От Белого моря до Черного
Шрифт:
— Трудность архангельских лесов состоит в том, что лес у нас преимущественно мелкий. Где-нибудь в восточносибирской тайге одно дерево-великан свалили, вот тебе и кубометр древесины, а то и больше. Нашему лесорубу приходится порой один «кубик» набирать с 15—20 стволов. Но народ у нас крепкий, упорный и, надо сказать, смекалистый.
Подумав немного — наверное, он соображал, как бы доступнее объяснить суть дела, — Алексей Васильевич подошел к карте.
— Вот здесь, — продолжал он, — на юге области в Вельских лесах трудится лесоруб Михаил Семенчук. Это совсем еще молодой человек, ему лет, наверное, двадцать шесть, не больше…
Судя по тому, как щурился мой собеседник, прикидывая возраст Семенчука, можно было безошибочно заключить, что знал он его не по газетам. — Семенчук
2
Трелевка — вывоз спиленных стволов от места валки к верхнему складу, откуда они могут быть отправлены дальше уже по благоустроенной лесовозной дороге.
3
«Раскряжевщики» распиливают целый ствол на «кряжи», т. е. бревна определенной длины. При новом порядке вывозки леса в «хлыстах» эта специальность не нужна.
Как тут было не изумиться! Я заметил:
— Но это, очевидно, не всякому под силу?
— Дело тут не в силе, а в сноровке. Пока еще мало кто научился работать втроем или впятером. Но к этому идет. Есть уже малые комплексные бригады, которые перекрывают рекорды, поставленные бригадой Семенчука…
Между тем накал рабочего дня нарастал. Уже не в первый раз в кабинет входили работники совнархоза, прерывая нашу беседу срочными делами. Почувствовав, что пора и честь знать, я попытался сделать какое-то заключение:
— Итак, насколько я понял, семилетка для вас — это коренное улучшение использования древесины, работа без отходов, это новые важные для страны виды продукции: тарный картон, древесноволокнистые плиты, это больше мебели, домов, целлюлозы, бумаги…
— Совершенно верно, но не только это. Мы будем облегчать труд лесорубов. Уже сейчас в большинстве леспромхозов почти не осталось ручного труда. В семилетке комплексная механизация будет завершена. Но и это еще не все. — Алексей Васильевич помедлил. — Вы бывали на лесопунктах?
— М-м… так, заезжал…
— Значит, имеете представление. Что такое лесопункт? Это, что ни говорите, глушь лесная. Конечно, есть там теплые дома, электричество, радио, достаточно продовольствия. Но людям этого мало. Мы построим благоустроенные лесные городки, покроем асфальтом улицы и тротуары, проведем газ, разобьем скверы. А потом ведь и столице нашей лесной, самому Архангельску, пора преображаться. Еще несколько лет назад тут вообще ничего не строилось, а старые дома приходили в ветхость. За последнее время положение изменилось. Вы заметили наши стройки? Это только начало. Будут целые кварталы домов, будет мост через Северную Двину, будут новые бетонированные причалы в порту. Лет через пяток Ахрангельска не узнать!..
Дерево и вода
Яркий и теплый полдень. Наш «газик» после нескольких дней неподвижности, словно застоявшийся конь, резво бежит по асфальту.
Движение умеренное. Шоферы ездят осторожно, при поворотах добросовестно огибают центр перекрестка, зато сигналят без стеснения, где надо и главным образом где не надо. Мы придерживаемся московской традиции, едем без сигнала, притормаживая в людных местах. Старушка, завидев молчком подкрадывающийся к ней автомобиль, заподозрила нас в коварном намерении переехать ее и сердито ругается по нашему адресу.
Мы едем на Соломбальский бумажно-деревообрабатывающий комбинат, известный своим крупнейшим в Европе лесопильным производством.
Лесопильных заводов в Архангельске несколько десятков, все они расположены на берегу Северной Двины или ее рукавов и все очень похожи один на другой. Такой завод разделен осевой линией на две части: по одну сторону — штабеля бревен и пилорамы, по другую — склад пиломатериалов, целый городок высоких штабелей.
Соломбальский комбинат отличается не только более сложной планировкой, но в первую очередь масштабами. Если на обычном лесозаводе имеется, скажем, четыре пилорамы, то здесь их двадцать четыре. Многие специалисты утверждают, что такое сосредоточение нерационально, и в принципе они, по-видимому, правы: создается громоздкое складское и транспортное хозяйство, непропорционально удлиняются внутризаводские перевозки и т. п. Очевидно, крупное производство не во всех отраслях наиболее эффективно.
Итак, едем. Придерживаясь трамвайной линии, чтобы не сбиться с пути, переезжаем широкую Кузнечиху по новому мосту. Своей конструкцией он напоминает московский Крымский мост, чем архангельцы немало гордятся. За Кузнечихой мы уже на острове Соломбала, расположенном между нею и другим рукавом — Маймаксой. Заметим, что жители дельт — не только на Северной Двине — к каждому рукаву относятся как к особой реке — так удобней в обиходе.
Вскоре после Кузнечихи нам встречается еще одна речка — Соломбалка, совсем узенькая и очень, если можно так выразиться, уютная. Впечатление уюта создают десятки маленьких суденышек — моторных лодок и катерков, выстроившихся по обоим берегам вплотную друг к другу. Этот москитный флот принадлежит архангельцам — страстным любителям рыбалки и водных прогулок. Некоторыми катеришками владеют несколько семей сообща, есть тут и собственность спортивных клубов… Точно такую же картину вы можете наблюдать, например, в Астрахани на какой-нибудь из небольших волжских проток или каналов.
Наконец комбинат разыскан, знакомство с его руководителями состоялось, пропускные формальности закончены, и мы идем в деревозаготовительный цех, откуда начинается производственный поток.
Вот так называемый заводской рейд. На берегу протоки стоят кабель-краны. Это гиганты, похожие на Эйфелеву башню. Они установлены на рельсах, проложенных по широкой, укрепленной бутовым камнем дамбе.
Нам не терпится подняться на эти гигантские ажурные башни и с сорокаметровой высоты окинуть взором панораму. Вид поистине захватывающий. Скольких километров достигал радиус обзора, не берусь даже гадать, во всяком случае был виден район пригорода Первомайского с его высокими дымящимися трубами. Различаем знакомые места: вот центр города, Кузнечиха и мост через нее, вот весь как на ладони — и формою похожий на ладонь — остров Соломбала, вот комбинат и его большой поселок — новенькие деревянные двухэтажные дома, деревянные мостовые, а там, где нет мостовых, — бурый покров опилок, смешавшихся с землей… В промежутках между застроенными массивами и по периферии — низина с низкорослой тайгой, зачахшей в болотистом окружении, и бледно-зеленые пространства самих болот. Здесь, вблизи устья Северной Двины, местность выглядела действительно плоской. Но самым главным, самым запоминающимся в ландшафте были сверкающие на солнце ветвящиеся рукава реки и — штабеля, штабеля, штабеля..
А внизу кипит работа. Вынутые из воды бревна кран пачками уносит в штабеля, создавая запас на зиму, когда мороз скует сплавные пути. А часть бревен, минуя склад, попадает прямо на гидролоток, и вода несет их туда, где жужжат пилы. Гидролотки — это проконопаченные и просмоленные желоба из досок. Они тянутся на несколько сот метров с поворотами и ответвлениями, позволяющими сваливать, в них бревна из различных точек склада. Гидролотки работают круглый год; зимой в них подается горячая вода, не специально подогретая, а выполнившая свою работу в цехах комбината.