Острова и капитаны
Шрифт:
Был теперь только один путь, одно спасенье. Еще немного… Вот…
Он грудью грянулся о калитку у знакомых ворот…
На крыльце Толик слегка отдышался, оглянулся. Те, кто догонял его, заглядывали теперь во двор, но здесь была для них чужая территория, незнакомая и, может, опасная. Толик выдернул из-под ремня майку, вытер подолом лицо и постучал в дверь.
Курганов был дома — опять везенье! Он не удивился, увидев Толика. Просто обрадовался:
—
Был Курганов какой-то помолодевший, веселый. В очень белой рубашке с подвернутыми рукавами. Он взял Толика за плечи, ввел в комнату.
— Очень, очень я рад… А почему ты взмокший? Бежал, что ли? И вад у тебя такой… военно-полевой. Ты откуда?
— Я… так. Мы с ребятами в войну играли, — приврал Толик. — А потом я вот… решил зайти.
— Замечательно решил… — Курганов поспешно убрал со стола газеты, задвигал стулья. — Вот сейчас мы и чаек сразу сообразим. После жарких боев чаек полезен. А? Ты не спешишь?
— Да нет… — пробормотал Толик, представив, как топчутся у ворот преследователи.
— Прекрасно… А то мы так давно не виделись. Я… признаться, я думал: уже не обиделся ли ты? В последний раз я, кажется, был как-то не так… не очень гостеприимен… Да?
— Нет, что вы! Это я сам… Ну, сам такой лентяй, никак не собрался зайти. Да еще мама болела, да экзамены потом… — Толик согнулся и стал чесать под коленом рубчик.
— А с мамой что? — встревожился Курганов.
— Сейчас уже все в порядке!
Комната Курганова тоже казалась веселой и (если можно так сказать про комнату) помолодевшей. Наверно, потому, что впервые Талик видел ее днем. Солнце рвалось в окна. Марлевая занавеска парусом надувалась у открытой форточки. Шелестела на краю стола открытая книга. Шкуры на полу не было, пахло вымытыми половицами.
Хронометр стоял на подоконнике. Желтые винты, ручки и кольца разбрасывали лучистые блики. Стучал хронометр все так же — словно ронял на стекло медные дробинки. И в дробинках этих, казалось, тоже вспыхивают солнечные звездочки…
Карта на стене, рисунок с Нептуном, некрашеные доски полок — все было светлым, все отражало радостные лучи. Лишь черный камин выглядел сумрачно, он был не нужен лету. Толик пожалел камин и приласкал его глазами: не грусти. Глаза прошлись по чугунным завиткам от пола до узорчатого карниза, скользнули выше… И оттуда, со стены, глянул на Толика Крузенштерн.
Тот самый Крузенштерн с его, Толькиного, портрета.
— Ой, — шепотом сказал Толик. — Значит, повесили портрет…
— А как же! Сразу и повесил, как ты ушел тогда. Замечательный рисунок. И стихи прекрасные…
Толик застеснялся, подошел к камину, уперся ладонями в холодный чугун. Из каминной пасти
Нет, стихи сейчас не казались ему хорошими. Так себе… И рисунок был не такой уж удачный. И Крузенштерн смотрел с него не в синюю даль океана, а прямо на Толика. Укоризненно смотрел: «Что же ты не приходил столько времени?»
Чтобы оправдаться перед Крузенштерном и Кургановым, а заодно и перед собой немножко, Толик сказал:
— Я заходил в весенние каникулы, а у вас закрыто было… А потом я подумал: приду, а вы, наверно, работаете…
— Сейчас не работаю, отпуск…
— Да я не про эту работу. Я думал, что книгу пишете, — вздохнул Толик.
Арсений Викторович подошел к Толику со спины, положил ему на плечи свои ручищи.
— Видишь ли, с книгой я тоже… кажется, все.
Толик крутнулся у него под ладонями.
— Кончили? Правда?
Голубые глазки Курганова смущенно радовались. Он потрогал рубец у краешка рта, словно хотел придержать неловкую улыбку.
— Видишь ли… самому не верится. Столько лет. А теперь страшно даже… Но делать нечего — кончил.
— А когда напечатают?
— Ну… что ты, дорогой мой. До этого еще… Я и не показывал никому пока. Главное, что дописал… Пойдем-ка за стол.
В углу на табурете уже булькал новый электрочайник. Толик запоздало сдернул пилотку, снял ремень с фляжкой, положил на подоконник рядом с хронометром. Незаметно подмигнул хронометру. Придвинулся с табуреткой к столу.
— Вприкуску будешь?
— Ага… спасибо, вприкуску… Арсений Викторович, а чем кончается повесть?
— Ну, как тебе сказать… Кончается тем же днем, что и начинается. Крузенштерн уже в годах. Размышляет… Может, это и не очень интересно, не приключения, но, как бы это сказать… необходимо для смыслового завершения…
— Почему не интересно? Там все интересно!
— Да? Тогда… может быть, прочитать последнюю главку, а? Ты пей, а я прочитаю… если хочешь, разумеется. А?
— Ну, конечно же! — Толик зажал в зубах алмазно-твердый осколок рафинада, поставил на край стола локти, взял в ладони теплую кружку и прижался к ней щекой.
Арсений Викторович, оглядываясь, вытянул с полки папку.
… Читал Курганов минут десять. Толик слушал с ощущением, словно ничего не кончалось. Словно лишь вчера они сидели у горящего камина, а потом неожиданно наступило летнее утро и за ним очень быстро — день. А повесть будто и не прерывалась…
— Ну вот так, значит… — Курганов закрыл папку и глянул на Толика нерешительно и выжидательно.