Освещенные аквариумы
Шрифт:
И вот он стоял рядом с ней, за стулом, на котором сидела Люси. Невероятно, но факт. Его спутница слушала рассуждения Леграна, явно производившего на нее самое благоприятное впечатление. Кто такая Клер, она, судя по всему, не знала. Та, в свою очередь, тихо радовалась, что про нее забыли, и старалась запомнить как можно больше подробностей, чтобы хватило на много лет вперед. Она снова узнавала его голос — ведь голос, если перестаешь видеться с человеком, забывается быстрее всего. Из кармашка сорочки у него выглядывала черная лакированная ручка. На нем был ремень, которого она у него не помнила. Волосы он
С течением времени, пройдя через оздоровительное чистилище и подбив любовный баланс, Клер начала понимать, что связь с ней послужила ему чем-то вроде подготовки к роману с другой женщиной, даже если он ее пока еще не встретил. Вдвоем они немного путешествовали, часто слушали музыку и обменивались книгами, притом что каждый из них оставался погруженным в собственные неврозы, словно в высокий воротник свитера, и вдыхал свой личный аромат теплой шерсти. Он проверял на ней поступки, мысли, рестораны и житейские ситуации, чтобы потом, когда появится та, другая, гораздо более блестящая женщина, не допустить с ней никакого прокола. Клер и раньше об этом догадывалась, просто не хотела верить. Вместе с тем она не собиралась его забывать. У нее теперь были Дитрих и Ишида. Она будет жить, любить, возможно, когда-нибудь выйдет замуж и родит детей, но Жан-Батист останется с ней навсегда — не подверженный порче, как будто замороженный. Он никогда об этом не узнает, да и не надо ему об этом знать. И никто больше не будет страдать.
Жан-Батист почувствовал на себе взгляд Клер и обратился к ней — рассеянный, холодный и непобедимый:
— У тебя все в порядке? — Он уже отвернулся на три четверти оборота, давая понять, что уходит.
Люси не сводила пристального взгляда с Клер, которая сидела чуть приоткрыв рот и казалась совершенно потерянной. Девочка не выдержала:
— Не трогайте ее, — сказала она Жан-Батисту. — Она плохо себя чувствует.
Меньше всего Жан-Батист хотел ворошить былое. Не заставив себя долго упрашивать, он быстро испарился вместе со своей матерью — или кем там ему приходилась эта дама.
«Ну вот, — подумала Клер, в душе которой гнев на малышку боролся с признательностью к ней же. — Я так ему ничего и не сказала, и теперь так и останусь с этим еще лет на пять или десять. Если повезет, в следующий раз меня не вырвет». Она знала, что будет по-прежнему просматривать некрологи в газетах, за неимением других новостей. Будет по-прежнему пользоваться его духами и читать все политические статьи, которые он напишет, в поисках каких-то намеков. И изредка будет таскаться к его дому и гулять поблизости, чтобы подышать одним с ним воздухом.
Клер, Легран и Люси ушли с террасы ресторана так стремительно, словно покидали место преступления.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Домой Клер решила вернуться автобусом. Приятельницы дошли до остановки и встали, дожидаясь 96-го номера. Люси глаз не отрывала от другой девочки, которая села в 95-й, подошедший раньше нужного им. Та, уже сидя у окна, посмотрела на Люси с торжествующей улыбкой, означавшей: «Мой автобус приехал! А твой — нет!» Да, дети — они такие. «Ну и денек выдался», — подавленно подумала Клер и подняла голову. Сглотнув комок в горле, все еще отдававший рвотой, она окончательно решила, что «два козла в один день — это уж слишком».
Подошел автобус. Клер пропустила Люси вперед себя, не став за нее платить — еще не хватало. Водитель не возражал. Ни слова не говоря они устроились на свободных местах. Впереди сидели японские туристки — три из них старательно изображали из себя парижанок, делая вид, что происходящее вокруг нисколько их не интересует, зато две последние, которым действительно было плевать, кто что про них подумает, фотографировали огромную белую меренгу и хохотали как ненормальные.
— Японки всегда ходят стаей, как на эстампе, — шепнула Клер на ухо Люси.
— Это что, стишок?
— Да нет, — улыбнулась Люси. — Сама посмотри.
Настроение у обеих было хуже некуда. Обеим не хотелось возвращаться. Люси хоть привыкла, а вот Клер — нет. Ее не покидало незнакомое доселе ощущение, что ее квартира заражена, что неуют окружающего мира проник и в ее дом. Она заметила, что машинально гладит руку Люси. Малышка сидела затаив дыхание, боясь пошевелиться.
За окном проплывали улицы. Люди входили и выходили, каждый — единственный в своем роде. Клер тяжело отходила от ужасной встречи с Жан-Батистом, пропуская действительность через призму личного видения и уже преобразуя каждую деталь в мысль. Понемногу она возвращалась к себе, туда, где ее ждал Ишида, вернее, его отсутствие. Она вдруг почувствовала гнев к человеку, которого до сих пор щадила, оберегая от приступов своего дурного настроения. В парижском автобусе теперь платил он — за холодность Жан-Батиста, бесстыдство Леграна и летний салат.
Из автобуса они вышли, разморенные жарой. Консьержка во дворе поливала цветы. Рядом с видом надзирательницы стояла мадам Куртуа.
— А, Клер! А я вам звонила! Вас дома не было! — закричала она при виде молодой соседки.
— Новости есть? — спросила Клер, поднимая глаза к закрытым окнам Росетти.
— Абсолютно никаких. Как раз это я и хотела вам сказать. Никакого подозрительного шума. Вот, — мадам Куртуа порылась в сумочке, — вы забыли у меня его ключи. — Но вместо связки ключей она извлекла на свет божий леденец на палочке, который вручила Люси.
Консьержка, Клер и девочка с безмолвным удивлением провожали глазами плывущий по воздуху чупа-чупс.
— Я купила его для себя, — хихикая, объяснила старушка, — но для моих зубов это уже вредно!
Клер с консьержкой обменялись ироничными взглядами, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос.
— Я к вам за ними зайду.
Мадам Куртуа смотрела на нее разинув рот, и в ее блекло-голубых глазах светилось испуганное непонимание.
— За ключами. Сама к вам за ними зайду, — повторила Клер соседке, страдающей склерозом.
Клер позвонила в дверь Луизы. Конечно, она ни секунды не верила, что кто-нибудь ей откроет. Так и случилось. Поднимаясь на третий этаж, она пыталась дышать по системе Дитриха в надежде, что это поможет ей унять дрожь в руках и обратит вспять готовый пролиться поток слез. Люси казалась смертельно оскорбленной бессовестным поведением матери.
— Ты можешь позвонить ей на работу, — сказала девочка, устраиваясь вместе со своей куклой на ковре гостиной.
— Так я и сделаю, — ответила Клер.