Остров Таусена(изд.1948)
Шрифт:
Выстрел прогрохотал словно в мозгу Цветкова.
Тигр все-таки сделал прыжок, но, тяжело раненный, он не рассчитал движения и перескочил через Цветкова. Кровь лилась из груди зверя широкой стру» й, но в нем было еще много сил, и ярость удесятеряла их. Он обернулся, и Юрий увидел его глаза — в них горела злоба. Цветков схватился за ружье, но Гущин скова опередил его и, задыхаясь от возбуждения, сделал еще два выстрела. Зверь свалился в судорогах, царапая лапами землю. Все это произошло так быстро, что никто не успел даже опомниться.
Таусен
Только за обедом Гущину удалось, наконец, расспросить Таусена.
— Скажите нам, откуда же здесь эти звери?
— Это, конечно, не тигры… — начал Таусен.
— А кто же?
— Просто кошки.
— Так вот почему у них такая расцветка кошачья! — сказал Гущин. — И кричал тот зверь по-кошачьи. А величина…
— А величина, — сказал Цветков, — это опять эксперименты нашего уважаемого хозяина.
— Как нетрудно было догадаться, — заключил Таусен.
— Но почему же вы не упоминали о них? — спросил Цветков.
— И зачем вы… ведь уже давно… — начал было Гущин, но Цветков остановил его взглядом.
— Я не предвидел, что так получится, — сознался Таусен. — Помните, я вам сказал: «Не то еще увидите». Работу по созданию гигантов я закончил только недавно и не все учел. Отто как был преданным псом, так им и остался, а в кошках после резкого увеличения размеров сразу проснулись инстинкты хищников. Ведь кошки менее привязчивы, чем собаки. Они не стали сидеть дома — разбежались по острову. Их стал мучить голод. А на кого они могли здесь охотиться? Разве на леммингов? Когда они были обыкновенными кошками, это их удовлетворяло. А что значит мышь для такого зверя? Или даже песец?
— Вы кормили их гипофизами? Или впрыскивали гормон гипофиза? — осведомился Гущин.
— Как вам сказать… В основном ваше предположение недалеко от истины, но это вовсе не так просто. Я работал над этим десять лет. Конечно, я имею дело с гипофизами. Мне удалось выяснить, что гормоны гипофизов некоторых морских млекопитающих отличаются исключительной активностью. Я воспользовался и другими эндокринными железами — в общем, применял сочетания разных желез. Но я не кормил ими животных и не впрыскивал им гормонов. Это дает сравнительно слабый результат, так как гипофизарный гормон роста разрушается в организме пищеварительными соками. И потому я делал иначе. В одних случаях я прибегал к трансплантации… то есть пересадке желез. Я нашел такую комбинацию гипофиза с другими железами внутренней секреции, которая дает наибольший эффект.
— Вы этих кошек с собой привезли? — продолжал спрашивать Гущин.
— Ну, что вы! Они уже были бы дряхлыми. Это третье поколение, как и Отто. Но опыты я начал еще с их родителями и, как видите, кое-чего добился!
Москвичи невольно переглянулись. Таусен заметил это, насторожился. Тогда Цветков резко переменил
— А какой умный пес Отто! — заметил он. И шутливо прибавил: — Он даже русский язык понимает. Вы к нему обращались по-русски в лаборатории, и он вас великолепно понял.
Таусен рассмеялся:
— Он интонации прекрасно чувствует и понимает. Еще маленьким щенком он проявил большие способности и привязанность ко мне. Я с ним был жесток: оперировал его для экспериментов — правда, под наркозом, но все же у него сохранились неприятные воспоминания об операционном столе и инструментах. Но он был уж очень подходящим экземпляром для опытов… И они дали, как видите, значительный результат…
Глава 14. Таинственные выстрелы
После обеда, когда за окном сгустились сумерки и в комнате зажгли свет, Таусен признался, что очень устал от ночных событий и сегодняшней охоты.
— Да и вам, мои молодые друзья, не мешает отдохнуть.
— Послушай-ка, — сказал Гущин Цветкову, как только они остались одни, — зачем ты дал мне знак молчать?
— Когда это? — не сразу понял Цветков.
— Когда я чуть не сказал о наших гигантах.
— А зачем? Сам увидит. Тогда это будет убедительнее. Ведь ему кажется, что он неслыханную вещь сотворил. И вдруг так его разочаровать! Нельзя же без подготовки — десять лет он был оторван от мира…
— Ты, пожалуй, прав.
— Ну вот. А тогда это будет нагляднее, и, главное, огорчение смягчится радостью, что он опять в широкой человеческой среде, что сможет работать вместе с большими учеными.
— Ты убежден, Юра, что мы скоро будем там и что он отправится с нами?
— Безусловно. А ты?
— И я тоже убежден.
Внезапно Цветков схватил Гущина за руку, глаза его потемнели.
— Что ты, Юра! — удивился Гущин.
Цветков приложил палец к губам, делая знак молчать.
И тогда они услышали слабый, отдаленный звук выстрела.
— Это второй, — шепнул Юрий. — Скорей на крыльцо!
Они выбежали из дома. Морозный ветер слегка пощипывал лицо.
И вдруг в тишине со стороны бухты раздалось еще несколько смягченных расстоянием выстрелов.
— Кто может там стрелять? Ведь наши все дома, — удивился Гущин.
Он бросился в дом, схватил ружье, вернулся и выстрелил подряд три раза. И снова, словно в ответ, со стороны бухты донеслись три негромких выстрела.
— Да ведь это люди с Большой земли! Люди, Юрка! — закричал Гущин.
Он обхватил приятеля и закружил его. Выбежал на крыльцо Таусен. В большом доме вспыхнул свет. Оттуда бежали саамы.
— Что случилось? — встревоженно спросил Таусен.
— Люди, люди с Большой земли! — громко повторил Гущин.
— Да, это, очевидно, так, — сказал Таусен, когда ему объяснили, в чем дело.
И новым для него, взволнованным и резким тоном добавил:
— Мы сейчас отправимся им навстречу. Может быть, они дают сигнал и им нужна помощь?