От Белого моря до Черного
Шрифт:
Сток Масельгского озера направлен к Балтике; узкий гребень, на котором мы стоим, — это и есть одни из самых очаровательных, самых своеобразных и самых удивительных по своей наглядности участков огромного водораздела. Стоя здесь на вершине, не сходя с места, брось направо щепочку-кораблик, и если его не остановят берега, он уплывет в Белое море; брось кораблик налево, он найдет путь в Балтийское море.
Вот какая эта вершина. Хоть высоты в ней не будет и двухсот метров над уровнем моря, но это истинный конек на крыше одного из величественных зданий Земли.
А дорога
На самой вершине стоит церквушка. Она не очень древней постройки, как говорят, лет ста, и еще довольно крепка, хотя и начинает разрушаться. Пробираемся внутрь. Предметы церковного убранства покрыты убогими полотнищами с вышитыми черными крестами — как видно, какая-то местная религиозная секта добивается покровительства от Казанской богородицы, хозяйки этого храма. Да, вот это настоящая глушь, в той мере, в какой она еще возможна в нашей стране.
Тишина кругом такая, что хочется говорить шепотом. С колокольни нам видны деревушки — Масельга, Гужово на ближнем мысу Масельгского озера, еще какие-то селения, чуть различимые в синеватой дали. Рыбацкая лодка медленно плывет к Гужову, оставляя позади себя веерообразный, остекленевший в кажущейся неподвижности узорчатый след.
Видны обещанные нам озера, перламутровыми ракушками сверкающие посреди золотисто-зеленых ворсистых холмов. Правда, ни двадцати семи, ни даже семнадцати мы не насчитали, но разве дело в числе? Да, за одним тем, чтобы полюбоваться видом с Хижгоры, уже стоило приехать из Москвы. В Морщихинском нередко останавливаются туристы из Ленинграда, московские рыболовы и охотники. Все они непременно приходят на Хижгору, а для карголольцев это излюбленное место массовых выездов.
Вернувшись в Морщихинскую, мы как-то само собой оказываемся гостями семьи учителей Поповых. Это целая учительская династия. Наш хозяин Кузьма Алексеевич, которому теперь под шестьдесят, еще до войны был директором школы, потом прорывал блокаду Ленинграда, потерял ногу. Вернулся из госпиталя, снова стал директором. Это невысокого роста, очень подвижный, несмотря на свой протез, худощавый человек с живым энергичным лицом, на котором почти незаметно примет старости. Глаза совсем молодые, в них светится постоянная готовность Кузьмы Алексеевича что-то предпринимать, затевать…
Учительницей работает и его жена Анна Яковлевна — тоже с молодым лицом, полная, добродушная, гостеприимная.
Их старший сын — директор средней школы в Каргополе, а дочь учительствует здесь, в Морщихинском, и заочно оканчивает пединститут.
Старшие Поповы не только учителя, но и — как большинство здешних озерных жителей — рыбаки. Во время войны Анна Яковлевна вместе с другой учительницей рыбачила на озере в колхозной бригаде, кормила семью. А Кузьма Алексеевич и сейчас рыбачит.
Нас угощают ухой из окуней собственного улова. Уху здесь готовят такой свежести, что когда кладут рыбу в котел, как уверяют нас хозяева, то закрывают его крышкой, чтобы она не выпрыгнула.
Съев по тарелке золотистого ароматного отвара и по паре здоровенных окуней, мы переходим к рыбнику. Это похоже на рыбный пирог, но рыба запечена в тесто целой, с костями. Окунь тот же, что в ухе, но вкус совершенно особый, впрочем, тоже преотличный. Едят рыбник, вынимая рыбу из пирога, а корочкой прикусывают… Потом пьем чай из самовара, пока еще повсеместно употребляемого на севере.
Отдохнув после угощения, идем с Кузьмой Алексеевичем на озеро, и он дает о нем подробную справку. Лекшмозеро имеет 12 километров в длину и 6 в ширину, волна тут бывает крупная, как на море, потому что озеро глубокое. Берега его редкостно живописны, вода прозрачная, мягкая, и рыбы в нем видимо-невидимо. Помимо окуней, щук и прочей заурядной рыбы, распространен сиг, ряпус (вероятно, близкий родственник ряпушки) и сорога, так же как и ряпус, похожая на сельдь. Ряпус бывает крупным, но это старые рыбины, они, так же как и крупный рыжик, «уже не то»; лучшими считаются экземпляры по 30—40 сантиметров длины.
Лекшмозеру приписывают одно любопытное свойство: говорят, что это «доброе» озеро — в нем на памяти жителей никто еще не утонул. Возможно, это объясняется дисциплинированностью северян, а также тем, что здесь из поколения в поколение передается наука, как плавать по Лекшмозеру в бурю. Когда ветер погонит большую волну, надо сесть лодкой на ее гребень и подгребать, чтобы удерживаться на нем.
— Волна тебя погонит-погонит, знай только держи поперек нее да подгребай, и вынесет на берег, — говорит Кузьма Алексеевич.
Прием этот применим при любом направлении ветра, потому что берег всюду недалеко.
Лекшмозеро со своим характерным грушевидным очертанием и с большой белой церковью на берегу служит ориентиром на воздушных трассах, ведущих на север от Москвы и Ленинграда. Над ним пролетали самолеты, участвовавшие в спасении челюскинцев в 1934 году, пролетал в 1937 году М. Громов, совершая первый беспосадочный перелет в Америку на советском воздушном корабле АНТ-25. Однажды Поповы получили открытку: «Пролетая над Лекшмозером, думаю о вас, мысленно шлю привет…» Это писал летчик, их бывший ученик. Письма от учеников, благодарных за науку и за уроки честной, благородной трудовой жизни, приходят из Москвы, из Арктики, с Дальнего Востока…
Так, достойно и скромно, не требуя много для себя, живут учителя Поповы, окруженные любовью и доверием своих односельчан. Вместе со всеми учителями Поповы активно участвуют в колхозных делах и общественной жизни села; Анну Яковлевну односельчане избрали своим депутатом в районный совет.
Мы дотемна задержались за беседой у этих сердечных гостеприимных людей. Говорили обо всем: о правильных мерах по перестройке школы, о подъеме в городах и на селе после XX партсъезда, о делах международных и о мире… И казалось, что сама огромная, негромкая, трудовая северная Русь молвит про свои думы, радости и надежды.