От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская)
Шрифт:
Началась первая наша эфиопская ночь.
Эфиопия — первый взгляд через три года
Мы ехали по уже знакомой мне дороге, ведущей из пограничной Метемы в город Гондар, в Бахр-Дар и, далее, в столицу. Деревни и горы были знакомыми, и толпы эфиопов, окружавших нас, кричали нам “Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!!!”, как и в предыдущей поездке. Но кое-что изменилось. Дорога, которую мы сами когда-то укрепляли камнями, чтобы мог пробраться через грязь наш грузовик; дорога, где по сорок человек, взявшись за канаты, вытаскивали грузовики из жижи — превратилась во вполне сносную грунтовку, даже с возможным переходом на асфальт через пару лет. Грузовики и фуры с суданскими и эфиопскими номерами,
Вторую эфиопскую ночь мы провели в сарае — большие щелявые сараи из палок, крытые железным листом, как всегда, представляют собой лучшее сооружение от дождя. Правда, в этом сарае, несмотря на антинасекомную палатку, к нам пролезли какие-то блохи и искусали меня. Наутро, встав, мы увидели толпу коров и малолетних “юкал” вокруг, почуяли запах утренних инжер, вышли и занялись завтраком.
Инжеры — эфиопские блины — продавались здесь в каждом посёлке, они делаются из особой муки, именуемой “тэфф” (растение тэфф растёт только в Эфиопии и в соседней Эритрее). Инжера имеет диаметр 60 см., готовится на углях (основной тут энергоноситель) на большом круглом железном листе-сковороде. Потом на неё можно налить соуса, положить варёных овощей, мяса и прочие вкусности, и в итоге на двоих вполне хватает одного блина. Стоит в харчевне от 2 до 5 быр, в зависимости от наполнителей. Добродушные водители-эфиопы часто угощали нас инжерами.
В деревне Азезо, вблизи Гондара, мы поставили палатку на банановом поле (пролезши туда через колючую проволоку). Но через десять минут — не успели мы залечь — нас обнаружили охранники с ружьями. Удивившись (белые мистеры в палатке на банановом поле), позвали начальника охраны. Тот отвёл нас к хозяйке плантации. Как неожиданно! Женщина, лет 50-ти, эфиопка, занимается фермерством; вся земля тут её, и слуги всякие, охрана поля, садовники и прочее, — и растут здесь бананы, манго и другие фрукты. Предлагала она нам спать в доме, но мы предпочли на свежем воздухе, в палатке. Приятно, что есть активные деловые эфиопы, и жаль, что их так мало: ведь всю страну можно было бы засеять! Столько гор, полей, земли, рек пропадает даром, а люди, вместо того чтобы возделывать землю, бегают за нами с криками “Дай мне денег, Ю!”
Вот она, зелёная жизнь, о которой мечтала (только на словах) Нотка и мечтают ещё миллионы людей в больших городах и богатых странах. Без бензина и нефти, без газа и атомных станций, в земле ковыряться, жечь дрова, пить экологически чистую природную воду и жить в экологических травяных хижинах, а на обед есть экологически чистую инжеру из незаражённого нитратами тэффа…
“Меняю квартиру в Липецке на хижину в Эфиопии!” Ага, не желаете? На две хижины! — “Нет, спасибо!” Эх, не хотят теоретические экологи не на теории, а на практике познавать зелёную жизнь. Даже египтянин, устав от Каира, не поменяет свою квартиру с вентилятором в каирской “хрущобе” на зелёную жизнь! Не хотим менять! И даже я, проходя мост через речку здесь, в Эфиопии, подумал: “Неплохо бы неподалёку, не совсем тут, а чтобы не портил вид на реку — открыть ларёк с газировкой и Интернет-кафе! И с сирийским мороженым! Цены бы не было этим местам!” Вот так и гибнет настоящая Африка!
Как лёд растворяется в тёплой воде моря — а если взять его в руки, рассмотреть, то он тает ещё быстрее. Так и эти места, уголки Судана, Эфиопии, Афганистана и подобные, —
Как в фантастических рассказах, вернувшись в прошлое, легко ненароком его изменить и всё в прошлом и будущем испортить, — так и в путешествии. Мы, жители “будущего”, попав в страну, где сконцентрировалось человеческое прошлое, необратимо травмируем его, портим, изменяем и приближаем к стандартам нашей “мировой” цивилизации. И вот эфиопы строят вышки для мобильников, а суданцы нацепляют на глиняный дом спутниковую тарелку, а в афганские горные деревушки завозят узбекский “Спрайт” и “Кока-колу”.
Город Гондар, в который мы традиционно заехали: тысяча мусорных изделий до сих пор продавалась на базаре, и эфиопские сандалии из автопокрышек за пол-доллара пара изготовлялись на наших глазах. По паре таких сандалий приобрели и мы с Ильёй, целый день в них проходили, а потом спрятали в рюкзак. Теперь эта суперобувь есть у нас дома. Но не только обувка — ведь целых три Интернет-кафе завелись рядом, в центре города. Чудеса прогресса! На улицах Гондара появились продавцы носков — китайских, и носки стоили дороже обуви — вот ещё один штришок к общей картине наступающей единой цивилизаци.
— Хеллоу! Вер-а-ю-го! Гив-ми-пен! Вот-из-юр-нейм! — кричали нам жители Гондара. Крестьяне, юкалы, зазывалы, дети, старухи с дровами, “мистер-как-мне-вам-помочь”, “мистер-дай-мне-1-бырррр!” — всевозможные хелперы и нищие тусовались вокруг замка и на других улицах города. Мы с Ильёй с интересом фотографировали всё.
Между Гондаром и Бахр-Даром шло активное дорожное строительство: клали асфальт, вовеки не виданный здесь. Очередной вечер нас застал в городке Аддис-Земен — разочаровавшись во вписочных способностях простых эфиопов, мы постучались в вагончики дорожных рабочих — и нас вписали дорожники… китайцы! У них и душ, и все блага мира оказались, и даже кто-то из образованных китайцев сумел поговорить с нами по-английски.
В Бахр-Даре мы поехали на водопады Голубого Нила, те самые, которые я так активно фотографировал в прошлый приезд сюда. К сожалению, на Голубом Ниле построили большую и полезную ГЭС, в связи с чем водопад уменьшился втрое, и лишь узкие струи воды стекали вниз там, где когда-то ревел тысячетонный поток. Водопад не стали ликвидировать совсем — ведь доход от туристов тоже нужен, — но его прежний вид исчез навсегда. Так что водопады Нила мы больше не увидим такими, как раньше.
Бахр-Дар весь чинился и строился. Колледж, в котором мы вписывались три года назад, расширился и превратился в университет, сиял новыми корпусами. Чинились дороги, и по новому асфальту проезжали джипы и ослы — ослов, конечно же, больше. Сотни нищих, разлёгшись на центральных улицах, поджидали иностранцев и других обеспеченных граждан, чтобы с их помощью на несколько центов повысить своё благосостояние. Крестьяне продавали на улицах плоды своих полей, и мы закупились местными бананами у смешного бородатого старика — нужно поддерживать крестьян-фруктопроизводителей.
Эфиопы носят на головах всё: кувшины, циновки, канистры, палки, дрова, вязанки травы, детей, ружья девятнадцатого века, тыквы. На носилках под зонтом носят знатных старух — но уже не на голове, а вдвоём, руками. Среди зелёных гор и холмов понатыканы деревни, от десяти до тысячи хижин в каждой. В некоторых деревнях что-то производят, например глиняные амфоры. В лесу производят деревесный уголь, пережигая дрова. Потом этот уголь продают прямо на трассе проезжающим машинам, 15 быр за огромный 40-килограммовый мешок. Некоторые у дороги просят милостыню, даже один человек с ружьём попрошайничал, наверное не на что купить патроны. Нам попался большой грузовик, мы ехали в его кузове и смотрели по строронам.