Шрифт:
В седьмом веке исламская волна хлынула из Аравии. Одерживая победу за победой, войска халифов разбили Персидскую Империю и отобрали у Восточной Римской (или Византийской) Империи Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку. Дважды мусульманские войска осаждали Константинополь — в 674–678 и 717–718 годах. В нашей истории византийская столица выдержала обе осады, и Империя устояла как восточный оплот христианства. Византия веками удерживала ислам от проникновения в Анатолию и на Балканы, а также обратила в христианство болгар
Когда арабские всадники подъехали к границе с юга, болгарские стражники уже успели приготовить стрелы своих луков и прицелиться. Джелаль ад-Дин эс-Стамбули, предводитель арабской делегации, поднял правую руку, чтобы показать, что он не вооружен.
— Во имя Аллаха, Всемилостивейшего и Милосердного, я и мои люди пришли с миром, — сказал он по-арабски. Чтобы быть уверенным в том, что стражники его поняли, он повторил эту фразу по-гречески.
Предосторожность помогла. Стражники опустили луки. Один из них спросил на греческом, куда худшем, чем у Джелаль ад-Дина:
— Чего для ты пришли с миром, белобородый?
Джелаль ад-Дин погладил свои бакенбарды. Он знал об их белизне и без насмешки болгарина. Мало кто из воинов, имевших право называться эс-Стамбули, или Константинопольским, был все еще жив. С тех пор, как войска Сулеймана и Масламы взяли Константинополь и положили конец Римской Империи, прошло более пятидесяти лет. Тогда Джелаль ад-Дин белобородым не был. Тогда у него еще и вовсе не было бороды.
Он снова заговорил по-гречески:
— Мой повелитель, халиф Абд ар-Рахман, спросил в прошлом году, не желает ли ваш хан Телериг узнать побольше об Исламе, о повиновении единому Богу. Этой весной Телериг ответил утвердительно. Мы — посольство, приехавшее ознакомить его с нашей верой.
Болгарин, задавший ему вопрос, заговорил на собственном шипящем языке — как полагал Джелаль ад-Дин, чтобы перевести эти слова своим товарищам. Они заговорили в ответ — некоторые из них явно выразили свое недовольство. Их устраивает язычество, понял Джелаль ад-Дин — устраивает вечное адское пламя. Такого он не пожелал бы никому, даже болгарину.
Стражник, знающий греческий язык, подтвердил его мысли:
— Почему для мы хотеть твой бог? Наши боги, духи хорошо нам сейчас.
Джелаль ад-Дин пожал плечами:
— Ваш хан захотел узнать побольше об Аллахе и Исламе. Вот почему мы здесь.
Он мог бы сказать гораздо больше, но намеренно изьяснился так, чтобы его мог понять простой солдат.
— Телериг хотеть, Телериг иметь, — согласился стражник. Он снова заговорил со своими соотечественниками, а потом указал издалека на двоих из них: — Этот Искур. Этот Омуртаг. Они указать дорога в Плиска, Телериг где. Искур, он знать греческий немного, не так хорошо, как я.
— Знать немного твой речь тоже, — сказал Искур на ломаном арабском, чем удивил как Джелаль ад-Дина, так и, похоже, того болгарина, который до этого говорил за всех. Новоявленный проводник взглянул на солнце, которому до заката еще оставалась пара часов. — Мы ехать, — заявил он, и тут же двинулся в путь без дополнительных церемоний. Болгарин по имени Омуртаг последовал за ним.
Последовал за ним, хоть и чуть медленнее, и Джелаль ад-Дин со своими товарищами. К тому моменту, как настала тьма и Искур скомандовал привал, горы на северном горизонте были заметно ближе.
— Эти пони, на которых ездят болгары, уродливы как мулы, но они никогда не устают, — сказал Дауд ибн Зубайр, который не раз участвовал в стычках на границе между землей халифа и Болгарией. Он погладил гриву своей элегантной арабской кобылы.
— В отличие от моих старых костей, как это ни печально, — простонал с облегчением Джелаль ад-Дин, слезая со своего коня, мерина с мягкой походкой. Когда-то он любил пылких жеребцов, но сейчас знал, что если упадет с лошади, то разобьется как стекло.
Болгары отправились в заросли на охоту. Дауд приступил к трудоемкому делу — разведению костра. Остальные два араба, Малик ибн Анас и Салман аль-Табари, стали на стражу, один с луком, другой с копьем. Через какое-то время Искур и Омуртаг вернулись с добычей — куропатками и кроликами. Джелаль ад-Дин достал из дорожной сумки пресный хлеб: пира не будет, подумал он, но бывает и хуже.
Искур также достал бурдюк с вином. Он предложил его арабам, улыбнувшись после их отказа.
— Больше для я, Омуртаг, — сказал он. Болгары выпили бурдюк до дна и вскоре захрапели у костра.
Дауд ибн Зубайр посмотрел на них с презрением:
— Зачем им вообще разум, если они его все время топят в вине? — фыркнул он. — И как такие люди уверуют в Аллаха и Пророка его?
— Мы, арабы, тоже любили выпить, пока Мухаммед нам не запретил, — сказал Джелаль ад-Дин. — Меня беспокоит то, что страсть болгар к этому напитку не очень-то расположит хана Телерига к принятию нашей веры.
Дауд поклонился старшему собеседнику:
— Воистину справедливо, что ты руководишь нами, о почтеннейший. Подобно соколу, ты не упускаешь добычу из виду ни на секунду.
— Подобно соколу, вечером я засыпаю, — ответил Джелаль ад-Дин, зевая. — И подобно старому соколу, мне нужно спать больше, чем раньше.
— Твои года принесли тебе твою мудрость, — нерешительно сказал Дауд, как бы раздумывая, продолжать или нет. В конце концов он решился: — Правда ли, о почтеннейший, что ты однажды встретил человека, который знал Пророка?
— Это правда, — гордо ответил Джелаль ад-Дин. — Это произошло в Антиохии, когда войско Сулеймана шло в Константинополь на битву с греками. Дед хозяина постоялого двора, где я находился на постое, все еще жил со своим внуком. Он был мединцем, и лет ему было куда больше, чем мне сейчас, ибо он воевал вместе с Халидом ибн Аль-Валидом, когда наши взяли Медину. А еще до этого, в юности, он сопровождал Мухаммеда, когда Пророк вернулся с триумфом из Медины в Мекку.