Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»

Рис Лоуренс

Но в апреле Гиммлер еще раз пошел наперекор инструкциям Гитлера, когда допустил захват Берген-Бельзена Союзниками. Гитлер заранее приказал уничтожить все концентрационные лагеря до прибытия войск противника, однако Гиммлер откровенно нарушил приказ. Вероятно, он позволил взять Берген-Бельзен в целости в качестве «уступки» Союзникам; вероятно, также, и что он не был в курсе истинного характера условий жизни в лагере. Эти действия Гиммлера неожиданно привели к обратному результату, как только мир облетели фотографии ужасных условий лагеря. «Этот лагерь просто невозможно описать, – заявил один британский солдат в интервью для кинохроники. – Когда все видишь собственными глазами, то понимаешь, за что именно сражаешься. Фотографии в газете не могут все описать. То, что они совершили… ну, тут даже засомневаешься, а люди ли они вообще».

Несмотря на эту неудавшуюся попытку заслужить благоволение Западных союзников, Гиммлер по-прежнему продолжал действовать против воли Гитлера. 20 апреля он встретился с Норбертом Мазуром, эмиссаром Всемирного еврейского конгресса, и согласился выпустить 1000 еврейских женщин из концентрационного лагеря Равенсбрюк. Единственным условием Гиммлера было то, что освобожденных следовало называть «поляками», а не евреями: он надеялся, что в таком случае, информация о его действиях никогда не дойдет до ушей Гитлера. Тем же вечером, после ухода Мазура, Гиммлер признался Феликсу Керстену, своему массажисту: «Если бы я мог начать все сначала, то очень многое сделал бы иначе. Но как верный солдат, я должен был повиноваться приказам, поскольку никакое государство не может выжить без повиновения и дисциплины»¹⁰.

Впрочем, немецкому лидеру в последние месяцы войны не подчинялся не один только Гиммлер, а целые отряды СС. 21 апреля фюрер был разбужен в своем глубоком бункере в Берлине звуками артиллерийской канонады. Произошло то, что он, наверняка, считал совершенно немыслимым – Красная Армия дошла до Берлина. Гитлер приказал оберстгруппенфюреру СС [10] Феликсу Штайнеру совершить контратаку против солдат 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова, продвигавшихся через северный пригород столицы. Но Штайнер отказался. «Когда пришел приказ, – говорит Франц Ридвег¹¹, адъютант Штайнера, – он сказал: “Я не буду организовывать второе наступление на эту русскую лавину. Ведь я пошлю людей на верную смерть. Я не стану жертвовать своими войсками из-за бессмысленного приказа”». Когда Гитлер услышал о реакции Штайнера, он стал выкрикивать ругательства, с ним случился самый сильный припадок бешенства, который когда-либо видели в бункере. СС предали его. Все, что ему теперь остается сделать, открыто заявил он, это покончить с собой.

10

Феликс Штайнер был обергруппенфюрером СС и генералом войск СС. Тут, вероятно, ошибка.

23 апреля новость о припадке гнева у Гитлера передали Гиммлеру, который в тот день встречался с графом Фольке Бернадотом, представителем Красного Креста. Гиммлер считал: поскольку Гитлер объявил о своем намерении совершить самоубийство (и, возможно, уже мертв), он теперь имеет все полномочия, чтобы действовать от имени Рейха. И потому он заявил Бернадоту, что тот может передать Западным союзникам: Германия безоговорочно сдастся Великобритании и Соединенным Штатам, но не Советскому Союзу.

План Гиммлера относительно частичной сдачи был отклонен Союзниками, но новости о его попытке закончить войну на Западе, были переданы по радио «Би-Би-Си» и стали известны Гитлеру. Фюрер еще не был мертв. Вовсе нет. Когда Гитлер услышал новости, он все еще был в состоянии испытать одно из самых сильных потрясений: его предали. «Конечно, Гитлер был потрясен, – говорит Бернд Фрайер Фрайтаг фон Лорингофен¹², находившийся в то время в бункере, как офицер Генерального штаба. – В военном отношении, надежды у нас уже не оставалось. А теперь еще и этот поступок, совершенный человеком, которому он, вероятно, доверял больше всех. Этот человек бросил его и пошел на сближение с Союзниками. В результате Гитлер сделал логичный шаг и продиктовал политическое и личное завещание. А через два дня он был уже мертв».

Гитлер покончил с собой примерно в 15:30 30 апреля 1945 года, когда солдаты Красной Армии приблизились к зданию Рейхстага, немецкого парламента. Он умер, оставив политическое заявление, составленное накануне ночью, в котором обвинял евреев в том, что те развязали войну. Гитлер умер, как и жил, одержимый ненавистью ко всему еврейскому народу, без намека на раскаяние. Как мы увидели благодаря анализу всех тонкостей развития и реализации нацистского «окончательного решения еврейского вопроса», Гитлер то уделял пристальное внимание этой политике, то полностью отстранялся от нее. Но, как демонстрируют последние этапы отношений Гитлера и Гиммлера, именно фюрер до конца оставался последовательным в своей фанатической ненависти к евреям.

Гиммлер оказался гораздо более восприимчивым к происходящему, чем человек, которому он служил: он не только вел переговоры о выдаче евреев в обмен на наличные деньги, но даже пытался устроить секретное мирное соглашение. Судя по всему, Гиммлер, в отличие от Гитлера, в последние дни войны поверил, что и после конфликта у него есть будущее. И своими действиями он приводил в ужас все свое окружение. 5 мая, в штаб-квартире адмирала Деница в Мюрвикской военно-морской академии во Фленсбурге, на севере Германии, Гиммлер провел последнюю встречу с главными фигурами СС, среди которых был и Рудольф Хесс. «Судьба ставит передо мной новую великую задачу, – объявил Гиммлер. – И задачу это я должен выполнить в одиночку. Так что, отдаю вам свой последний приказ. Смешайтесь с армией!» Хесс был поражен. Он явно ожидал некий символический прощальный жест, а не безвкусное распоряжение убежать и скрыться. «И это – последний приказ человека, которого я так почитал, – писал Хесс, – в кого безусловно верил, приказы которого, каждое слово которого были для меня истиной в последней инстанции». Тем не менее, Хесс выполнил распоряжение Гиммлера и «смешался» с вооруженными силами, нацепил флотскую форму и попытался выдать себя за моряка Kriegsmarine, немецкого военно-морского флота.

Но уверенность Гиммлера в том, что «судьба» приготовила для него новое задание, была, как и многие его убеждения, игрой воображения. Уже через две с небольшим недели после последней встречи с Хессом, а именно 23 мая, он совершил самоубийство, наконец, осознав: для Западных союзников абсолютно невозможно иметь дела с человеком, виновным в убийстве миллионов людей. Тот факт, что он действительно допускал такой вариант развития событий, многое говорит об этом человеке: о его склонности к заблуждениям, о раздутом самомнении, о безумном оптимизме. Но прежде всего этот факт демонстрирует его приспособленчество – ведь, несмотря на многолетнюю преданность Гитлеру, как только ситуация изменилась, он приготовился демонстрировать преданность кому-нибудь другому.

Поскольку Гитлер и Гиммлер умерли, а другие, менее значительные преступники, отчаянно искали убежища, дни сразу после окончания войны должны были стать для всех пострадавших в лагерях временем спокойствия и восстановления сил. Но не стали.

Хелена Цитронова и ее сестра весь май и июнь 1945 года растерянно бродили по переполненным дорогам недавно освобожденной Германии, смешиваясь с немецкими беженцами, двигающимися на Запад. Они спали в сараях или разрушенных бомбежками зданиях, добывая себе пропитание везде, где только можно. Прошло немного времени, и они натолкнулись на солдат Красной Армии. Однако по отношению к Хелене и ее сестре эти мужчины вели себя не как освободители, но как завоеватели. Бывали случаи, когда советские солдаты разыскивали места, где беженцы останавливались на ночь. «Они были пьяные – ужасно пьяные, – вспоминает Хелена. – Вели себя, как дикие звери». Солдаты врывались во временные убежища, «выбирали симпатичных девушек и насиловали их». Когда подобное случалось, Хелена пряталась под телом своей сестры, надеясь, что увидев ее сестру – на десять лет старше нее самой и которую часто принимали за ее мать, – солдаты станут искать в другом месте. Эта уловка срабатывала. Но она слышала все, что красноармейцы делали с другим женщинами: «Я слышала крики – женщины кричали, пока хватало сил, но, в конце концов, замолкали. Случалось, их насиловали до самой смерти. Или душили. Я отворачивалась, потому что не хотела этого видеть, потому что ничем не могла им помочь. Я боялась, что они изнасилуют и меня, и сестру. Это были звери, не люди. Где бы мы ни прятались, они находили наши укрытия и насиловали моих подруг. Они такое с женщинами делали… Буквально до последней минуты мы не могли поверить в то, что все-таки выживем. Мы думали: если мы не погибли от рук немцев, то наверняка погибнем от рук русских».

Самой Хелене тоже однажды удалось спастись лишь чудом. Как-то утром она поехала кататься на велосипеде и «пришла в восторг от поездки. В детстве, дома, я любила ездить на велосипеде – любила свободу и тишину». Она ехала по проселочной дороге, освещенной ярким весенним солнцем. Когда она остановилась у заброшенного склада, чтобы отдохнуть, к ней неожиданно «подъехал русский на мотоцикле. Он увидел молодую женщину – еврейку, не еврейку, это не имело значения. Он швырнул свой мотоцикл на землю, и кинулся ко мне. Завязалась драка. Я не знаю, как мне удалось убежать от этого жестокого русского солдата, этого преступника. У него уже давно не было секса, и он не сумел меня изнасиловать. Я лягалась, и кусалась, и визжала, а он постоянно спрашивал меня, немка я или нет. Я сказала: «Нет, я еврейка, из лагеря». Показала ему номер на руке. Он в тот же момент отскочил. Возможно, он и сам был евреем. Я не знаю, кем он был. Он развернулся, вскочил и убежал».