Остров в Меланезии
Шрифт:
Раз речь зашла об опасностях, которые подстерегают в джунглях путешественника, замечу мимоходом, что кроме крокодилов в прибрежной полосе на Бугенвиле нет опасных животных. Как и на Новой Гвинее, здесь богаче всего представлены пернатые, хотя нет ни одной райской птицы. Из сумчатых есть те же виды, что и на Новой Гвинее, тогда как змей здесь гораздо меньше, а ящериц больше. Бугенвильцы охотятся на всех животных (на змей — очень редко), кроме какого-нибудь одного вида, который считается покровителем данного племени. Охота дает островитянам небольшое количество животного белка, служащего важным добавлением к обычному
В Тсубиаи мы много беседовали с местными жителями. Они оказались очень общительными и охотно рассказывали о своей земле и бескрайних лесах, ее покрывающих. Они не знают никакой другой земли и ни за что на свете не уйдут отсюда. Разве только на побережье… Свой зеленый, пропитанный влагой и заросший джунглями мир они знают как собственную хижину.
Я был поражен и в то же время восхищен, когда услышал от этих людей, что в джунглях всякая живая тварь приносит пользу. Они прекрасно понимают, что любое животное, каким бы отвратительным оно ни казалось, имеет свое предназначение в великом мире природы.
Разумеется, я не пытался убеждать этих людей в том, что в лесу, если не считать тысяченожек и москитов, нет вредоносных тварей вроде злых духов и другой нечисти. Почему? Да потому, что по молчаливому соглашению мы с самого начала решили ограничить нашу беседу кругом предметов, о которых знали, что они существуют наверняка.
Есть много путей к сердцу бугенвильца. Самый трудный — через мир духов, самый легкий — через детей. Достаточно выйти из дому и нарисовать на песке несколько фигурок или вынуть кинокамеру или другую интересную вещь, как вокруг вас тотчас же соберутся ребятишки, выставив набитые сладким картофелем животы и широко улыбаясь. Следом за детьми придут их папы и мамы, и скоро вы окажетесь посреди веселой, шумной толпы. Во всяком случае, так было во всех деревнях на побережье, которые мне приходилось посещать.
Однако в Тсубиаи все было иначе.
В этой деревне и климат был прохладнее, и люди — холоднее. Как обычно, перед заходом солнца мы с Дэвидом обошли всю деревню; это самое лучшее время, чтобы поболтать с приятелем на веранде или у костра. Но деревня словно вымерла, а те немногие, кого мы встретили, были гораздо сдержаннее, чем жители побережья. Конечно, здесь с нами тоже беседовали на самые различные темы в послеобеденные часы, и здесь тоже приветствовали нас очень радушно, когда мы пришли в деревню. Но никто при этом не улыбался! И у нас не было ощущения, что мы — желанные гости.
Многие жители деревни отворачивались при встрече, и лишь самые решительные отважились сопровождать нас во время нашей первой прогулки по Тсубиаи. «Как добиться их расположения?» — неотступно думал я.
Мужчины были одеты в яркие лап-лап (набедренные повязки), некоторые юноши — в шорты. Все ходили босиком, без каких бы то ни было украшений. Лишь однажды я видел человека, у которого в носу был продет кабаний клык. У мужчин, подростков и многих мальчиков в носу была просто просверлена большая дыра.
Перепись населения и медицинский осмотр мы начали на следующее утро. Несмотря на дождь и холодный ветер, все жители
Жизненный уклад здешней семьи определяется строгими правилами, и в Тсубиаи не может быть и речи о равенстве между мужчиной и женщиной. Если бы не администрация в Вакунаи, здесь до сих пор оставались бы в силе древние племенные законы.
Когда-то здесь свирепствовал кровавый террор. Страх перед ним до сих пор отражается в глазах некоторых обитателей Тсубиаи, особенно женщин. Еще два десятилетия назад их объединял только страх — страх перед врагами, перед силами природы. И он жив и поныне.
Из боязни оскорбить духов женщина никогда не произносит вслух слово «мужчина», никогда не отвечает громко на вопрос, кто у нее родился — мальчик или девочка. Здесь обо всем говорят тихо-тихо, шепотом или по крайней мере вполголоса, а на некоторые вопросы вообще не отвечают.
Теперь законы стариков нарушаются все чаще и чаще. Однако, пока есть люди, в памяти которых живы старые времена, живут и старые обычаи. А если вспомнить, что последний случай каннибализма в Тсубиаи происходил не так уж давно, то вывод напрашивается сам собой: исторический прогресс совершается здесь не слишком быстрыми темпами.
Впрочем, культура целого народа не может радикальным образом измениться за несколько лет или приспособиться к требованиям времени, когда, при полном отсутствии современных коммуникаций, здешние деревни полностью отрезаны от внешнего мира, как это было его и двести лет назад.
Представители администрации наведываются в долину не больше двух раз в год и проводят здесь несколько дней. Разумеется, местные жители могут когда им заблагорассудится прийти в административный центр. Они и приходят, но только для того, чтобы продать картофель и овощи.
Пока происходила перепись, я смотрел на испуганные лица женщин и думал о том, что было бы очень интересно побывать среди этих людей лет пятнадцать-двадцать назад.
У них были очень приятные черты лица, но кожу ото лба и до самого подбородка исполосовали шрамы от порезов, еще в детском возрасте нанесенных острыми бамбуковыми ножами. Шрамы имели форму полукруга, короткой прямой линии или спирали. Лица, посвященные в тайный смысл шрамов, могли без труда определить, к какому роду принадлежит любой житель долины.
Даже на лицах детей виднелись знаки родового различия, но у них это были пока еще не шрамы, а широкие порезы.
Предрассудков и взаимных обид здесь было сверх всякой меры. Однако понять всю подноготную отношений между родовыми группами или разобраться в причинах столкновений оказалось в большинстве случаев невозможным. Когда мы пытались задавать местным жителям вопросы, мужчины просто молчали, а женщины встревоженно опускали глаза или озирались по сторонам.
Их поведение в значительной мере определялось страхом, совсем как в старые времена. И я подумал, что прошло лишь десять лет, с тех пор как побывавший здесь представитель администрации из Вакунаи написал в конце своего доклада: