От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы
Шрифт:
Владение грамотой и использование ее в функциональных целях (в административном управлении, дипломатии, судопроизводстве, торговле и т.п.) было довольно широко распространено в городах, но восприятие подобных практических записей в средневековой Руси не считалось подлинным чтением.
Необходимо, следовательно, различать чтение как техническое умение и чтение как содержательное, имеющее высокий культурный статус действие. Грамотным в начале XIII в., по весьма оптимистическим подсчетам Б.В. Сапунова, был 1% населения Руси. Верхнюю границу грамотности (5%) можно полагать, если исходить из уровня грамотности, характерного для такого большого торгово-промышленного города, как Новгород 331 . Крестьянство было практически неграмотным. В этой среде чтение воспринималось как нечто экстраординарное, как попытка профана прикоснуться к сфере сакрального, и подобное отношение к чтению сохранилось надолго.
331
Сапунов Б.В. Книга в России в XI—XIII вв. Л., 1978. С. 207.
Столь подробный экскурс в начальный период распространения чтения на Руси был необходим в силу того, что принципиальных изменений в характере распространения чтения и его социальных функциях не происходило затем в течение нескольких сотен лет. Татаро-монгольское завоевание повлекло за собой снижение темпов социально-экономического и культурного развития Руси. По всей вероятности, уровень грамотности
332
См.: Сапунов Б.В. Указ. соч. С. 199.
Лишь в XVII—XVIII вв., с ускорением социально-экономического, политического и культурного развития страны, читательская аудитория начинает быстро расти 333 . Теперь представители дворянского сословия для успешного выполнения своих обязанностей должны быть грамотными и образованными, что предполагает обращение к соответствующим книгам и их чтение. Функции чтения книг существенно изменились: с расширением числа читателей, с ростом их специализации все большую часть читаемого начинают составлять светские книги, фиксирующие различные нормы социального поведения и обучающие им, – научная и техническая, дидактическая, художественная (с сильным дидактическим акцентом) литература. Можно утверждать, что к началу XIX в. чтение получило широкое распространение в дворянской среде. Но на долю дворянства, духовенства, чиновничества и других неподатных сословий в XVIII в. приходилось лишь 6% населения. Подавляющее большинство населения составляли крестьяне (90%) 334 , остававшиеся, за редкими исключениями, сплошь неграмотными.
333
Характерно, что лишь в XVII в. в русском языке возникло существительное «читатель» со значением, близким современному. Ранее было известно только слово «чтец», обозначавшее служащего, главным образом – церковного. См.: Кондакова Т.И. О наименовании понятия «читатель» в русском литературном языке XVIII века // Федоровские чтения, 1976. М., 1978. С. 109—115.
334
См.: Водарский Я.Е. Население России за 400 лет. М., 1973. С. 56.
Традиционная религиозно-мифологическая картина мира, синтезировавшая пережитки языческих верований и элементы христианского вероучения, передавалась в устной форме, усваивалась в повседневном общении с окружающими. Трудовая деятельность, основанная на воспроизведении давно сложившихся форм натурального ведения сельского хозяйства, не допускала рационализации, а значит, и обращения к чтению соответствующей литературы с целью технологических нововведений, оптимизации торговли и т.п. Крестьянину чтение практически не было нужно. Как показывает анализ воспоминаний крестьян, и в первой половине XIX в. большинство крестьян считало, что книги существуют не для них; что им нужно работать, а не читать. Приведем ряд характерных цитат: «…отец частенько тузил меня (автору было 13 лет. – А. Р.) за то, что я трачу время на пустяки, на чтение каких-то глупых книг, вместо того, чтобы заниматьсяделом» (1818 г., сын крепостного) 335 ; «в лавке (отца. – А. Р.) я читал украдкою; я уже слыхал не раз, что я – батьке не помощник!– все “в книжку читаю”. <…> Ровесники при ссорах прямо тыкали мне в глаза книгами – “мы книжек не читаем, нам нужно хлеб зарабатывать”» (начало 1850-х гг., сын крепостного) 336 ; «Выучился читать я сам, когда уже был взрослый и женатый <…>. Учиться приходилось потихоньку от отца с матерью, потому что родители были грозные и не позволяли мне заниматься такими, по их мнению, пустяками» (1860-е гг.) 337 .
335
Зайцев И.К. Воспоминания старого учителя // Рус. старина. 1887. № 6. С. 665.
336
Чечерский Л. [Корхов Л.]. Из школьных воспоминаний крестьянина // Нева. 1911. № 7. С. 597—598.
337
Мартынов С.В. Современное положение русской деревни. Саратов, 1903. С. 56.
У части крестьян такая установка сохранялась и позднее. Писатель С.П. Подъячев вспоминал, что в середине 1870-х гг. отец (бывший крепостной), заметив, что он (в школьные годы) много читает, «стал сердиться и высмеивать меня, называя “профессором кислых щей”. Мать со страхом шептала мне, стараясь говорить как можно вразумительнее: “Что это ты, сынок-батюшка, читаешь все? Бросил бы ты это занятие, нехорошо! Не доведет тебя это до добра. Подумай-ка: ты ведь не барин какой. Спаси бог, до господ дойдет! Господа узнают, скажут: “Что такой у вас за сынок растет? Что он у вас, барчонок, что ли? Дворянский сын?” Нехорошо! Брось! Молись лучше царю небесному. Ходи как можно чаще в храм. Молитвы читай <…>. Книжки тебя не прокормят”» 338 .
338
Подъячев С.П. Моя жизнь. М., 1934. С. 17—18.
Однако со второй половины XVIII в. грамотность (и, соответственно, чтение) начинает постепенно проникать в крестьянскую среду 339 . Это касалось, как правило, лиц, не занимающихся земледельческим трудом, – торговцев или ремесленников из крестьян, дворовых. Будучи маргиналами в крестьянской среде, в определенной степени «выпав» из традиционного сельского образа жизни, представители этих групп крестьянства нуждались в средстве обретения (или укрепления) своей «картины мира». Эту задачу они решали с помощью религиозных книг. Если большинство крестьян довольствовались знанием христианской доктрины, почерпнутым из слушания церковных служб и бесед с родителями, то представители указанных групп крестьянства сравнительно часто для подкрепления и углубления религиозной веры стремились самостоятельно читать Евангелие, Псалтырь, жития святых и другие религиозные тексты. Один из крестьян вспоминал в конце XIX в., что в годы его молодости Псалтырь был широко распространен в крестьянской среде – «по нем учились дети, его читали взрослые; в нем находили утешение во всех скорбях и во всех житейских превратностях; его же читают и теперь по покойнике. У крестьян веками сложилось понятие, что псалтырь боговдохновенная книга; он хранился как сокровище у образов, будучи переплетен в доски и кожу, с медными застежками, и переходил из рода в род как дорогое наследие» 340 .
339
См.: Курмачева М.Д. Крепостная интеллигенция России. М., 1983. С. 84—113.
340
Голышев И.А. Картинное и книжное производство и торговля // Рус. старина. 1886. № 3. С. 711.
Известный исследователь чтения С.А. Раппопорт отмечал, что народный читатель «часто считает самое чтение религиозной книжки богоугодным и душеспасительным делом», «механический процесс чтения получает для большинства народных грамотеев самодовлеющее значение, и значение немаловажное, в отношении, главным образом, религиозном» 341 . Возникновение фигуры крестьянина-читателя привело постепенно к новой оценке читательства – общее негативное отношение к чтению в этой среде сменилось более сложным и дифференцированным. Теперь крестьяне подразделяли книги на хорошие, читать которые – благое дело, и плохие, никчемные. К числу первых относились, как правило, книги религиозные, к числу вторых – светские, и прежде всего – художественная литература. Светские книги воспринимались как вредные, сбивающие с праведного пути. Вот несколько свидетельств этого из сел разных регионов России: «Отцы часто бьют своих детей за то, что они вопреки запрещениям осмеливаются в их присутствии читать сказки <…> крестьяне более серьезного возраста их (сказок. – А. Р.) почти не терпят, называя при этом сочинителей их людьми “праздными” и “пустыми болтунами”» (Воронежская губерния, 1888 г.); «Крестьяне думают, что не божественные книги пишутся только досужими людьми, праздными, а не практичными, для забавы или для личной наживы и награды. Старики особенно сомневаются в современных гражданских книгах, написанных обыкновенными людьми, а не святыми, которым подсказывает ангел, когда они пишут» (Вятская губерния, начало 1890-х гг.); на селе говорят: «Божественное читать – это и для души спасенья польза, да и любопытно», а «побасенки, сказки – все это неправда, не бывало…» (Пермская губерния, конец 1880-х гг.) 342 . Вот типичные примеры преимущественного чтения религиозных книг в крестьянской среде: отец «не позволил читать без его назначения гражданские книги и заставил ежедневно упражняться в Священной истории, четьи-минеи и кафизмах, требуя в прочтенном изъяснения» 343 (начало XIX в., сын крепостного-торговца). Один из крестьян, семья которого проживала в городской слободе и занималась ремесленным трудом, вспоминал, что уже в пятилетнем возрасте (1829) «мог читать книги церковной печати, обученный дедами-грамотниками. Все семейство состояло из грамотных и постоянно читало духовного содержания книги» 344 . «Матушка моя, хорошо знавшая грамоту, постоянно читала дома вслух или жития святых, или Евангелие. Особенно сильное впечатление производило на меня чтение Страстей Господних. Я залезал под печь и горько плакал <…>. Каждую субботу перед иконами зажигались восковые свечи, и матушка читала вслух псалтырь, кафизмы и молитвы. Отец, мои старшие братья и невестки благоговейно молились» (1840-е гг. сын крепостного-торговца) 345 . В конце 1870-х гг. крестьянин (отец мемуариста), большой любитель чтения, «раскладывал драгоценные ему книги,– все божественного содержания, потому что прочие он презирал и называл их “заразительною чумою”» 346 .
341
Ан-ский С. А. [Раппопорт С.А.]. Народ и книга. М., 1913. С. 70.
342
См.: ОР РГБ. Ф. 358. К. 6. Ед. хр. 17. Л. 13; К. 5. Ед. хр. 13. Л. 26 об; К. 6. Ед. хр. 18. Л. 25.
343
Цит. по: Шербань Н. Воспоминания крепостного // Рус. вестн. 1877. № 7. С. 339—340.
344
Сорокин Н.П. Автобиография крестьянина // Сев. вестн. 1885. № 1. С. 82.
345
Бобков Ф.Д. Из записок бывшего крепостного человека // Ист. вестн. 1907. № 5. С. 448—449.
346
Статуев Е. Из детских воспоминаний крестьянина // Сев. вестн. 1885. № 7. С. 99.
Даже крестьяне, переехавшие в город и ставшие рабочими, в чтении нередко ограничивались религиозной литературой: «Поужинав, отец (рабочий крестьянского происхождения. – А. Р.) усаживался за чтение. Книги у отца были ценные и исключительно духовного содержания <…>. Над ними мы потели долгие годы, с отцом, из вечера в вечер читали, перечитывали их, и ум у нас заходил за разум, и казалось нам, что мы уже совсем не далеки от святыни» (1870-е гг.) 347 . «Религиозный дурман долго владел мною. Книги, которые мне попадали для чтения по приезде из деревни, были про святых и более всего различные церковные проповеди» 348 . «Меня охватывает религиозное настроение. Я зачитываюсь священной литературой <…>. Начал читать евангелие и библию» (начало XX в., фабричный рабочий крестьянского происхождения) 349 .
347
Цит. по: Рубакин Н. К характеристике читателя и писателя из народа // Сев. вестн. 1891. № 5. С. 64.
348
Буйко А. Путь рабочего. М., 1934. С. 15.
349
Артамонов А. От деревни до каторги. М.; Л., 1929. С. 11.
Подобное отношение к чтению поддерживалось представителями церкви. Они утверждали, что грамотный крестьянин «начнет дома читать разные молитвы, рассказывать о всех чудесах божиих, как мир начался, какие святые были, что значит каждый праздник, какие были цари православные на Руси, как в простом быту можно угодить Богу и великому государю, и быть счастливу» 350 , «научившись читать и понимать читаемое, ваши дети будут приобретать <…> познания – о том <…>, как спасти свою душу <…>» 351 . Призывая овладевать грамотой, религиозные деятели утверждали одновременно, что читать «пустые и вредные книги» означает «угождать сатане» 352 .
350
Флоренсов Я. Обязанности крестьянина. СПб., 1859. С. 19.
351
Будрин Г. Поучение 2-е о том, что всем должно учиться грамоте // Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1886. № 34. С. 760.
352
Поучение о пользе грамотности // Сельский вестн. 1887. № 43.
Пока к книге относились только как к транслятору религиозных ценностей, знаний о «праведном» пути, число читателей среди крестьян было невелико. Однако постепенно, особенно с ликвидацией крепостного права, старые патриархальные отношения в деревне начали рушиться. Как отмечает специалист по экономической истории России, «крестьянская реформа 1861 года сильно подорвала основы крепостничества и создала предпосылки для быстрого развития капиталистических отношений в деревне; основы барщинной системы хозяйства, с ее патриархальностью, замкнутостью вотчины, властью помещика над крестьянами, также были подорваны» 353 .
353
Хромов П.А. Экономическое развитие России. М., 1967. С. 321.