Остров
Шрифт:
И опять — уже в который раз! — он не заметил, как его наживку съела рыба. Слишком уж он замечтался. Пришлось снова наживлять удочку, снова забрасывать ее. Проделав это, Парсел отступил на несколько шагов, и, в надежде укрыться от ветра, присел за утесом. Там, куда он минуту назад кинул рыбью голову, уже кишмя кишели морские блохи. Овальные тельца грязно-песочного цвета и сплошные лапки, лапки твердые, хищные. Страшно даже глядеть на это кишение. С непрерывным шорохом блохи громоздились друг на друга, калечили друг друга, пожирали друг друга, борясь за лакомый кусок. А ведь вся эта жестокость впустую. Рыбья голова — крупная добыча, ее достанет на всех, и чтобы справиться с ней, блохам не хватит, пожалуй, целого дня. Парсел с отвращением смотрел на них, не решаясь оттолкнуть рыбью голову ногой. До чего же омерзительные насекомые! Только рот да броня. Все в них неуязвимо, все не как у человека. Жестокость без границ. Жадность, даже не сознающая, где она оборачивается против самой себя.
Вдруг Парсел почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он оглянулся. Перед ним стоял Маклеод.
— Я вам кричал, — объяснил шотландец извиняющимся тоном, убирая руку. — Но разве с таким ветром…
Парсел был так изумлен, увидев Маклеода в своем заповеднике, что даже не поздоровался с ним.
— Мне нужно с вами поговорить, — продолжал Маклеод.
— Ладно. Только уйдем отсюда. А то вас может смыть волной.
Прыгая с утеса на утес, он добрался до маленького грота, расположенного под тем самым пиком, через который он для безопасности закидывал веревку. Маклеод следовал за ним по пятам, н когда Парсел уселся у входа в грот, он тоже присел шагах в двух н стал смотреть на море.
— Уж не из-за того ли вы на меня сердитесь, что вышли из ассамблеи? — сказал Маклеод, вопросительно взглянув на Парсела.
— Ни на кого я не сержусь, — отозвался тот.
— Я заходил к вам, — быстро проговорил Маклеод. — А ваша жена сказала, что вы на Роп Биче. Неплохо здесь у вас, — добавил он, критически оглядывая бухточку. — По крайней мере для тех парней, которым по душе, как марсовым, привязывать себя веревкой к рее. А для меня места маловато. Я тридцать лет такие упражнения с веревками проделывал, и чудо еще, что кости себе не переломал.
Он сидел по-домашнему, прислонясь к округлому выступу утеса, и говорил с непринужденным видом. Парсел мог сколько угодно любоваться его профилем ощипанного орла, его длинными, как паучьи лапы, руками, небрежно брошенными вдоль тела. Панталоны Маклеода в белую и красную полоску были залатаны на коленях квадратными кусками парусины, и трудно было решить, что грязнее — штаны или белая фуфайка, плотно обтягивавшая его тощие бока.
— Я видел вашу раздвижную стенку, — продолжал Маклеод. — Уж коль скоро я очутился у вас, то позволил себе осмотреть ваше хозяйство. — И задумчиво добавил: — Для любителя вы, Парсел, молодец. Я уже давно это заметил, еще когда вы строили себе дом. Кроме меня, вы единственный сообразили обшить стены в кромку. Итог: только наши с вами хижины не боятся воды. Нужно же быть дураком, — вдруг воодушевился он, — чтобы поставить обшивку в стык, как все они сделали, особенно когда нет стыковой планки. Итог: конопать не конопать, а от сквозняка не убережешься. Нет, я верно сказал про кромку. И я не в комплимент вам говорю, но вы, Парсел, здорово разбираетесь в плотничьем деле.
Так как Парсел не ответил, Маклеод исподтишка взглянул на него.
— О вашей раздвижной стенке я вот что скажу: сразу чувствуется человек с принципами. Пожалуй, принципов даже чересчур многовато. Я всегда говорил: если любитель хорош, он работает не хуже профессионала. Разница лишь в том, что дело у него не так быстро спорится и что он слишком уважает правила. А я вот что вам скажу, — доверительно нагнулся он к Парселу, как бы открывая ему важные тайны плотнического ремесла, -самое хитрое дело — нарушать эти чертовы правила, чтобы получалось у вас так же хорошо, словно бы они и не нарушены.
— Спасибо вам за совет, — заметил Парсел.
— К вашим услугам! А если вам когда понадобится какой инструмент, только мигните. У меня есть инструменты и с «Блоссома», да и свои тоже, только я своих никогда никому не даю, но для вас сделаю исключение, поскольку, как говорится, вы сами мастер!
Неслыханное дело — Маклеод предлагает ему свой инструмент! Услышав это великодушное предложение, Парсел чуть языка не лишился. И молча обернулся к своему собеседнику. Маклеод смотрел вдаль, подняв брови, полуоткрыв рот. Казалось, он сам удивляется своей щедрости.
— Вчера вечером ко мне приходили черные. Все шестеро с Омаатой, — вдруг без всякого перехода сказал он.
— С Омаатой?
— Она им переводила.
— А! — заметил Парсел.
И замолчал. Только это «а» — и молчание…
— Вы, надеюсь, догадываетесь, зачем они ко мне приходили?
Так как Парсел молчал, Маклеод добавил:
— Само собой разумеется, я ответил «нет». Тогда они вручили мне вот этот сверточек и ушли.
Маклеод вынул из кармана пакетик и протянул Парселу. В нем оказался пучок маленьких палочек, перевязанных лианой.
— Вы не знаете, что это означает?
— Отчасти догадываюсь, — ответил Парсел, пересчитывая палочки.
— Не утруждайте себя зря. Их тут ровно двадцать восемь штук.
Парсел связал палочки и вручил их Маклеоду.
— По моему мнению, они дают вам срок — одну луну, — чтобы вы изменили свое мнение.
— Какую луну?
— Двадцать восемь ночей.
— Ага, — буркнул Маклеод и спросил, помолчав: — А если я не изменю мнения?
— Тогда они придут ночью и вонзят в вашу дверь дротик.
— Ну и что?
— Это означает, что они дают вам еще одну луну.
— А по окончании этой луны?
— Они вас убьют. Маклеод присвистнул и сунул руки в карманы. Лицо не дрогнуло, но когда он заговорил, голос звучал слышно:
— А как же они меня убьют? Наступило молчание. Парсел пожал плечами.
— Только не думайте, что они пойдут на вас войной? Это не в их духе. Война в представлении таитян — это засада.
— В эту игру и вдвоем поиграть можно, — заметил Маклеод.
Парсел поднялся.
Он углубился в грот; ветер сразу утих, и Парсел всем телом ощутил солнечное тепло. Должно быть, жара началась уже давно, но из-за свежего бриза совсем не чувствовалась.
— Играть! — воскликнул он. — Хорошо, если бы дело шло только о вашей собственной жизни!
— Значит, они до всех добираются? — хмуро спросил Маклеод.
И так как Парсел не ответил, он продолжал:
— Значит, поголовная резня? Значит, по-вашему, они это задумали?
— Нет, не задумали, — возразил Парсел. — Они не такие, как белые. Они не думают о том, что будут делать, и не обсуждают сообща такие вопросы. Они следуют чувствам. Потом в один прекрасный день начинают действовать. И хотя заранее ничего друг другу не говорят, действуют согласованно.