Острова на горизонте(изд.1984)
Шрифт:
Дюны, зеленая трава, колышущаяся под порывами теплого, дующего с моря ветра, несколько домов в низинке, группа людей на берегу. Волны с громом выплескивались на песчаный пляж и долго катились по нему. Стало страшновато: ни пирса, ни причала. Прямо на песок выбрасываться будем?
Шлюпка со все нарастающей скоростью неслась к берегу. Я уже слышал тяжкий гром наката и весь сжался, приготовился к броску через борт, как только шлюпка коснется килем дна. Люди что-то кричали, махали руками, какая-то девочка среди них плясала и прыгала, над ее худенькими плечами метались
Шлюпка взлетела на гребень пенной волны и вместе с ней понеслась к пляжу… Гром, плеск, скрежет днища о гальку. С неожиданной для такого громоздкого тела сноровкой толстяк Джо махнул в воду и, вцепившись в левый борт медвежьей хваткой, с силой поволок шлюпку на песок. Алекс выскочил к нему на помощь. Рывок, еще один.
Пенный, остро пахнущий морскими глубинами, насыщенный песком и клочьями морских водорослей вал поднялся стеной, стеклянно заблестел и рухнул. Шлюпка, омытая бурлящей пеной, шевельнулась, вода потянула ее в океан, но люди оказались сильнее воды.
Здравствуй, незнакомый, таинственный остров Сейбл!
Мы шли по нагретому солнцем песку берега. Время от времени я поворачивался к океану — траулер уже скрылся за горизонтом. Мужчины шли молча, а девочка, мелькая синей юбкой, то забегала вперед и, оборачиваясь, разглядывала меня, то вприпрыжку спешила рядом. Лицо у нее было озабоченным, а широко расставленные глаза сияли лучиками солнца. Отбрасывая со лба тяжелые пряди волос, она выкрикивала:
— А вы действительно врач? Ой, как здорово! Советский врач, да?
— Врач, врач. Может, и ты чем-нибудь болеешь? Вылечу.
— Ха-ха, я никогда не болею! Я даже зимой, когда выпадает снег, бегаю босиком. И все ничего! Но вы смотрите вылечите отца, капитана Френсиса, слышите?
— Что, это твой отец?
— Я же сказала: отец! И толстяк Джо, он тоже мой отец, и вот Бен — тоже. И мистер Хофпул, и рыжий Алекс… Эй, Алекс, ведь верно?
— Что верно, то верно. Мы все ее отцы, а она — наша дочь, — сказал рыжий Алекс. И прикрикнул на девочку: — Перестань-ка болтать. А то русский хирург укоротит тебе язык.
— Ха-ха! Русский? Он добрый. Я это вижу по его лицу. — Девочка подбежала ко мне, улыбнувшись своим большим веселым ртом, заглянула в мои глаза и потянула сумку: — Давай понесу. Ты действительно русский, да?
— Послушай-ка, отстань от доктора, — сказал рыжий Алекс и, опережая всех, направился к крайнему из трех дому.
Груда поплавков-кухтылей. Красных, синих, желтых. Круглых, квадратных, четырехугольных. Гора спасательных кругов. «Омега», «Бисмарк», «Санта-Катарина» — уловили глаза надписи на некоторых из них. Куча полузасыпанных песком спасательных поясов и жилетов. Обломки весел, шлюпочных рулей, пробитые и целые бочонки-анкерки для пресной воды. Откуда все это? Океан повыбрасывал на берег?
— Вот мы и пришли, — сказала девочка. — Входите!
Алекс толкнул дверь бревенчатого дома ладонью, и я вошел в сумрачную, остро пахнущую валерьянкой комнату.
Больной — костлявый, широкоплечий мужчина — лежал на громоздкой деревянной кровати возле окна. Мутные от боли страдающие глаза, сухие искусанные губы, короткое жаркое дыхание. Я осторожно дотронулся до низа живота больного, и тот замычал сквозь желтые от табака, крепко стиснутые зубы. У двери комнаты столпились мужчины; толстяк Джо мял в своих ручищах кепку, улыбался жалко и растерянно, девочка стояла чуть в сторонке, настороженно сверкали ее глаза.
— Быстро освободите стол от посуды, — сказал я и стал стягивать куртку. — Необходима срочная операция. Кто будет помогать?
Рыжий Алекс, рванувшись к уставленному тарелками и бутылками столу, ухватился за края скатерти и потянул ее кулем. Оглядываясь, отрицательно покачал головой: «Нет-нет, я не могу». Он вышел из комнаты, а толстяк Джо показал мне свои громадные, неповоротливые ручищи, и я понял: какой же из него помощник?
— Давайте я! — окликнула меня девочка и слизнула розовым языком росинки с верхней губы. — Я ничего не боюсь. И крови не боюсь. Когда толстяк Джо разрезал себе руку ножом, я ее быстро забинтовала.
— Хорошо. Подойди ко мне, — сказал я, торопливо вынимая из сумки инструмент и бутылки со спиртом, эфиром, йодом. — Как тебя звать?
— Виктория. Хотя нет, меня звать… — девочка нахмурила лоб, сосредоточилась. — Вот! Для тебя я буду Арика. Рика!
— Что значит — для меня? Ну хорошо, вода готова?
— Эй, Джо! Русский спрашивает: вода готова? — крикнула девочка в приоткрытую дверь.
— Да, сэр! — отозвался из кухни Джо. Что-то там зазвенело, стукнуло, послышался тихий вздох — ошпарился, что ли?.. И в комнату просунулся Джо с громадным медным чайником. — Вот, сэр. Горячая вода.
— Быстрее таз. Лейте на руки.
— Джо, я сама. Но далеко не уходи! — скомандовала Рика. Она поставила на табуретку тазик, я намылил руки, и она стала поливать. Спросила: — А вы сделаете так, чтобы капитану Френсису не было больно? Он мой отец, и я очень его люблю.
— Что ты болтаешь? Лей, лей. Этот у тебя отец, тот отец… Хорошо. Спасибо. Ну-ка намыливай лапки и ты. И мой как следует. Так кто же твой отец? Джо? Бен?
— Они все мои отцы. Все, кто живет тут, на станции Мэйн-Стейшен: Джо, Тонни, Алекс, и капитан Френсис, и мистер Фернандо, — они все мои отцы, а я их дочь. Вот! И еще у меня есть отцы: трое на станции Ист-Пойнт, двое на Уэст-Пойнт и двое на станции Уоллес. Двенадцать отцов. А я их дочь. Но это и так и не так, все они мне отцы и… И никто.
— Ну, все, Рика, кончай свои сказки. Завязывай мне халат. Так, теперь надевай вот этот халат. Он длинноват, правда… Держи: это марлевая маска на лицо… Джо и кто-нибудь там еще! Положите больного на стол да и разденьте. Осторожнее… Да не топочите вы ногами! Потерпи, дружок, потерпи. Сейчас я сделаю уколы, и боль пройдет. Выйдите все! Рика, лей на живот Френку.
— Мистеру капитану Френсису, сэр.
— Лей капитану спирт на живот. Вот так. Молодец. Подай теперь вон ту марлевую подушечку. Спокойно, не торопись. Минутку. Как себя чувствуете, капитан? Вот я тут жму, боли не ощущаете?