Островок
Шрифт:
Я ответил, что моя тактика в том и заключается, чтобы подвергать кошелек моего шефа всем возможным перегрузкам. Пускай, мол, счет за наш совместный ужин в ресторане “Еланский медведь” станет очередным испытанием для этого кошелька. Не сомневаюсь, что эта финансовая потеря останется незамеченной моим шефом-олигархом.
Тина и вправду основательно вооружила меня полезной информацией перед встречей с толстяком. По дороге в ресторан она рассказала мне немало любопытного про Балагулина. По мнению Тины, Балагулин – прирожденный тамада, уверенно владеющий аудиторией. Правда, он нередко
Главная и неискоренимая слабость Балагулина – обжорство. Впрочем, эту слабость он давно превратил в одну из составляющих своей весьма эпатажной местной славы.
А еще у него своеобразный стиль общения с женщинами, добавила она с загадочной улыбкой через несколько шагов. И, конечно же, в глубине души он считает себя великим непризнанным комиком, которому лишь обстоятельства да зависть врагов помешали царить на столичной сцене.
А еще, продолжала моя спутница, ему свойственна неодолимая страсть к игре. У него в запасе тысячи всевозможных хитрых приемчиков. С их помощью он подбивает новых знакомых на заключение всевозможных пари, которые неизменно выигрывает. Порой приемчик стар как мир, но Аркадий умеет подать его свежо и эффектно.
– Смотри, не попадись на крючок, – предупредила Тина. – Даю на отсечение правую руку, что первым делом он начнет подбивать тебя на спор, будто проглотит, к примеру, десять порций котлет по-киевски за десять минут. И выиграет! С большим запасом!
– А может, стоит пойти на заведомый проигрыш ради такого редкого зрелища? – поинтересовался я, прикидывая, что страсть Балагулина к обжорству дает мне, конечно же, стопроцентную возможность подобрать к нему ключик.
– Фи, Славик! – передернула она плечиками. – И это ты называешь зрелищем?
Словом, пока мы добрались до центрального входа в княжеский теремок, я успел составить довольно подробное представление о местной знаменитости.
Аркадий ждал нас в прохладном полутемном холле. Несмотря на весь колорит его фигуры, я не сразу заметил его среди чучел медведя, лося, волка и вепря, мастерски изготовленных из пучков соломы и тоненьких веточек.
Вблизи Балагулин производил еще более комичное впечатление. Ростом он оказался даже ниже Тины, которую нельзя было назвать высокой. Его театральный костюм, довольно-таки потертый, а местами даже засаленный, свидетельствовал о длительном финансовом неблагополучии (несмотря на покровительство Сапера и выигрыши каких-то загадочных пари).
Он поджидал нас, скрестив на арбузном животе пухлые ручонки и задрав кверху узкую бороденку. Глаза у него были карие с поволокой, как бы маслянистые.
– Здравствуй, солнышко! – пропел он сочным баритоном, обращаясь к Тине. – Рад видеть твою славную мордашку, как, впрочем, и твой соблазнительный бюст. Да и попка у тебя что надо! Я всегда говорил, что ты неплохо смотрелась бы на обложке «Плейбоя». Голышом, конечно. Могу устроить, если сильно попросишь…
– Аркадий, вы не могли бы без пошлостей, а? Вот познакомьтесь лучше с моим спутником. Он менеджер очень солидной фирмы, давний мой добрый друг и, как недавно открылось к моему изумлению, ваш горячий поклонник.
Мысленно я поаплодировал Тине. Подыграла она мне блестяще.
Балагулин перевел на меня взгляд своих маслянистых глазок, одновременно пожимая мою руку.
– Аркадий Владимирович Балагулин, артист, заслуженный работник культуры, с вашего позволения, очень приятно! Можете называть меня Аркашей. Обожаю, знаете ли, ласкающие душу звуки. Вы мне нравитесь. И я готов разделить с вами ужин при условии, что он не окажется слишком пресным.
– Что ж, давайте для начала поднимемся в зал и ознакомимся с меню…
Вскоре мы обосновались за удобным столиком.
– Эх, чем бы мне вас развеселить? – В ожидании заказа Аркадий обвел нас лукавым взглядом. – Ей-богу, если бы я не знал, что вы – давние друзья, то принял бы вас за парочку голубков, которые славно поворковали минувшей ночью.
– Знаете, Аркадий, – хладнокровно ответил я, – мне-то по-мужски понятен глубинный смысл ваших острот, продиктованный исключительно преклонением перед женской красотой. Но Тина – человек более эмоциональный и непосредственный, и я не рекомендовал бы ее сердить.
– Что вы, что вы! – с показным испугом сжался он. – Уж мне ли не знать, как страшны во гневе рыжеволосые красотки! Ладно, друзья мои! Ограничимся невинными забавами… – Он состроил плутовскую гримасу. – Открою вам один секрет, Ярославич: перед вами – заядлый спорщик, обожающий всяческие пари. Но вынужден предупредить – я всегда выигрываю. Ну, например… Давайте поспорим на сто баксов, что я за десять минут расправлюсь с десятью порциями котлет по-киевски.
Мы с Тиной не смогли удержаться от смеха.
– Нет, Аркадий, тут ваш выигрыш слишком очевиден.
– Хорошо! Тогда другой вариант… – Он сунул руку в боковой карман своего необъятного пиджака и выудил оттуда колоду карт. Потасовал, поколдовав над ней, и протянул мне: – Снимите верхнюю карту и попробуйте сказать, что это не дама пик! Не бойтесь, это еще не пари, это разминка.
– Ну, куда ни шло! – Я бросил карту картинкой вверх.
Это была дама пик.
Балагулин тут же схватил ее, вложил в середину колоды, которую снова усердно перетасовал.
– Теперь ты, Тиннет. И это тоже еще не пари.
Тина сняла верхнюю карту. Снова дама пик!
– Вы, Аркадий, вполне профессиональный карточный фокусник, – констатировал я.
Он булькающе рассмеялся:
– Друзья мои, ловкость рук – не мое хобби. Я не Кио. И не Гудини. И даже не Копперфильд. У меня другие методы. Это не ловкость рук, это гибкость артистического ума. Вот, послушайте. – Он повернулся ко мне. – Сейчас я вручу вам эту колоду. Вы сами ее потасуете. Но – под столом. Ради чистоты эксперимента. А после Тина снимет верхнюю карту. Тоже под столом. А затем бросит ее на стол. После того, как я на нее подую. Если это не дама пик, значит, я проиграл. Ну? Спорим? На пустячок? На сто баксов?