Остров спасения – Русский

Сердечная благодарность за помощь

в подготовке книги

моим любимым родным:

бабушке Олеск Эльвире Югановне

и ее сестре Олеск Лидии Ивановне,

папе Олеску Александру Васильевичу,

тете Олеск Татьяне Анатольевне,

и моим глубокоуважаемым соседям

Сапону Виктору Ивановичу

и Кравченко Татьяне Ивановне

Где океан, век за веком стучась о граниты,

Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,

Высится остров, давно моряками забытый, – Ultima Thule.

Вымерли конунги здесь, что царили когда-то,

Их

корабли у чужих берегов затонули.

Грозно безлюдье вокруг, и молчаньем объята Ultima Thule.

Даже и птицы чуждаются хмурых прибрежий,

Где и тюлени на камнях не дремлют в июле,

Где и киты проплывают все реже и реже… Ultima Thule.

Остров, где нет ничего и где все только было,

Краем желанным ты кажешься мне потому ли?

Властно к тебе я влеком неизведанной силой, Ultima Thule.

Пусть на твоих плоскогорьях я буду единым!

Я посещу ряд могил, где герои уснули,

Я поклонюсь твоим древним угрюмым руинам, Ultima Thule.

И, как король, что в бессмертной балладе помянут,

Брошу свой кубок с утеса, в добычу акуле!

Канет он бездне, и с ним все желания канут… Ultima Thule

Валерий Брюсов, 1915 год

Глава 1

19 ноября 1919-й год, город Владивосток, остров Русский, поселок Канал.

Маша лежала на худом матрасе дощатой кровати, смотрела на высокий, густо побеленный потолок, куталась в теплые вещи, которые дали жители железнодорожных станций, по мере остановок состава по дороге с Урала в Приморье. Многие, зная про приближение поезда с детьми, подходили загодя, приготовив самое необходимое: продукты, одежду, одеяла, матрасы, спички, свечи, книги, игрушки… Детей было около тысячи. Отправлялись в лагерь на два месяца и, конечно, планировали вернуться домой, в Петербург, к началу осени. Никто не думал, что разрушающая все на своем пути Гражданская война застанет врасплох, сперва задержав их на целый год на Урале, а затем будет гнать стремительными военными действиями дальше и дальше от дома. Американский Красный Крест, под чьей эгидой собрали детей из благородных семей столицы, принял решение соединить организованные им летние лагеря в один поезд и спасаться бегством от безмерно диких и невыносимых военных ужасов, направляясь на Восток по Транссибирской железнодорожной магистрали.

…Запомнился Красноярск: здание вокзала глубокого зеленого цвета поразило фундаментальным великолепием и торжественностью. Маша во все глаза разглядывала высокие шпили здания, его высокие окна с цветными стеклами, сложные узоры на стенах и полукруглой крыше, из-за чего вокзал был похож на огромную шкатулку с самоцветами. В поезде девушка пересмотрела большую часть коллекций камней, собранные детьми разного возраста в пригороде Миасса Южного Урала, там они жили год. Было достаточно интересных экземпляров, в особенности малахита. И ее живое воображение сразу представило, как в здании-шкатулке лежат драгоценности. В других сибирских городах, где останавливался поезд, вокзалы также производили грандиозное впечатление, но именно первое, подробно рассмотренное ею здание в Красноярске, запомнилось ей больше остальных. Вполне возможно, это произошло из-за событий, там приключившихся…

На станции собралось значительное количество людей. Разношерстная толпа, начиная от совсем простых и заканчивая людьми богатого сословия, ожидали прибытия поезда. В стороне, на пригорке, стояли несколько женщин с детьми. Они были в отличие от многих нарядно одеты: женщины в белых платках с широким тонким кружевом, длинных, в пол, цветных шерстяных платьях; по краям расширяющихся книзу рукавов и подола сверкал бисер, на жилетах с меховой оторочкой красовалась нежная вышивка; на девочках и мальчиках пестрели нарядные вязаные шапочки. Поезд остановился, толпа радостно загудела, заволновалась. Дети неспеша выходили на платформу. Маша заранее приготовилась быть в первых рядах на станции. Одна из тех нарядных красавиц встретилась глазами с девушкой, помахала рукой и стала пробираться к ней сквозь толпу. Быстро преодолев препятствия и вплотную приблизившись к Маше, отдала холщевый сверток и мешочек с вышитыми разноцветными снежинками, успев шепнуть на ушко: «Носи с удовольствием! Никому не отдавай и не передаривай, в поезде не разворачивай! А в гешелёк загляни!» И после короткой паузы, ласково глядя на девушку, добавила: «Береги его!» После этих слов она будто исчезла, растворившись в толпе, а через некоторое время вновь оказалась рядом со своими. Маша спрятала подарки под теплый пуховый платок – ожидания, странствия и неизвестность научили бережному отношению ко всему материальному. Неожиданные события на вокзале произошли молниеносно, ситуация ошеломила ее, и девушка от растерянности даже «спасибо» вымолвить не успела. К другим детям тоже подходили, передавали разные вещи. Кто-то вручил ей целую корзину с пирожками и прочей снедью, но она, словно завороженная, пыталась разглядеть сквозь толпу необычных женщин и детей, пока те не скрылись из поля зрения – людей на привокзальной площади прибавлялось. Петербургские дети теснились ближе к поезду, чтобы не потеряться и не остаться на станции. Раздались протяжные гудки паровоза, означающие отбытие, и Маша вернулась на свое место, окнами выходившее на сторону вокзала. Девушка долго старалась

найти тех женщин с детьми, и в последний момент они очутились около поезда: оживленно размахивали руками, улыбались и возбужденно кричали. Невольно для себя Маша открыла окно и начала в воздухе вырисовывать витиеватые знаки, видимо, означающие слова благодарности. На секунду показалось, ее заметили, и слезы градом покатились по щекам. Такое краткое проявление внимания и любви запомнилось на всю жизнь, а в том положении было необходимо как воздух. Она была из богатейшей семьи и ранее про лишения знала понаслышке. Делать все самой, иногда терпеть голод с холодом, а, главное, не простудиться на сквозняках, – это стало тяжкой и непривычной действительностью. Маше было шестнадцать лет, и она прекрасно осознавала: если заболеет, лечить будет некому. Когда поезд набрал ход, девушка села на скамью, незаметно спрятав сверток под одеяло и с немалым любопытством развязав мешочек. «Она сказала – гешелёк?» – вспомнила слова женщины. В нем, обернутый в хрустящую соломку, лежал стеклянный, довольно объемный бутыль с жидкостью. На вложенной инструкции от руки печатными буквами была надпись: «Настой трав на спирту. При любых проявлениях простуды полоскать горло, натирать замерзшие руки и ноги. Лечить старые и свежие раны, от зубной боли», а далее – подробные указания, в какой пропорции смешивать лекарство с водой или растительным маслом; список трав, из которых изготовлен бальзам и способ приготовления. Маша из лечебных трав списка слышала лишь про ромашку и календулу. Крепко прижала к себе сосуд с целебным снадобьем и мысленно говорила Богу спасибо за чудо, свершившееся с ней; затем легла и моментально уснула, по-прежнему крепко держа свое сокровище. Проснулась от того, что настойчиво дергали за рукав. Это была Лиза, десятилетняя девочка, которую она опекала в весьма затянувшемся летнем отдыхе, дочь хороших знакомых родителей. Во время остановки в Красноярске Лиза спала, и Маша решила не будить девочку – та в последний период крайне плохо себя чувствовала. Пугал горячий лоб малышки. Несмотря на темноту виднелись ее широко раскрытые глаза, блестевшие лихорадочным огнем. Маша налила в стакан с водой несколько капель дареной настойки, а дальше следовала рецепту: натерла Лизе ладони, ступни, лоб, за ушами и верхнюю часть спины; дала теплых пирожков с капустой, молока с медом, лежавшие в корзинке, надела Лизе шерстяные носки и варежки, оказавшиеся вместе с едой – они удивительным образом пришлись девочке впору, и уложила подопечную спать. Сама тоже перекусила – малоизвестно, когда придется в следующий раз. Воспитатели, конечно, заботились о детях, доставая необходимое, но иногда не хватало элементарного. Добытые продукты и вещи, если было что делить, распределялись детьми без помощи взрослых. Между собой не соперничали, все делили по справедливости, но уже знали, в этой жизни можно остаться голодным, раздетым и разутым. Машиного возраста детей было немного, примерно пятьдесят человек, самым младшим – около восьми лет. За малышами следили старшие: кто братья-сестры, а кто как Маша. Держались дружно, но голод с холодом порой начинали чуть ли не верховодить детьми, в основном младшими. Тут подключались воспитатели. Те чутко объясняли: их обязательно вдоволь накормят и дадут теплую постель. Но это будет во Владивостоке, где кровопролитная война не успела занять город. После дети сразу успокаивались, доставали книги, которые взяли с собой или подарили на железнодорожных станциях, и с упоением читали, часто вслух, при этом младшие дети размещались в кружок вкруг старшего мальчика или девочки. Воспитатели – в основном американцы и немцы. Никто не ожидал ни революции, ни дурацкого бессмысленного убийства, где русские уничтожали русских. Взрослые часто повторяли детям: особо не распространять как кого зовут; обещали со временем выдать документы с новыми именами и фамилиями. Старшие хорошо понимали всю серьезность положения отпрысков из благородных семей: без суда и следствия могли убить или покалечить за одну лишь принадлежность к своей фамилии. Род Романовых был большой. Маша всегда гордилась близостью к царской фамилии, но инстинкт самосохранения выше всех сословий, поэтому сейчас постоянно думала, кем она будет в конечном пункте назначения, перебирая в голове благозвучные имена и фамилии… Лиза – из Лопухиных, и ей также в случае преследования было чего скрывать…

Наутро Лизе стало лучше: из глаз исчез нездоровый блеск, кашель уменьшился, а потница на сгибах локтей и под коленками посветлела.

– Ух ты! – воскликнула Маша, довольная результатом.

А про себя отметила: «Надо будет изучить травы этого настоя». Вспомнила красивую женщину, передавшую сверток, ее длинные пушистые ресницы и искрящийся добрый взгляд. Чрезвычайно не терпелось рассмотреть подарок, но она вняла голосу сердца и послушанию – дала обещание, что вскроет пакет только по прибытии.

Прошло несколько дней. Перед глазами путешественников представали незнакомые, потрясающие красотой пейзажи: бесконечные равнины, поросшие желтыми и оранжевыми лилиями, острые, со снежными верхушками горы, густая непролазная тайга с треугольными елками-колоссами, полноводные быстрые реки. Последние скрывались, когда состав врывался в очередной тоннель, затем поезд пересекал одних, мчась по узким длинным мостам; другие бежали бок о бок с рельсами, соревнуясь по скорости с пыхтящим железным зверем. Не единожды видели бегущих вдоль поезда медведей, кабанов, оленей. Многодневное путешествие подходило к концу…

Владивосток встретил необычайным зрелищем: недалеко от вокзала растянулся и лениво жмурился живой тигр. Дети в страхе и одновременно с любопытством прильнули к окнам, рассматривая усатое-полосатое чудище и долго боялись выходить на перрон. Лишь потом узнали: тигр ручной, всеми известный заслуженный артист бродячего китайского цирка; его в высшей степени качественно, а, главное, вовремя кормили, поэтому был добрым и милым, по крайней мере со стороны и с высоты поезда.

По приезду некоторые юноши из детской колонии вступили в армию Семенова. Говорили, воевали где-то на границе, а когда белые стали отступать, ушли вместе со своим военачальником в Китай. Никто не заставлял и не упрашивал идти воевать, но видя, как гибнет привычная и налаженная жизнь, по-другому поступить в тот момент не могли. И вот, совсем юные мальчишки, минуя период взросления, из детского лагеря сразу попали на фронт.