Остров
Шрифт:
Свою печку схимник топил и зимой, и летом, причем и тут не обходилось без странностей: в топке у него всегда лежало толстое нерубленое полено, которое старец поджигал по нескольку раз. Неудивительно, что зимой в его келье даже вода замерзала, и старец круглые сутки не снимал тулупа и валенок.
Однажды монастырское начальство, полагая, что схимник промерзает до костей из-за негодной печи, прислало к нему мастеров, но старец их к ремонту не допустил. Возмущенный его поступком отец Иов велел схимнику переселяться в другую келью,
– Стопы моя направи по словеси Твоему! – ответствовал старец.
Он, взяв под мышку мантию, а в руки икону и Псалтирь, перешел на новое место. Там схимник немедленно призвал к себе мастеров и велел им ломать печку, «потому что она-де плохая и ее нужно перестроить». Отцу Иову удалось вовремя воспрепятствовать этому беззаконию; старцу было строго-настрого приказано вообще не приближаться к печи. Несмотря на запрет, схимник через несколько дней затопил печку, наставил в нее горшков, а сам ушел в лес. В его отсутствие печь разгорелась, горшки вместе с углями посыпались на пол и келья запылала. Сбежалась братия; хотя и не скоро, но общими усилиями пожар был потушен. Сам же виновник бедствия, вернувшись из леса, принялся всех утешать:
– Бог не попустит – свинья не съест. Не горюйте о том, чего не было, а лучше славьте Господа за милость Его.
На трапезе старец обыкновенно и борщ, и кашу, и квас сливал в одну тарелку, приговаривая:
– Вот и в жизни так бывает. И горькое, и сладкое, и соленое – все разом перевариваем.
Немало трудов принимал на себя отец Иов, дабы «исправить» нерадивого, по его мнению, схимника. Видя в поступках старца «ханжество и суеверие», он преследовал того буквально на каждом шагу. Заметив толпу богомольцев, окружившую схимника, отец Иов выбегал во двор и, обличая людей в суеверии, заставлял их разойтись. После обеда он приказывал запирать монастырские ворота, чтобы не допустить посетителей к келье старца. Иногда отец Иов врывался в келью схимника и гневно обличал того за общение с мирянами, особенно – с женщинами, отнимал одежду, приготовленную для стирки, чтобы тот не смог отдать ее женщинам-прачкам. Заранее зная о скором визите отца Иова, старец частенько запирал дверь и не впускал своего «врага». Однажды отец Иов придумал поселить вместе со старцем монаха Феодосия, страдавшего слабоумием, только схимник тут же прогнал от себя этого несчастного. Отец Иов вторично привел Феодосия и сказал:
– Отец Феодосий! С преподобным преподобен будеши… Благословись у старца, он тебя наставит, и живите в мире…
Старец же, выскочив из своей комнаты, снова прогнал Феодосия, а отцу Иову сказал:
– Ты грамоте учился?
– Кабы не учился, начальником не поставили бы, – ответил Иов.
– И библейские книги читал?
– Не только читал, да и наизусть многое знаю.
– А за что Каин убил своего брата Авеля? А?! С этими словами схимник выпроводил отца Иова из своей кельи.
Вконец раздосадованный отец Иов сел за письмо настоятелю Филарету, требуя удалить возмутителя спокойствия из своей мирной пустыни. Он писал Филарету, что старец «наносит поношение монашеству и своим небрежением о сане совершенно отвергает себя от оного, распространяет суеверие и ханжество, а сокрытием внутреннего быта своей жизни, дерзостью и буйством подает сомнение в самом его веровании и здравом состоянии умственных способностей».
Старец-схимник, однако, как явствует из многих его поступков, очень не хотел покидать полюбившуюся ему пустынь. На последующее внушение начальства он ответил обещанием изменить образ жизни и вообще взял всю вину на себя, однако… чудачеств не прекратил. Своим поведением в церкви он в буквальном смысле шокировал братию. Отец Иов писал о нем настоятелю Филарету:
«…Никогда в начале великой вечерни или утрени, несмотря на мои указания, не стоит в алтаре, и где светильничные молитвы читает – неизвестно. Едва участвуя в литургии или величании, во время кафизм уходит или становится за полуденные двери, вне и при служении не стоит прямо, но отворачивается на восток. Лица и рук своих никогда не умывает. Стоя пред Престолом в литургии, как в исступлении, требует непрестанных указаний, облачается часто с заплетенной косой. Держа книгу пред собою, не показывает, что вычитывает должные молитвы, и весьма редко творит поклонения, а вытерев нос рукою, наклоняется и утирает его покровами со святого престола. При произнесении же „Христос посреде нас“ все делает, не сообразуясь с прочей братией. Причащается Святых Таин весьма торопливо. По причащении же становится не пред престолом, но, обратясь в отворенную пономарскую дверь лицом к народу (как бы напоказ), читает благодарственные молитвы. В высокоторжественные же дни, хотя и участвует в Богослужении, но не выходит на молебны, за что неоднократно был лишаем и трапезы… Даже в проскомидии он полагает святой хлеб не на середину, а на левый край, отчего все может легко опрокинуться, а прочие места занимает частицами и в них не наблюдает порядка. Во время литургии, обратясь к аналою, не смотрит в служебник и как бы отвращается от святого престола, а при выходах из алтаря требует напоминания. При великом же выходе, по перенесении Святых Даров, не держит служебник пред собой и не обращает очей и сердца к святому престолу, совершая поклонение, а все смотрит в книгу, лежащую на аналое. Трудно бывает побудить его в ту минуту положить хотя бы три поклона, благоговейно благословить приносимые Дары и, раздробляя оные, не спешить, а тщательно отереть руки от прилипших крупиц… Поспешность его в Богослужении ни с чем не согласна. При возглашении же диаконом „исполни, Владыко, святый потир“ он, даже не глядя на потир, бросает в него отделенную часть Святого Агнца, что препятствует ему и в отправлении череды»…
Конец ознакомительного фрагмента.