Осыпь меня золотом
Шрифт:
И он посмотрел на Бабурина с возмущением, которое вполне можно было принять за искреннее. Упоминать имя Куропаткина, равно как и обращаться к нему, Полежаев избегал. Тот сам напомнил о себе.
– Не свисти, – спокойно проговорил Николай Иванович. – Остальные где?
– Да какие остальные, что вы от меня хотите? – артачился Полежаев.
– Чего хотим? – рявкнул Бабурин. – Бабок хотим! Ипатьевская доля где? Общак где?
– Да откуда же я знаю, где общак? – быстро заговорил Полежаев. – Ипатьев давно изъял его, он же знал, что мы сворачиваться собираемся, вот все и подчистил! Я же вам еще тогда говорил!
– У
– Короче, бабки где! – стукнул кулаком по столу Бабурин.
– Тише, ребенка разбудишь! – решилась вставить Елена.
Ей очень хотелось сказать мужу, чтобы отдал пришедшим все, что они просят, только бы они ушли. Она боялась за себя: боялась, что Бабурин в порыве ярости мог запросто выпалить Полежаеву правду насчет Кристины. А это означало бы конец ее семейной жизни: Юрий Аркадьевич никогда не простил бы такого… Мог вообще сделать так, что Кристина осталась бы с ним после развода, ее он вряд ли бы бросил, какой бы ни оказалась правда. Да Кристина и сама наверняка предпочла бы отца, она и сейчас-то его любит больше, чем ее, Елену. И в детстве на дурацкие вопросы бестактных родственников, кого ты больше любишь, всегда отвечала – папу!
– Значит, по-хорошему не хочешь платить… – почесал круглый затылок Бабурин. – Тогда придется по-плохому…
– Что ты собираешься делать? – Елена встревоженно вскочила со стула, а в руках у Бабурина тем временем появился пистолет.
Юрий Аркадьевич побледнел. Он хорошо знал своего бывшего компаньона: нажать на курок у того вполне хватит мозгов. Точнее, как раз не хватит, вот ведь каламбур какой, никак не получается…
– Юра! – выкрикнула Елена. – Я тебя прошу – отдай им все, что они хотят, и пусть уходят!
– Ну, слышал? – ухмыльнулся Бабурин. – Жена-то у тебя умная, правильные вещи говорит. Ты бы послушался ее, Аркадьич.
– Но послушай, – сглотнув слюну и стараясь говорить как можно убедительней, произнес Полежаев, не сводя глаз с пистолета. – Неужели ты думаешь, что я храню наличность дома? Разумеется, все мои деньги вложены в акции!
Бабурин застыл на месте и нахмурился. Потом почесал голову рукояткой пистолета и сказал:
– В акции, говоришь? Вот и хорошо… Значит, сейчас мы поедем к нотариусу, и ты перепишешь эти акции на нас.
– Да ты что, с ума, что ли, сошел? Какой сейчас нотариус – ночь на дворе! – принялся уговаривать Полежаев. – Давайте уж завтра с утра.
– Не боись, Аркадьич, у нас свой нотариус есть! – Бабурин осклабился и похлопал Полежаева по плечу.
Тот с опаской покосился на зажатый в его руке пистолет.
– Ты его хоть на предохранитель поставь, придурок! – не выдержал он.
– Не боись, – повторил Бабурин. – Пока ты подпись свою не поставишь, мне тебя убивать резона нет!
Бабурин сам не понял, что проговорился.
– Ах вот как… – медленно протянул Полежаев. – Значит, ты намерен это сделать сразу после того, как я ее поставлю? Тогда и мне резона нет тебе акции дарить! Все равно убьешь!
Куропаткин бросил быстрый взгляд на Бабурина.
– Резон есть, – заметил тот, оборачиваясь на Елену. – У тебя жена молодая и лапочка-дочка. Ты о них подумай. Нельзя же быть таким эгоистом!
– Алексей! – срывающимся голосом крикнула Елена. – Ты что, с ума сошел?
Бабурин проигнорировал ее возглас. Николай Иванович уже хотел было что-то сказать, как вдруг Полежаев с неожиданной прытью вскочил со своего места и, схватив Бабурина за руку, попытался вырвать пистолет. Бабурин, словно медведь, ворочался, застигнутый врасплох, но физическое преимущество было на его стороне. Он уже почти оттолкнул от себя Полежаева, когда палец его автоматически опустился на курок. Раздался выстрел. Елена взвизгнула на всю кухню – Юрий Аркадьевич упал прямо к ее ногам. На груди его стремительно расползалось красное пятно.
Елена, не переставая визжать, сначала отшатнулась, а потом бросилась к мужу, пытаясь нащупать у него пульс.
– Опа… – растерянно проговорил Бабурин. – Кажись, насмерть…
– На хрена? – негромко, но с затаенной злобой спросил Куропаткин. – Я же предупреждал – никакой мокрухи!
– Иваныч, я это… того… машинально, – произнес Бабурин. – Я не хотел…
Куропаткин подошел к лежавшему на спине Полежаеву и пощупал ему пульс.
– Мертв, – коротко прокомментировал он и, вернувшись на свой стул, закурил «Беломор».
Тогда Елена опустилась на пол и тоненько завыла. Бабурин мрачно посмотрел на труп, потом перевел взгляд на Елену и жестко произнес:
– Хватит скулить! У него, кажись, кроме вас, никого нет?
И, не дожидаясь ответа Елены, которая и не собиралась ничего отвечать, продолжил:
– Значит, ты единственная наследница. Завтра поедешь с нами и переведешь на нас свою долю, которая тебе достанется после смерти муженька.
– Не гони! – с досадой обратился к Бабурину Куропаткин. – Какое теперь завтра? Она в права наследства не раньше чем через полгода вступит. И то если вступит. Труп-то криминальный! Не факт, что теперь расхлебаешь!
Бабурин снова почесал затылок, стимулируя мыслительный процесс. Затем посмотрел на свой пистолет, валявшийся на полу. Он неторопливо подошел к нему, поднял и тщательно протер носовым платком. Затем вложил ствол в пальцы Полежаева.
– Руку поменяй, придурок! – с ненавистью проговорил Куропаткин. – Это левая!
Бабурин нахмурился и переложил пистолет. Елена продолжала тихонько скулить.
– Значит, так! – повернулся к ней Бабурин. – Сейчас мы свалим, а ты вызываешь ментов. Скажешь, что муж вечером принял на грудь и принялся прочищать ствол, который у него хранился много лет. Естественно, незаконно, но тебе об этом ничего не известно, ты такими делами не интересуешься. Думала, что разрешение есть. Значит, возился он, возился – ты уже спать легла, – как вдруг услышала из кухни выстрел. Примчалась, муж лежит на полу с пистолетом в руке, на груди кровь. Ты испугалась и вызвала «Скорую», а затем и ментов. Про нас – ни звука! Рюмки все перемой и убери.
– Он же трезвый! – подал голос Куропаткин. – Кто в такую лажу поверит?
Бабурин бросил взгляд на начатую бутылку водки, после чего взял ее со стола и, грузно присев на корточки возле тела, стал вливать Полежаеву в рот водку прямо из горлышка. Елена с ужасом наблюдала за его манипуляциями.
– Чтобы опьянение наступило, нужно, чтобы в кровь всосалось! – зло сказал Куропаткин и сплюнул.
– И так сойдет! – раздраженно отозвался Бабурин. – Что мне теперь, укол ему в вену вводить? Я не доктор!