Остров водолазов
Шрифт:
Я сидел за колченогим столом, вдвинутым в узкое пространство между двумя шкафами, и заполнял отчетную ведомость установки плит. Послышался шум. Кто-то, опрокидывая стулья и ящики, пробирался ко мне.
— Сергей, ты здесь? — послышался голос Аркадия. — Я нашел. Ты слышишь, я нашел его!
Я поднялся со стула, ухватил на лету локоть Аркадия и потащил приятеля из конторы в коридор.
— Я нашел, понимаешь, нашел! — Аркадий размахивал руками и поправлял поминутно падающие очки. — Все оказалось так просто.
— Зачем ты сюда пришел? Это ведь учреждение.
— Остров. Я нашел остров. Тридцать первый. Понимаешь, в тысяча девятьсот сорок шестом году после освобождения производилось переименование Курильских островов. Я взял список названий и вот… Видишь: «Сендзюкуити-сима, в скобках — Тридцать первый — новое название Изменный, в память о событиях, происшедших в бухте Измены в тысяча восемьсот одиннадцатом году…» А вот план, я только что начертил его сам. Вот Кунашир, мыс Весло, бухта Измены. На полпути между мысом и островом Шпанберга маленькая точка. Это и есть Изменный. Все получается удачно: мы поедем туда в июле, а в августе там как раз кончаются туманы, наступает сухая осень, тепло.
— При чем тут я? Это ты едешь!
— Мне нельзя опускаться под воду, а у тебя — удостоверение легкого водолаза.
— Странный предлог для того, чтобы тащить человека на край света… Хорошо, положим, ты съездишь на Дальний Восток и вы с этим директором музея найдете какие-нибудь обломки. А дальше?
— Дальше будут работать историки. Кто его знает, что спрятал в своих пеналах Соболевский? А может быть, я напишу об этой поездке книгу.
— Не обольщайся, ты с этим кончил. Бери пример с меня. — Мой голос звучал не очень уверенно. — Свои стихи я сжег.
— Ты ничего не рассказывал жене?
— О твоей затее? Нет.
— Расскажи.
— Зачем? Сейчас она увлечена ленинградскими набережными. Она скажет, что ничего не понимает в авариях кораблей.
— Странная она у тебя…
— Страннее некуда.
— Итак?
Я вздохнул.
— Если сказать откровенно, можно и поехать с тобой. Какая разница, где проводить лето? Пусть будут Курильские острова. Дороговато — займу денег. Только уговор: пока не придут ответы на письма, моего согласия нет. Уж я-то должен ехать наверняка.
— Идет.
Ответы на запросы, посланные Аркадием, не заставили себя ждать. Первым пришло письмо из Владивостока:
Городской архив г. Владивосток № 554/л
Тов. Лещенко А. Г.
На Ваш запрос (наш вх. 775—65) сообщаем, что, по данным архива, газета «Дальневосточный моряк» выходила в 1922 году всего несколько раз (не более девяти) и была закрыта распоряжением № 45 от 17 декабря 1922 года.
Фамилиями и адресами сотрудников газеты, а также лиц, имевших какое-либо отношение к ее изданию, архив не располагает.
На вторую часть Вашего запроса сообщаем, что директором частного исторического музея в городе Владивостоке до октября того же года был Соболевский В. П. Во время эвакуации белыми города музей частично сгорел, а Соболевский тогда же исчез. До передачи не уничтоженных пожаром материалов
Вторым был ответ на запрос о родственниках Соболевского:
Центральный справочный стол Отделение розыска № 25–17
На № 764—66
Гражданка Соболевская Нина Михайловна, 1885 года рождения, состоявшая в браке с гражданином Соболевским Вениамином Павловичем, проживает в г. Алма-Ата по адресу: Красноармейская ул., дом 4.
На следующий день пришло еще одно письмо.
— О, опять Владивосток? — удивился Аркадий. — Ах да, ведь мы запрашивали пароходство!
В конверте было:
На Ваше письмо от 7 апреля с. г.
Прошу сообщить перечнем вопросов, какого рода обстоятельства аварии пароходов «Минин» и «Аян» Вас интересуют.
— Ух ты! — воскликнул Аркадий. — Вот это да. А если в перечень я включу сто вопросов? Он на все ответит?
— Нет. Но сразу видно человека. Аккуратен и исполнителен. Пошлешь ему перечень?
— Поздно. Приедем во Владивосток, явимся к нему. Делаю на карте пометку.
Положенный на карту маршрут нашей поездки напоминал созвездие Большой Медведицы: Владивосток — остров Тюлений — Курильские острова — и снова через Сахалин во Владивосток. Черпак и ручка. У самого начала ручки Аркадии написал имя Белова.
Тут же, у надписи «Владивосток», значилось — «Институт океанологии», а около Кунашира — «Краеведческий музей».
В начале июня мы начали собираться. Нужно было купить походную одежду, заказать билеты. Аркадий отнес на почту заявление, чтобы все письма, адресованные ему, пересылали в Южно-Курильск.
Минута, когда в моих руках оказался билет до Владивостока, заставила меня наконец поверить в реальность происходящего. Мы летели.
Последний день был наполнен горячечной суетой. Комната Аркадия оказалась заваленной вещами. Мы боролись с ними. Аркадии сидел верхом на рюкзаке и, едва не плача, пытался втиснуть в рюкзак одеяло. Белье, посуда, книги, полотенце уже лежали там. У ног Аркадия, хмуро поблескивая, валялись зеленые ласты и легководолазная маска. Я ликовал. Я уложил вещи в два чемодана и злорадствовал.
— Несчастный, как ты потащишь их? — спрашивал меня свистящим шепотом Аркадий. Цвет его лица менялся: оно то краснело, то бледнело; одеяло то погружалось в недра рюкзака, то медленно, как осьминог, выползало оттуда.
— Не знаю! — равнодушно отвечал я. — Ездят же люди.
— Шнорхель! — вопил Аркадий. — Где мой шнорхель?.
Он становился на четвереньки и лез под стол. Стол с жалобным скрипом поднимался, шаткие ножки его повисали в воздухе.
— Ты уже спрятал шнорхель.
Аркадий бросался вытаскивать из рюкзака вещи и на самом дне обнаруживал анодированную трубку с загубником.