Остров Зомби
Шрифт:
Но все это относится к христианским богам. А ведь существует еще один Бог, к которому Корасон не осмеливается обратиться. Бог ветра, мрака и холода, он живет в горах, и в его честь двадцать четыре часа в сутки бьют барабаны. Корасон боится этого Бога. Боится даже больше, чем эту силу... этого белого из гостиницы.
Впрочем, Корасон тоже силен. Он обладает мощным оружием, хотя, как всякий командир, знает предел своих возможностей. Даже с этим грозным аппаратом он не может считать себя полностью неуязвимым. После битвы всякий скажет, что ты победил только благодаря своему оружию. Но перед битвой надо прикинуть, что случится, если аппарат не сработает.
Что может быть хуже, чем, хорошо прицелившись в голову врага и нажав курок, вдруг услышать щелчок и понять, что в обойме нет патронов? А что, если машина не справится с этой новой силой?
Хуанита говорила, что именно эта сила восторжествует и возведет на трон святого человека с гор.
А тут еще умибийский депутат, который только со второго раза растекся лужицей.
Неужели аппарат теряет силу? — волновался диктатор. Но с Хуанитой он справился на удивление быстро. В порядке ли чудесный аппарат? Надо хорошо подумать, прежде чем пускать его в ход. Ведь если враг останется цел, то вряд ли сам Корасон уцелеет, а если даже ему удастся выкрутиться, то денежки-то уж точно уплывут. В посольствах снова будет сидеть по одному полусонному клерку. Корабли покинут гавань, и Бахья станет почти такой же, как до испанского завоевания.
К этому оружию не стоит прибегать всуе. Но когда и как часто использовать его? Когда Корасон думал, ему требовалась женщина. Когда задумывался глубоко — две. Очень глубоко — три. И так далее.
Когда пятая женщина покинула его личные апартаменты, которые напоминали крепость внутри крепости — президентского дворца, Корасон знал, что ему делать.
У майора Эстрады сидел потрясенный доктор Джеймсон. Он все еще находился в состоянии шока.
— Не могу этому поверить. Не могу, — повторял он, судорожно глотая воздух.
— Кто этот человек, сотворивший такие жуткие вещи с вашими людьми?
— Не могу поверить, — твердил Джеймсон, почти задыхаясь.
Он машинально посасывал трубку, от которой отломилась чашечка. Потерять всю команду! Невозможно! Ни одному человеку не под силу справиться с ней. И что скажет начальство о загубленном снаряжении?
— Кто этот человек?
— Американец.
Корасон немного подумал. К любой другой стране, располагающей такой силой, следовало бы проявить уважение. Но он знал по опыту, что американцев можно заставить стыдится своей силы и сделать совсем ручными. Им нравится, когда их ругают. Увеличьте цены на сырье в четыре раза, и американцы соберут на свои деньги конференции, где станут доказывать, что вы имели полное право устанавливать те цены, которые считаете нужными. Американцы забыли всем известную вещь: уважение дает только сила. Эта нация совсем свихнулась.
Если подобную силу продемонстрировали бы русские, Корасон мигом побежал бы в их посольство, прикрепил к бакийским флагштокам серп и молот и клялся бы русским в вечной дружбе.
Но с американцами можно и нужно вести себя по-другому. Когда Америка или ее союзники применяли в конфликте силу, срочно собиралась сессия ООН. Люди со всех концов света призывали к ответу американских поджигателей войны. Как раз сегодня советский представитель указал на это Корасону:
— Станьте полноправным членом содружества стран Третьего мира, поддерживайте нас во всем, и вас никогда не уличат в преступлении. Это удел американцев и их союзников. Даже если вы развяжете кровавую бойню, мы найдем сотни две американских профессоров, которые поклянутся, что с вами обошлись несправедливо и вы ни в чем не виноваты. От нас все стерпят — не пикнут даже.
Советский представитель подчеркнул, что правительство, которое хочет чувствовать себя в безопасности, должно идти по пути репрессий. Только так можно поддержать уважение к себе. Коммунизм не терпит никакой критики. И еще — никаких свободных выборов.
Корасону не очень нравились русские, но как президент страны он не должен был считаться со своими чувствами. Надо идти на жертвы.
— Порвите все отношения с Америкой! — приказал Корасон.
— Что? — не понял майор Эстрада.
— Я говорю, прекратите все отношения с Америкой и пригласите ко мне советского посла.
— Я не знаю, как разрываются дипломатические отношения с другой страной.
— Мне что, все делать самому?
— Хорошо. Когда будем разрывать?
— Немедленно.
— Что-нибудь еще?
Корасон покачал головой.
— Разорвать отношения со страной — дело нелегкое. Мне про это читали.
— Кто читал? — спросил Эстрада.
— Министр образования. Он читал.
— Это у него хорошо получается, — признал Эстрада.
Как-то он видел, как министр образования читал перед аудиторией. Огромную книгу без картинок он прочитал за несколько часов. Эстрада однажды поинтересовался у одного образованного американца, за какое время тот прочитал бы такую книгу, и американец сказал, что за неделю. Да, что и говорить, Бакье повезло с министром образования.
— И вот еще что, — сказал Корасон. — Позаботься об этом человеке. — И он кивнул в сторону потрясенного доктора Джеймсона.
— Отвезти его к британскому консулу? — спросил Эстрада.
— Нет, — ответил Корасон.
— Понял, — сказал Эстрада и выпустил две пули из пистолета 44-го калибра прямо в синий блейзер.
— Не здесь, идиот! — заорал Корасон. — Если бы я хотел убить его здесь, то сделал бы это сам.
— Но вы попросили позаботиться о нем. И еще сказали — прекратить отношения с Америкой. И привезти сюда посла. Ничего себе. Мне что, разорваться?
— Любого другого, будь он так же глуп, как ты, Эстрада, я пристрелил бы уже давно.
— А меня не пристрелите, — спокойно заявил Эстрада, убирая в кобуру дымящийся пистолет.
— А почему, хотел бы я знать? — потребовал ответа Корасон. Ему было неприятно слышать такое.
— Потому что только я один не выстрелю вам в спину при случае.
Советский посол покрылся испариной. Он нервно потирал руки. Костюм на нем болтался, как на вешалке. Это был пожилой человек; раньше он работал консулом в Чили, Эквадоре, Перу и вот теперь служил на Бакье. Страны он оценивал по десятибалльной шкале. Десятка означала наибольшую вероятность быть убитым. Он не возражал жить во имя социализма, но не хотел за него умирать. Бакья находилась в районе двенадцати.
В Свердловске у него остались жена и трое детей. Здесь, на Бакье, ложе с ним делила темноглазая шестнадцатилетняя красотка. Домой ему не хотелось.
Посол терялся в догадках: зачем его приглашают к Генералиссимусу? То ли собираются продемонстрировать чужую казнь, а может, будут просить помочь еще одной стране Третьего мира сбросить цепи колониализма, то есть заниматься неприкрытым вымогательством. Советского посла звали Анастас Багребян, его предки были армяне. Он был послан на остров, чтобы узнавать обо всех попытках чужеземных разведок завладеть аппаратом, превращающим человека в кисель, и всячески препятствовать им. Теперь все чаще на такие ответственные задания, связанные к тому же с научными проблемами, посылали армян, отказавшись от евреев, которые, попав за границу, сразу же исчезали.