От Анны де Боже до Мари Туше
Шрифт:
— Само небо мне ее послало, — не раз повторял он.
На самом же деле это сделал Людовик XI.
Хитрый король Франции, которому нужен был свой информатор в Бретани, выбрал для этой цели Антуанетту и поручил ей завоевание Франциска II. Надо признать, что задание было не очень трудным. С появлением дамы де Меньле, ослепленный ее красотой герцог отстранил от себя свою жену Маргариту Бретонскую и показал себя в высшей степени галантным мужчиной. После утонченного приветствия герцог провел красавицу в уединенную комнату и под предлогом — можно ли не оценить его оригинальность, — что
Антуанетта, образование которой включало и кое-какие уроки, преподанные дамами, известными своими шалостями, в первую же ночь привела в восторг Франциска и фантазией, и пристрастием к деталям.
— Какое богатое воображение! — воскликнул герцог, слегка запыхавшись.
На другой день, в знак благодарности, он преподнес ей поместье Шоле.
Само собой разумеется, бедная герцогиня Бретонская очень страдала из-за поведения своего супруга. Тем более что в первый же день Франциск появился на людях со своей фавориткой — об этом судачил весь Нант. Кончилось тем, что Маргарита слегла.
* * *
В течение некоторого времени Людовик XI получал секретные донесения, содержавшие весьма ценную информацию о бретонском дворе. Затем письма стали приходить все реже и реже, и наконец Антуанетта перестала их присылать.
Возмущенный король ломал голову над причиной такой измены. Могло ли прийти в голову человеку, который сам никого не любил, что «фаворитка по приказу» увлечется игрой и влюбится в герцога Бретонского?
Истина привела короля в ужас. Можно себе представить его разочарование, когда он узнал, что Антуанетта, не довольствуясь одними физическими радостями, которыми она одаривала герцога, еще к тому же продала свои драгоценности, чтобы пополнить временно оскудевшую герцогскую казну.
После кончины Маргариты Бретонской все были уверены, что Антуанетта заставит герцога жениться на себе, чтобы узаконить своих детей. Но она этого не сделала, Франциск II женился вторым браком на Маргарите де Фуа, которой пришлось, естественно, смириться с присутствием фаворитки у супружеского очага.
Обе женщины, без малейший враждебности, окружали вниманием неугомонного герцога Бретонского, когда ко двору прибыл Людовик Орлеанский.
Вновь прибывший сразу же воспылал страстью к Антуанетте, хотя она была старше его лет на двадцать. Однажды, во время рыцарского турнира, когда она вручала трофей рыцарю-победителю, Людовик приблизился к ней.
— Я мечтаю о несказанном удовольствии, — прошептал он ей, — поделиться с вами секретом кое-каких состязаний, известных только в моей стране.
— Прекрасный сир, — ответила Антуанетта, совершенно не смутившись, — у меня нет ни малейшей нужды в подобных уроках, но если, паче чаяния, такая нужда появится, то роль учителя я поручу моему господину… Знайте это…
Впервые в своей жизни Людовик Орлеанский встретил женщину, верную тому, кого она любит. Отныне он смотрел на нее со смешанным чувством восхищения и раздражения.
* * *
От второй жены Маргариты де Фуа у Франциска II была дочь, на удивление грациозная девочка, которую вся Бретань обожала «за то, что она была красива, и за то, что звалась Анной». Когда Людовика Орлеанского представили ей, он не проявил особого интереса.
Но когда после неудачного ухаживания за Антуанеттой де Меньле Людовик вновь увидел девочку, он был восхищен. При его склонности к контрастам этот зеленый плод показался ему очень заманчивым. Он тут же начал размышлять о том, как аннулирует брак с бедной Жанной, по-прежнему прозябавшей в Берри, и как женится на наследнице герцогства Бретонского.
Идея была очень даже неплохой, потому что, как пишет историк, выражаясь несколько напыщенно:
«Впервые влечение распутника могло способствовать его честолюбивому стремлению осуществить превосходный политический замысел…»
С присущей ему безудержностью он принялся делать девочке подарки, которые она принимала с удовольствием. В конце концов, заверив Франциска II в том, что его «вынужденный» брак с Жанной легко может быть расторгнут Римом, он тайно обручился с маленькой герцогиней.
Анна де Боже, у которой повсюду были агенты, быстро узнала об этом сговоре, и то, что в ее сердце еще сохранилось от былой любви к Людовику, побуждало как можно быстрее найти средство, чтобы помешать соединению обрученных. И Анна нашла это средство.
Карл VIII не был пока еще коронован. А между тем Людовик Орлеанский и в качестве первого принца крови, и под угрозой отлучения от двора обязан был сопровождать своего кузена во время церемонии коронации. По традиции именно он должен был держать корону над головой юного короля. Лучшего предлога невозможно было и придумать, чтобы заставить герцога Орлеанского вернуться в Париж.
Анна объявила, что коронация намечена на ближайшее время, и написала Людовику, напомнив, что его присутствие необходимо.
Очень расстроенный тем, что приходится прервать ухаживания за невестой Анной Бретонской, герцог покинул Нант и явился по приглашению своей кузины.
Коронация происходила в Реймсе 30 мая 1484 года. 5 июля Карл VIII совершил торжественный въезд в Париж, что стало поводом для грандиозных празднеств, на которых легкомысленный герцог Орлеанский, конечно же, пожелал присутствовать. Даже в августе он все еще не вернулся в Нант.
Анна де Боже только улыбалась, довольная шуткой, которую она сыграла с Людовиком, и тем, что все это время он был рядом с ней. Будь Людовик Орлеанский человеком менее спесивым и более тонким, ее любовь дала бы ему все то, чего он не сумел добиться ни интригами, ни титулом первого принца крови. Только гордыня мешала ему отозваться на едва скрытые желания кузины. «Он хотел, — сообщает Брантом, — чтобы она зависела от него, а не он от нее».
Он всячески старался вызвать недовольство Анны, пытаясь доказать, что совершенно не боится ее. Однажды, когда он играл в мяч с придворными дамами, как рассказывает Жан де Сер, «между играющими разгорелся спор и понадобился третейский судья. Решили обратиться к м-м де Боже. Она высказалась не в пользу герцога Орлеанского. Герцог, догадываясь, кто вынес такое решение, произнес тихо, что если это сказано мужчиной, то он лжец, а если женщиной, то она шлюха; слова были переданы Мадам, и она ему это запомнила, хотя внешне не подала виду…»