Остров
Шрифт:
Я чувствовала себя неловко, как всегда, когда попадала в чужую компанию, и наугад пожимала чьи-то руки. Рафаэль раскланивался, как боксер или знаменитый киноартист на роли первых любовников. Приветственно сомкнув поднятые руки, он сказал что-то вроде: «Самая красивая женщина в Торремолиносе и, к несчастью, моя жена».
В течение нескольких минут я переходила от одной группы к другой. Потом какой-то мужчина, одетый в синюю куртку, подошел ко мне, и, только когда он улыбаясь подмигнул, я узнала в нем Грегорио. Он очень потолстел со времени нашей последней встречи, и
– Клаудия, наконец-то! – Он говорил все тем же негромким, самоуверенным голосом. В этом по крайней мере он не изменился. – Я думал, ты больше никогда не приедешь…
– Как видишь, – сказала я. – Я снова здесь.
Грегорио сыто поглаживал живот. Сейчас он был очень похож на своего отца.
– Ты, наверное, не знаешь, что я женился. Мать каждый день приставала ко мне, что поделаешь! В мои годы пора иметь на плечах голову.
Я возразила, сказав, что он напрасно старался, поскольку головы у него никогда не было. «Ты спутал голову с животом, вот и все». Он невозмутимо выслушал меня и поспешил подробно рассказать о том, как на него напали какие-то неизвестные, когда он объезжал земли отца. Жандармерия задержала с десяток подозрительных: безработных поденщиков, цыган и каких-то субъектов с темным прошлым, – но это не дало никаких результатов. По недовольному выражению лиц моих соседей я заключила, что все они уже не раз слышали эту историю.
– Значит, тебя все же не убили, – оборвала я его.
– Нет. Но пуля едва не задела меня. Представь себе: она пробила мою шляпу.
– Жаль шляпы. В следующий раз они прицелятся поточнее.
Грегорио улыбнулся и посмотрел на меня, как бы говоря: «Ишь ты!» Ему часто представлялась прекрасная возможность помолчать, но еще чаще он не умел воспользоваться ею.
– Я познакомлю тебя с моей подругой, – объявил он. – Это американка, очень артистичная натура. У нее дивное тело.
– А твоя жена? – спросила я. – Она тебе уже не нравится?
Не ответив, он отошел и вернулся с кукольной блондинкой, словно сошедшей со страниц модного журнала.
– Сеньора Эстрада. Мисс Бентлей. – Мы улыбнулись. – Мисс Бентлей приехала в Малагу учиться испанским танцам.
– Очень рада.
– Испания это счастье… Это солнце, – сказала мисс Бентлей.
– Она умница, ты увидишь, – пояснил Грегорио. – У ее родителей в Америке куча денег, но она любит жить бурно, сегодня здесь, завтра там, сегодня швыряет деньги налево и направо, завтра сидит без гроша. Вы созданы, чтобы быть подругами…
Компания снова уселась за стол, и я заняла место между Валтасаром и Лаурой. Хозяин принес превосходное, тончайшего аромата вино. Сеньора, сидевшая во главе стола, зачитала меню ужина. Пока официантка расставляла блюда, я принялась разглядывать лица моих соседей. Среди них была замечательно красивая женщина с волосами, выкрашенными в пепельный цвет. Она напомнила мне Долорес Велес. Неподалеку от нее женщина с облупившимся от загара носом восторженно восклицала, слушая своего кавалера, и по голосу я узнала в ней ту, что кричала, когда мы подходили к закусочной. Справа от меня юные девушки оживленно беседовали по-английски.
– Колоссально, – прошептала мне на ухо Лаура. – Ты знаешь, почему мы здесь собрались?
Я абсолютно ничего не знала, и, нагнувшись к моему плечу, она сообщила, что дама во главе стола – представительница высокопоставленного лос-анжелосского общества – вела очень веселую жизнь вТорремолнносе. Муж приехал двумя месяцами позже, и она, встретив его на аэродроме, рассказала, как испанцы, пока его не было, нежно заботились о ней, и наговорила столько, что благодарный добряк решил устроить ужин в их честь.
– Валтасар рассказал мне это еще вчера, но я не поверила. Гениально, не правда ли?
Пробка шампанского хлопнула, точно выстрел. Человек с монгольским лицом разливал вино по бокалам, а дама из Лос-Анжелоса раздавала их.
– Тост, тост! – требовали громкие голоса.
Монголоид взял за горлышко вторую бутылку и, к его удовольствию, пробка выскочила сразу.
Я спросила Лауру, кто он такой, и она прошептала, поднеся платок к губам:
– Тс-с-с. Не так громко… Кажется, это ее муж.
Последний раз я ела кокинас [5] много лет назад – это было еще до войны, когда я ездила с родителями в Пало. И теперь я поглощала кокинас с жадностью. Шампанское и полутьма создали иллюзию интимности. Рафаэль кокетничал с двумя американками и после иронического тоста за здоровье супруга дамы из Лос-Анжелоса рассказал о случае в одном из каталонских городов: тамошним женщинам надоело терпеть неверность мужей, и они решили поджечь гостиницу с иностранками.
5
Съедобные моллюски.
– Рыбаки теперь уже не рыбачат… Немки от них без ума, и в конце курортного сезона каждый обзаводится мотоциклом и разъезжает по городу в синем костюме и в дорогом плаще.
Валтасар сказал, что в Торремолпносе происходит то же самое. Летом работают только старики.
– Раньше испанцы славились своей беспечностью. Но, с тех пор как сюда нагрянули американцы, они стали материалистами. Теперь все делают только за деньги.
– О, нет, нет, – запротестовала белокурая сеньора. – В моей стране люди не знают экономических трудностей, но они много несчастней, чем здешние жители. Испанец хранит честь и гордость…
Каждый приводил свои доводы, но договориться они не могли, и какая-то женщина в костюме от Шанель вмешалась, чтобы рассказать, что произошло с ней на пляже.
– …Вечером я шла под руку с Эллен, а какой-то солдат из тех, что стоят в лагере Бенитес, подошел и без лишних разговоров схватил меня. Верно, Эллен? – Жена амфитриона утвердительно кивнула. – Я закричала, требуя оставить меня в покое, и – бог ты мой! – у него глаза на лоб полезли… Он стал краснее перца и сказал, знаете что? «Простите, сеньора, я думал, вы англичанка!»