и тот же вопрос: почему? «Почему именно ей подарили? За что ее выбрали? Зачем? И слова – «береги его»… Кого подразумевали? Может, с кем-то перепутали? С кем? Надо спросить у взрослых, кто так одевается, вполне вероятно, найдет, кому полагался сверток», – размышляла девушка.

Новые документы им не понадобились. Власти лояльно отнеслись к петербургским детям и воспитателям, проникшись бедственной ситуацией. Помогали, чем могли, и с их стороны к кому-либо из приехавших из-за принадлежности к благородному сословию притеснения отсутствовали. На том и порешали: пусть все останется без изменений.

В первые месяцы жизни на острове дети побывали почти на всех объектах необъятной, построенной на века, Владивостокской крепости. Больше всего старшие мальчики глубоко интересовались системой колодцев, родников и резервуаров для питьевой воды. С вершины рядом находящейся сопки она стекала по трубам, попадая в многотонные, глубиной до тридцати пяти метров, бетонные емкости, из них попадала в каждый двор близлежащих поселков Поспелово и Канала. Старожилы говорили: вода в их местах волшебная, сколь наберешь и сколь она стоит, не испортится, и это истинная правда. Женщины здесь отличались чистой ровной кожей, толстыми длинными косами и добрым нравом. От воды или еще от чего, история умалчивает, но факт. «Видимо, ветра ненужное повыдували!» – шутили они. Жаль только, источники не могли похвастать гигантскими запасами, поэтому в островских поселениях, удаленных друг от друга на приличное расстояние, проживало незначительное количество жителей.

Как-то в декабре, до морозов, дети вместе с воспитателями отправились в поход на самую высокую сопку острова – Русскую, в основании поселка Подножье. Сперва сели в лодки, чем существенно сократили путь. Старшие мальчики умело справлялись с веслами – не зря тренировались больше месяца. Переплыли внутреннюю бухту Новик, в поперечнике она не более полутора километров. Радовало солнце, тепло и безветрие, а также отсутствие снега. Дорога на сопку часто петляла и на нескольких глухих поворотах становилась крутоватой на подъем. Несмотря на мелкие сложности поход проходил в бодром настроении. Ближе к вершине им попался ключ, бьющий из-под земли.

– Опять! – старшие мальчики подскочили к воде и стали пробовать ее на вкус. Та лилась густым напором, но с краткими перерывами, была свежей и прозрачной.

– Необычайное явление! – воскликнул ученый и всезнающий из всех детей Петр Воронцов, сын потомственных фабрикантов. – Мы в который раз встречаем источник, бьющий с заметной силой и почти с самой высокой точки горы! Нет иного объяснения, эти сопки – молодые вулканы. Внутри них бурлят дивные, положенные только им процессы: нагревание жидкости и поднятие наверх, на оконечность! Да и вода, несмотря на время года, не очень холодная!

Все присутствующие подтвердили: да, она теплее, чем на Канале. Маша, интересовавшаяся миром растений, еще по дороге отметила, что папоротник зеленый, хотя немного увял. На Канале он давно побурел и засох. А вслух сказала:

– И правда: до сих пор можно гербарий собирать!

Младшие девочки, довольные образовавшейся паузой, нарвали тонких зеленых веток и начали плести венки, надев по готовности поверх теплых платков. На оконечности сопки расположился военный форт, к нему шла мощеная ровным гранитным камнем розового в крапинку цвета изрядно широкая дорога, перед входом которого красовались огромные бетонные цифры «1909». На искровой станции тоже были цифры – «1904», а на форте Поспелово – «1906». Видимо, тут было принято на фасадах зданий выкладывать год постройки.

По выходным петербургские дети посещали церковь. Сопровождал детей Патрик, молодой человек, учитель математики и одновременно воспитатель у малышей. Те в город не ездили, учились в местной школе. В отличие от других воспитателей по-русски изъяснялся прекрасно, даже без акцента. Кто он был – англичанин или шотландец – Маша не помнила, главное, добрейшей души человек.

Путь в школу хотя был и не близкий, но Маше безмерно нравилась морская дорога. Погода в основном стояла теплая, солнечная, это было непривычно. В Петербурге глубокой осенью и зимой хмарь, влажность, туманы. А здесь море и небо голубое, ни облачка, ни тучки, ветра нет. Красота!