Освобождение души. Как я боролся с концом света
Шрифт:
Примерно месяц от шерифа не было никаких вестей, и я уже начал было думать, что они, вероятно, не узнали Джона. Но оказалось, что я неправ. Однажды воскресным днем во двор нашего ранчо вплыла колонна полицейских машин. Ферма наполнилась странными субъектами, похожими на бандитов, наркоторговцев и сутенеров, вооруженных дробовиками, автоматическим оружием и пистолетами. Мы были в ужасе. В конце концов, несколько «сутенеров» обратились к нам, сверкая полицейскими значками. Они попросили нас остаться в доме, затем спокойно прояснили ситуацию.
Оказывается, Джон – беглый преступник, осужденный за приготовление и продажу кристаллического метамфетамина. Это был тяжелый
Я попросил разрешения зайти в фургончик, чтобы лично удостовериться в противоправной деятельности моего друга. На пути к фургончику я увидел, как полиция выводит из него подружку Джона. Оказалось, его схватили ранее – в маленьком частном аэропорту, поэтому, к счастью, нам не суждено было встретиться с ним снова. Увидев агрегат по производству наркотиков, я наконец осознал, что Джон действительно был наркоторговцем. Как же я мог поверить ему…
Я был рад, что полиция поймала Джона, но чувствовал вину за то, что не сказал родителям о том, что он беглый преступник. А должен был. Самому себе я казался сообщником в его грязных делах, ведь я позволил ему дальше производить эту отраву. Если бы полицейские захотели, они могли бы совершенно законно конфисковать имущество моих родителей, и это была бы моя вина. Я молча страдал, теряя веру в себя. Какой-то неизвестный мне офицер под прикрытием, выдававший себя за наркоторговца, несколько месяцев следил за моими родителями и пришел к выводу, что они не были в курсе противозаконной деятельности их рабочего.
Как раз в это время я успешно сдал Калифорнийский квалификационный экзамен для старшеклассников и получил аттестат. В школу я перестал ходить с середины одиннадцатого класса. Чтобы сэкономить деньги, я решил сначала поступить в местный колледж, а затем перевестись в университет. Перед началом первого семестра я работал на родительском ранчо и выполнял ту работу, которую раньше делал Джон. Я даже решил учиться на вечернем отделении вместо очного до тех пор, пока мы не найдем кого-нибудь мне на замену.
Я боялся, что мы снова наймем какого-нибудь проходимца. Пришлось оставить планы скорого перевода в высшее учебное заведение. Я закончил старшую школу в надежде ускорить свое образование, но в итоге снова плелся в хвосте. Я потерял всякую веру в себя, у меня не было друзей, а мои мечты утекали сквозь пальцы. Но я и словом об этом не обмолвился.
Я продолжал тренироваться в додзё и должен был пройти соревнования на коричневый пояс, за которым уже следовал черный. Подобного рода соревнования в карате длятся четыре–пять часов. Начавшись утром, они продолжались без перерыва где-то до трех дня. Лишь после того, как мы сделали бесчисленное количество отжиманий и приседаний, пробежали расстояние, достаточное, чтобы начать валиться с ног, нас допустили к проверке техники боя. Наконец-то мы должны были биться с учениками, уже получившими черные пояса. Когда спарринг окончился, тренер отправил учеников ждать в раздевалку, а сам приступил к персональной проверке каждого соискателя.
Сходив в кабинет за крупнокалиберным револьвером, тренер приказал мне взять его и, приложив к голове, спустить курок.
Послышался треск, напоминающий звук электрошокера, затем крик. Спустя мгновение для того же испытания был вызван следующий ученик. Когда
На глазах у моих соучеников тренер подошел ко мне с электрошокером, огонек которого потрескивал и светился голубым. Учитель спросил, готов ли я. «Да, готов», – ответил я, не позволяя разуму даже думать о происходящем. Когда электрошокер приблизился к моей руке, я продолжал смотреть вдаль, словно его и не было. Последовал треск, но инструктор не ударил меня.
Все это представление имело целью лишь испытать наши эмоции. Тренер, казалось, удивился, что я не вздрогнул, никак иначе не проявил свой страх. Сходив в кабинет за крупнокалиберным револьвером, тренер приказал мне взять его и, приложив к голове, спустить курок.
Без лишних раздумий я взял револьвер, приставил его к виску и, даже не проверив, заряжен ли он, нажал на то, что принял за курок. Но он не поддался. Я тут же понял, что мне ничего не угрожает и не отвел дуло от виска. Побледнев как полотно, тренер быстро выхватил у меня револьвер.
Он показал мне, что курок заблокирован, поэтому я ни в коем случае не смог бы застрелить себя. Далее последовала назидательная лекция о том, что мы ни в коем случае не должны слепо следовать приказам – кто бы их ни отдавал, и что мне следовало сначала проверить, заряжен ли пистолет, а потом уже с ним что-то делать. Тренер особенно упирал на то, что я никогда не должен пытаться убить себя. И хотя все эти наставления были действительно важны, я разрыдался, чувствуя себя униженным и выставленным на посмешище. Дело в том, что в глубине души я надеялся, что револьвер заряжен – ну или, по крайней мере, мне это было не очень важно. В тот момент я осознал, что склонен к самоубийству. Похоже, остальные тоже это поняли.
И хотя я выдержал испытание и получил новую степень, меня это нисколько не радовало. Я чувствовал себя полным неудачником. Нет. Я знал, что я полный неудачник. В додзё я больше не ходил. Полагаю, я подозревал в себе склонность к самоубийству, но не мог себе в этом признаться.
Я связался с плохой компанией, стал выпивать и курить марихуану в надежде сбежать от себя. Моя жизнь превратилась в бесконечный спектакль, в котором я играл несвойственную мне роль – лишь бы вписаться в новое окружение. Я не мог ни с кем поделиться своими видениями и истинными целями, и чем дальше я уходил от своей мечты, тем больше себя ненавидел. Однажды летним днем я заперся в своей комнате и признался сам себе в склонности к самоубийству. Я не мог отыскать в себе ничего, что бы мне давало право жить. Мое дальнейшее существование было напрасной тратой ресурсов, ведь мне нечего было предложить миру взамен. Я был всего лишь очередным голодным ртом. Надежды не было.
Закончив приготовления к самоубийству – письмо родителям было написано, способ смерти выбран – я некоторое время просто сидел на полу. Как ни парадоксально, осознав, что мне больше не нужно беспокоиться ни о прошлом, ни о будущем, я испытал огромное облегчение. Больше нечего бояться, больше не к чему стремиться. Не надо делать вид, что я – это не я.
Я расслабился и глубокое умиротворение окутало меня. Глаза тонули в лучах света, струящегося через окно. Я видел то, что никогда не замечал раньше: потрясающую картину того, как лучи света озаряют частицы пыли, парящей в воздухе. Они сияли словно крошечные ангелы, спустившиеся на землю. Меня потрясло то, что, прожив 17 лет, я никогда не замечал этого удивительного, Божественно прекрасного явления.