Остров. Остаться людьми. Тетралогия
Шрифт:
А потом Гошу с переломанными ногами и руками, с отбитым ломом животом натянули на колесо так, что голова почти касалась пяток.
Через полтора часа мольбы Гоши о смерти были услышаны…
…Хохот из громкоговорителя ворвался ему в уши, и Гоша, покачнувшись, опустился на пол. Через стекло на него смотрели четверо мужчин с абсолютно равнодушными лицами. Так выглядят люди, живущие без определенной цели. Не хватало для полного комплекта двоих с бревном.
А вот и они… Скорым шагом приблизившись к двери, они взмахнули своим тараном, но что-то помешало им нанести удар. Видимо, команда из громкоговорителя, оглушившая коридор снаружи. Но здесь, в комнате, Гоша не слышал ни слова.
Опершись руками о пол, он поднялся. Ноги и руки были целы и слушались его, как и прежде. Не хватало одного – револьвера.
Гоша оглянулся. Стеклянные колпаки над столами были чисты, а тот, что расколола пуля, цел. Единственное, что сводило позиции обстоятельств к единому, было тело Гудзона, лежащее между Гошей и дверью.
– Надо было пристрелить его, – послышалось из громкоговорителя под потолком в комнате. – Да заодно и Малюту. Избавили бы мир от двух гнусных тварей.
Гоша взялся руками за голову и прижался бедром к одному из столов.
– Почему вы теперь не смеетесь?
– Что со мной сейчас было? Вы отравили воздух в помещении? – Гоша огляделся и бросился к вентиляционной решетке. – Через эти отверстия, да?! Вы ввели в комнату наркотик?!
– Посмотрите на стекло. Вы стреляли в него. Пуля оставила след. Сейчас скола нет. И столы в порядке. Правда, вам не удалось вернуться именно в ту минуту, из которой вы убыли. Вы должны были перестать смеяться тремя минутами раньше. Но что такое три минуты в круговерти Вселенной, верно? Зато за эти три минуты одной своей жизни вы прожили несколько часов жизни другой.
Гоша тер виски уже не пальцами, а ладонями.
– У вас нет револьвера, его забрали опричники Иоанна, русского царя. Но револьвер пропал из их рук уже через минуту. Нельзя менять историю, Гоша. Какой-нибудь русский изобретатель перехватил бы славу Смита и Вессона и размножил оружие на Руси уже тогда. Один из револьверов оказался бы, в конце концов, в руках Басманова, и царя бы убили. Да заодно и моего далекого предка. Да и Россия изменила бы вектор развития. И мог не родиться – я. Странно все это, не правда ли? – говоривший замолчал, оставляя Гошу наедине с его шоком. Но потом снова заговорил, уже торопливо: – В убийстве Грозного положительный момент все-таки был бы… Знаете, последние годы я мечтаю познакомиться с библиотекой его бабки – Софьи Палеолог. Старуха передала внуку бесценную библиотеку морейских деспотов, в том числе и греческие рукописи. Но старый козел ее куда-то спрятал, а куда – не сказал никому. И спрятал перед самой смертью. Прикончи его сейчас – библиотека нашлась бы в его тереме.
– Что происходит?.. – стиснув голову руками, прохрипел Гоша.
– Обстоятельства сложились благоприятно для меня и неблагоприятно для вас. А это лучший способ заручиться постоянством человека. Теперь вы мне верите?
– Вы сумасшедший? – выдавил Гоша.
В комнате послышался вздох.
– У вас дурная привычка объявлять дураками всех, кто умнее вас. Человек под вашими ногами исследовал восточное побережье Северной Америки. И это четыреста-то лет назад! Я вам дал почувствовать дыхание Грозного… Кстати, чем от него пахло?
– Чесноком.
– Вот. И при этом мы с Гудзоном сумасшедшие, а вы – разумное существо. Знаете, что? Я разочарован в вас. Несмотря на то, что всего несколько часов назад вы озвучили истину, сейчас вы от нее открещиваетесь. Вы мне наскучили. Мы поговорим с вами как-нибудь потом. Когда вы выбьете из себя эту ученую дурь. В вас не хватает здорового агностицизма. До свидания.
В комнате раздался щелчок.
И тут же двое с бревном нанесли по двери сокрушительный удар. Она влетела внутрь, разломилась на несколько фрагментов и полетела под ноги Гоше. Четверо в комбинезонах быстро вошли в помещение и бросились на него.
Сделав шаг назад, он ударил первого кулаком в лицо. Голова противника дернулась. Но лицо не изменило своего выражения. И тут же от удара ноги Гоша переломился пополам.
А удар в лицо – наверное, все та же нога – выбил из него остатки сознания.
ГЛАВА 11
Одни звезды мазали небо штрихами, как трассеры. Другие были неподвижны. Если смотреть на них, неподвижные, долго, то звезды падающие придавали картине ощущение движения. Корма авианосца словно мчалась в темноте космоса…
Просто удивительно, насколько долгой была эта ночь. Люди давно уже проснулись, они изнывали от желания встретить солнце, но его словно кто-то запер на замок. Макаров трижды сверялся по часам: с момента наступления темноты минуло восемнадцать часов. Корабль с людьми словно улетел в пространство, где царствовала вечная ночь.
После того как Левша обнаружил Нидо мертвым, Донован обследовал тело филиппинца. Пульса у хилера не было. Дыхания, понятно, тоже. Сложив руки на его груди так, как они лежали до осмотра, Донован вышел, снял по привычке свои очки, неповрежденными в которых была только оправа, и покачал головой.
– Жизнь ушла из него.
Кто-то всхлипнул. До похорон Нидо решено было не тревожить. Никто не хотел оставаться там, где из Нидо ушла жизнь. Суеверие стало одним из двигателей жизни на этом авианосце. И Макарову пришлось думать над тем, как обустроить новое помещение для сна.
Где-то ближе к обеду появились первые признаки зари. Океан посветлел, и верхушки джунглей окрасились в пастельные тона. Через четверть часа появилось солнце. Нехотя, словно дрянного актера кто-то выталкивал из-за кулис на сцену, оно появилось и оживило Остров. Лягушки прекратили свой старательный ор, и вступили попугаи. Лес зашевелился. Он помогал живущим в нем искать пищу. Джунгли почувствовали рассвет и теперь настойчиво требовали свежую кровь…
– Нам нужно похоронить Нидо.
Женщины отошли в сторону от Макарова, обсуждая ночные новости. Хоронят на этом Острове мужчины. Только мужчины. Женщины приходят потом. Когда нужно успеть проститься с ушедшим навсегда. Ночью могила будет разрыта, а вокруг нее сырыми комьями будет лежать земля. Ночью питаются те, кто не может охотиться при солнечном свете.
Предложение прозвучало обыденно. Слово «похороны» на Острове лишено трагической окраски и раздумий о вечном. Оно из той же обыденной сферы ежедневных отношений, что и «сходить за водой» или «наловить рыбы». «Наловить рыбы» – это даже, пожалуй, привлекательнее, поскольку снастей нет, и если посчастливится раздобыть трех-четырех тунцов – это уже праздник.