Островитяния. Том второй
Шрифт:
— Не следует торопиться, — ответил Тор. — Сначала мы попросим, чтобы Совет пригласил вас поселиться в Островитянии, если вы этого пожелаете. Полагаю, и вам нужно время взвесить все «за» и «против».
Теперь я ждал, что скажет Дорна.
— Если вы вернетесь домой, что вы будете там делать? — В вопросе ее не слышалось и тени разочарования или удивления.
— Устроюсь на работу, как и предполагал. Дядюшка мне поможет. Отказываться от его помощи я не стану.
— Вы можете и не вернуться, — ласково заметила она.
— Справедливо, Дорна, однако если это и произойдет, то потому, что я решу, где именно я хочу жить.
— Ланг прав, — сказал Тор. Затем, помолчав, продолжал: —
Дорна слегка покраснела.
— Приглашение вы получите в любом случае, — снова заговорил Тор, — и мы оба будем ждать вас с надеждой и нетерпением.
Слова его, я знал, не были простой учтивостью.
— Если я вернусь, — сказал я, — то, надеюсь, буду достойным островитянином и верным подданным — вашим и Дорны.
— Безусловно, — быстро ответил Тор, но у Дорны было свое мнение.
— Это неважно. Островитяния — всего только слово, Джонланг. Будьте верны вашей алиии той ании,что может прийти к вам.
Тор рассмеялся:
— Мы, все трое, говорим об одном и том же.
Я кивнул, однако Дорна промолчала.
Немного погодя Тор заговорил снова. На следующий день утром он предполагал отбыть в столицу и надеялся проделать путь за два дня. При первой же возможности он повидается с лордом Дорном и обсудит с ним, как преподнести Совету дело о приглашении для Ланга остаться в Островитянии. Совет собирается девятого. Тор не сомневался в конечном успехе (глаза его сверкнули), противиться никто не станет. И все же разрешение Совета являлось необходимой формальностью.
Он ласково тронул руку Дорны:
— Мы будем рады, когда вопрос решится окончательно, не так ли?
— Да, — ответила она, слегка поджав губы…
Не важно, кому первому пришла в голову эта идея, — он, Тор, позаботится ее осуществить.
— Вы пробудете у нас до тех пор, пока не завершится Совет, я надеюсь? — спросил король.
Когда главное решено, многое упрощается.
— Думаю отбыть в середине декабря, — ответил я, чувствуя на себе взгляд Дорны. — Разрешите поехать завтра с вами?
Тор ответил не сразу. Его прозрачные серые глаза внимательно изучали меня.
— А может быть, еще ненадолго останетесь с Дорной?
Оба ждали ответа. Лицо Дорны было безучастно, да я и не ждал от нее подсказок: настало время уезжать.
— Хочу вскорости повидать Файнов, — сказал я. — Их усадьба стала для меня вторым домом. До отплытия меньше двух месяцев. И еще мне хотелось бы повидать Дорна, Некку и остальных.
Глядя прямо в глаза Тору, я как можно более ровным голосом сказал, что хотел бы отправиться вместе с ним. Глаза Тора скользнули в направлении Дорны, но по выражению его лица, нисколько не изменившемуся, я понял, что и ему было отказано в помощи.
— Стало быть, поедем вместе, — сказал он. Итак, мы разрешили и этот вопрос.
Дорна продолжала хранить молчание, и немного погодя мы вместе вернулись в дом.
Все, что могли выразить слова, было сказано, и тем не менее во мне осталось смутное чувство неудовлетворенности, словно некая внезапная трещина появилась в наших отношениях с Дорной.
За ужином в тот вечер она была очень ровна, однако принятое мною решение с каждой минутой упрочивалось во мне и казалось все более правильным. Беседу главным образом поддерживал Тор, уделяя внимание в основном моим планам на будущее. Он повторил то, что я уже слышал от Дорны насчет приобретения усадьбы, и, кроме того, пожелал узнать более определенно, как я хочу распорядиться пятьюдесятью пятью днями,
Он очень помог мне обстоятельно разобраться в собственных мыслях и осознать суть принятых мною решений. Скоро я поеду домой и буду не покладая рук трудиться на благо американского общества. Если это окажется лучшим применением моих сил, то выбор будет сделан. А пока неделю-другую погощу у Файнов и, когда почувствую себя в состоянии, отправлюсь в столицу повидать лорда Дорна: он хотел сам выслушать рассказ очевидца о происшедшем в ущелье Ваба.
После ужина мы прошли в зал. Дорна, почти не вмешиваясь в разговор, сидела в кресле королевы Аль-вины погруженная в собственные мысли, которые, кажется, витали где-то далеко. Чувство тайной неудовлетворенности стало еще мучительнее, и в то же время наша беседа с Тором текла все оживленней. С жаром обсуждали мы сходства и различия между Островитянией и Соединенными Штатами, не боясь широких обобщений, с неподдельным интересом говоря то, что уже много раз говорилось, но по-новому расставляя акценты — так, чтобы те же идеи и знания могли пригодиться нам в будущем. За разговором мы почти позабыли о Дорне. Тихо сидя в углу, она слушала, как двое мужчин ведут мужской разговор о серьезных проблемах, едва обращая на нее внимание, однако я ни на минуту не забывал о том, скольким обязан ей, сколько от нее узнал, и чувствовал, что она понимает это; и я догадывался, что ей доставляет немалое удовольствие, слышать свои собственные мысли преображенными и, в свою очередь, подмечать, что некоторые из моих суждений и чувств почерпнуты в общении с другими, в том числе и с Наттаной. За весь долгий вечер выражение ее лица ни разу не изменилось, и временами она, безусловно, целиком погружалась в свой мир, где мужу и несостоявшемуся любовнику отводилось не главное место.
Потом она встала и прошла к себе, так же легко и просто, как делала это когда-то на Острове, и, когда она ушла, я понял, что больше всего хотел снова повидаться с ней наедине, и наш разговор с Тором мало-помалу расклеился.
Вскорости и я поднялся к себе. Две свечи горели на столе, камин был разожжен, поскольку ночи здесь, во Фрайсе, стояли прохладные, а перед камином сидела Дорна, наклонившись к огню и подбрасывая в него новое полено. Мягкие отблески огня вплетались в ее полураспущенные волосы, затененные ресницами глаза ярко горели, хотя выражение их было немного сонным, кожа, казалось, впитала тепло полуденного солнца. Желто-коричневое платье, которое было на ней за ужином, Дорна сменила на мягкую блузу цвета весенней зелени.
— Стало быть, вы уезжаете завтра, — только и сказала она.
— Я рад, что вы пришли, — ответил я, — потому что боялся уже не увидеть вас.
Дорна промолчала. Я пододвинул к огню второе кресло и сел.
— Вот и Тор стал вашим другом, — медленно проговорила она, глядя на языки пламени. — Я боялась, он так хлопочет о том, чтобы вы поселились здесь, только ради меня. Но он любит вас, Джонланг, и тоже хочет видеть вас рядом. Я рада, что все случилось именно так.
— И я, Дорна.
— Я на минутку, — сказала она, умолкая.
Подложенное ею в огонь сырое полено шипело и трещало. Потом стало гаснуть, и глаза Дорны потемнели. Она подтолкнула полено ногой, пламя вспыхнуло с новой силой, высветив ее лицо и ярко блестящие глаза.
— Кажется, мы уже почти все сказали друг другу, Дорна.
И снова она промолчала.
— Пожалуйста, не забывайте, что я просила вас быть свободным, Джонланг. Это главное.
— Хорошо, Дорна. А вы…
— У вас есть для меня совет?