Освоение Сибири в XVII веке
Шрифт:
Представление об условиях деятельности русских в Сибири XVII в. не будет полным, если мы пройдем мимо еще одного важного обстоятельства: неизбежных столкновений землепроходцев с местным населением. Как уже отмечалось, огромные пространства за Уралом были присоединены к России, по существу, мирным путем. В Сибири ратные люди чаще погибали от голода и болезней, чем от стычек с коренными жителями. И все же поскольку такие «бои» случались, их нельзя игнорировать. Тем более что при вооруженных столкновениях землепроходцам обычно приходилось иметь дело не со слабым, а с сильным и опытным в ратном деле противником.
Большинство коренных обитателей Сибири в XVII в. находились на той стадии общественного развития, когда наиболее характерной чертой их облика и поведения является воинственность, а война становится, по выражению Ф. Энгельса, одним из «постоянных промыслов». Это был период разложения первобытнообщинного строя и складывания раннеклассовых отношений.
По описаниям современников широко, например, известны воинственные наклонности эвенков. «Люди воисты, боем жестоки», — отзывались о них в XVII в. русские служилые. «Они очень воинственны, ведут частые войны с соседями», — отмечал и западноевропейский наблюдатель. «Все это здоровые и смелые люди, — писал он, в частности, о «конных» эвенках. — Нередко до полусотни тунгусов, напав на четыре сотни монгольских татар, доблестно разбивают их по всем правилам». В представлении русских людей в XVII в. были «воистыми» и якуты, и енисейские киргизы. Буряты, по словам крупнейшего исследователя Сибири А. П. Окладникова, являлись в то время владельцами данников-кыштымов, «организаторами походов на другие племена, богатым и воинственным народом». Бывало, что они сами же бросали вызов казакам — «звали де их, служилых людей, к себе биться».
«Дух воинственности» отмечался исследователями и у ханты-мансийских «князцов», для которых, по мнению С. В. Бахрушина, «война и военный грабеж долгое время были главным средством существования». Воинственностью и крайней жестокостью отличались некоторые из обитавших в тундре самодийских племен — особенно юрацкая «кровавая самоядь», не признававшая российской власти в течение всего XVII в. Начавшийся к этому времени у ненцев процесс выделения племенной знати сопровождался усилением обычных для данного этапа общественного развития грабительских набегов. Нападениям подвергались не только соседи, но и следовавшие северным «чрезкаменным» путем группы промышленников и служилых. Немало русских людей было при этом убито и переранено. Иной раз они по нескольку дней «сидели от той самояди в осаде», отстреливаясь из-за нарт и других укрытий. Грабеж перевозимых через Урал продовольственных запасов и «соболиной казны» стал для некоторых ненецких родов чуть ли не постоянным промыслом, как и охота за судами, терпевшими крушение в Обской губе.
В качестве активной нападающей стороны, «промышлявшей» перевозимыми русскими грузами, проявляли себя и другие сибирские народы, например коряки. «Геройский дух» и «ужасающая жестокость», по отзывам европейских наблюдателей, были присущи камчадалам. Даже один из наиболее «кротких» и далеких от классового общества народов Сибири — юкагиры — представлял собой, по отзывам очевидцев, «воинственное, на войне жестокое племя». Очень воинственными в это время были чукчи. В XVII в. они усиленно (и довольно успешно) вытесняли на запад и юг юкагиров и коряков, невзирая на построенные для противодействия их наступлению Нижнеколымский и Анадырский остроги.
Русские, располагая огнестрельным оружием, разумеется, имели на своей стороне большое преимущество и ясно сознавали его. Они всегда сильно беспокоились, если подходили к концу запасы пороха или свинца, подчеркивая, что «без огненной стрельбы» в Сибири «быть нельзя». Действительно, без обладания «огненным боем» с его более высокой, чем у «лучного», убойной силой русским отрядам не удалось бы успешно противостоять неизмеримо превосходящему их по численности коренному населению. У отдельных, наиболее изолированных его групп страх перед огнестрельным оружием наблюдался и много позднее рассматриваемых нами событий, и, возможно, именно поэтому раньше историки были убеждены, что в Сибири XVII в. русским совсем не трудно было побеждать «инородцев».
Были для такой уверенности и еще некоторые причины. С легкой руки Н. М. Карамзина Сибирь в XIX в. именовалась «вторым Новым Светом». В результате, изображая происходившие за Уралом в XVI–XVII вв. события, авторы вольно или невольно подгоняли «покорение Сибири» под наиболее известную им (и, кстати, сильно упрощенную, часто просто неверную) схему испанских завоеваний в Америке. Из одного сочинения в другое переходили чисто умозрительные рассуждения о «легкости» побед над «туземцами» Северной Азии. У читателей создавалось представление о толпах сибирских «дикарей», разбегавшихся, подобно их американским собратьям, при первых же звуках ружейной пальбы или из-за страха перед ней державшихся от «государевых служилых людей» на почтительном расстоянии и потому не причинявших им «никакого вреда».
Подобные построения рушатся при соприкосновении с фактами. Угорские, самодийские и татарские племена задолго до «Ермакова взятья» познакомились с «огненным боем» русских и тем не менее совершали опустошительные набеги на северовосточную окраину России — осаждали и сжигали города, разоряли деревни и слободы, убивали и уводили в плен их жителей, отгоняли скот. Но и те народы, которые до прихода русских не сталкивались с огнестрельным оружием, обычно вовсе не были склонны считать обладавших им людей богами, извергавшими громы и молнии. Во всяком случае, если потрясение и испуг при первых ружейных выстрелах у каких-то сибирских народов и были, то в себя они приходили довольно быстро, после чего стремились скорее заполучить в свои руки невиданное оружие. Это временами и удавалось. Например, даже находившиеся на уровне каменного века юкагиры при первых столкновениях с русскими обстреливали их из пищалей, взятых у убитых служилых.
В полном противоречии с фактическим материалом находится и утверждение тех же дореволюционных историков, будто стрелы «сибирских инородцев» не причиняли никакого вреда русским. В донесениях служилых людей часто говорится о ранах, полученных в сражениях с «иноземцами». Иные в одном бою получали «ран по пяти, по семи, и по восемь»; переранено бывало и большинство участвовавших в схватке, а то и абсолютно все. Ранения эти могли иметь самые печальные последствия, поскольку в Сибири некоторые племена умели отравлять стрелы смертоносным ядом. Стрелками же сибирские жители были отменными. О самоедах известно, что они попадали из лука в едва различимую монетку. «Стрельцы скоры и горазды», — отзывались о них русские. Хорошо владели некоторые сибирские народы и таким оружием, как праща. По свидетельствам служилых, чукчи, метая камни, «щиты дощаные пробивали и котлы».
Пищали в руках ратных людей были для своего времени, конечно же, грозным оружием, однако не следует забывать, насколько сложна была стрельба из громоздких и тяжелых, в основном фитильных ружей XVII в. Всего по 12–16 выстрелов обычно производили из них за целый день ожесточенного сражения. Отсюда неизбежность рукопашных («съемных») боев, где преимущества русских часто сводились на нет не только многочисленностью, но нередко и хорошим вооружением их противников.
«При постоянных войнах и набегах жители тундр были вооружены с головы до ног», — писал С. В. Бахрушин. Прекрасное вооружение, в том числе защитное, имелось у якутов. По рассказам служилых людей, они были «доспешны и вои-сты», во время боев надевали крепкие «куяки» (доспехи из пластин, нашитых на кожаную или матерчатую основу) и «напускались» на врага в конном строю «с копьи и с пальмами» (тяжелые ножи на древке). Русские высоко ценили якутские «пальмы» и «куяки» и охотно приобретали их — покупали, выменивали, брали во временное пользование (как бы напрокат) перед походами. Так, в отправившемся на Амур отряде Пояркова среди снаряжения было и 70 «куяков якутских». «Доспешными» у якутов бывали не только воины: в документах упоминаются кони «в железных досках», «конные куяки».
У не имевших развитого железоделательного промысла народов наряду с металлическими встречались «костяные куяки и шишаки» (шлемы), которыми при случае не пренебрегали и русские служилые люди. Из описаний вооружения эвенков в XVII в. видно, что их воины выступали «збруйны и оружейны, с луки и копьи, в куяках и шишаках, в железных и костяных», в наручнях и со щитами. «Вооруженные пальмами, копьями, в шишаках, одетые в куяки, с неизменным боевым луком и с колчанами стрел, тунгусские воины производили внушительное впечатление на русских», — замечает советский исследователь Н. Н. Степанов.