От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II
Шрифт:
Размышления Стендаля над движением декабристов и причинами его неудачи отразились также в наиболее политически остром произведении писателя – его романе «Люсьен Левен». В этой книге тема изолированности буржуазии от народа занимает едва ли не основное место. Герой романа молодой французский студент, а затем офицер и политический деятель Люсьен Левен так говорит о причинах поражения выступлений демократически настроенных студентов парижской Политехнической школы: «Мы допустили тогда ту же ошибку, какую совершили в 1826 году несчастные русские аристократы» [218] .
218
Stendhal. Romans et nouvelles. T. I. P. 1198.
Обратим внимание на эту неточную дату. Можно, конечно, предположить, что это типичная для Стендаля конспиративная уловка, вообще для него характерная, но особенно – для рукописи «Люсьена Левена», романа, писателем незавершенного и изданного через много лет после его кончины. Вряд ли это ошибка чтения первых публикаторов книги. Но скорее всего 1826 г. появился в стендалевском тексте потому, что слухи,
«Русская тема» занимает определенное место в следующей книге Стендаля – в его «Записках туриста». Писатель довольно неожиданно выводит на сцену некоего «морского капитана», который три года провел в России. Герой-повествователь оживленно разговаривает с ним, расспрашивает о его пребывании в далекой стране, и устами этого вымышленного моряка Стендаль дает резкую характеристику русского самодержавного строя и Николая I: «Этот монарх – самый красивый человек в своей стране и также один из самых храбрых в ней; но его, как лафонтеновского зайца, снедает страх. В каждом умном человеке – а их немало в Петербурге – он видит врага; настолько большие тяготы налагает самодержавная власть. Царь взбешен тем, что происходит во Франции; свобода печати вызывает у него конвульсии, но у него нет двадцати миллионов франков, чтобы успокоить свой гнев. Министр финансов Канкрин, талантливый человек, с трудом сводит концы с концами, вызывая у всех крики недовольства. <...> В России много умных людей, и их самолюбие чрезвычайно страдает оттого, что у них нет конституции, тогда как она есть даже в Баварии и такой маленькой стране, как Вюртемберг. Русские хотят иметь палату пэров, состоящую из знатных людей, имеющих сто тысяч рублей ежегодного дохода за вычетом долгов, и палату депутатов, состоящую на треть из офицеров, на треть из аристократов и на треть из негоциантов и заводчиков, с тем, чтобы обе палаты ежегодно вотировали бюджет. Представление о свободе в России другое, чем у нас. Аристократ понимает, что свобода рано или поздно отнимет у него его крестьян» [219] .
219
Stendhal. Voyages en France. Textes 'etablies, pr'esent'es et annot'es par V. Del Litto. Paris, 1992. P. 266 – 267.
Мы привели лишь часть рассуждений «морского капитана». Не приходится сомневаться, что это рассуждения самого Стендаля. Они основываются на самых разнообразных сведениях, которые писатель собирает где только можно. Красноречива, например, короткая запись Стендаля, обнаруженная на полях одной из его черновых рукописей. Она, как почти всегда у него, датирована – 10 апреля 1838 г. Вот что он писал в этот день: «Неодолимое желание узнать новости о России и о Николае, которого мне хотелось бы задушить, отрывает меня от работы и заставляет бежать в читальный зал в 21/2 пополудни» [220] .
220
Ibid. P. 643.
Я повторяю и настаиваю на том, что события в России середины 20-х гг. и формирование николаевского режима, с каждым годом со все большей очевидностью обнаруживающего свою сущность, не только не прошли мимо Стендаля, а постоянно находились в сфере его внимания и бесспорно повлияли на углубление радикализма его политических взглядов. Вот почему мне кажется правомерным говорить о четырех этапах «отношений» Стендаля с Россией и Москвой.
ПУШКИН И СТЕНДАЛЬ
Напряженный интерес Пушкина к произведениям Стендаля был, по-видимому, настолько широко известен, что великому русскому поэту даже приписали восторженный отзыв о «Пармском монастыре» [221] , напечатанном, как известно, лишь в 1839 г. На знакомство Пушкина с книгами Стендаля указывалось неоднократно, особенно после опубликования писем поэта к Е. М. Хитрово [222] . Этот интерес к Стендалю справедливо связывали с поворотом Пушкина к прозе. Б. В. Томашевский, первым обратившийся к этому вопросу, в одном из своих исследований писал, что новые творческие задачи приводят Пушкина в конце 20– х годов «к внимательному знакомству с новой прозой во Франции. Это изучение прозы происходит в те же годы, когда он сам осуществляет ряд прозаических замыслов, начиная от “Повестей Белкина” и кончая “Капитанской дочкой”. 30-е годы -расцвет французской прозы. На сцену выходят Бальзак, Стендаль, Ж. Санд и другие, менее крупные их современники...» [223] .
221
См.: Записки А. О. Смирновой. Ч. I. СПб., 1895. С. 322 – 323. См. также: Vinogradoff V. Trois rencontres russes de Stendhal // Mercure de France. T. ССIII. № 717. 1 mai 1928. P. 605 – 607.
222
См.: Письма Пушкина к Елизазете Михайловне Хитрово. 1827 – 1832. Л.: Изд-во АН СССР, 1927. С. 112, 116, 217 – 221.
223
Томашевский Б. В. Пушкин и французская литература // Литературное наследство. Т. 31 – 32. М., 1937. С. 16 (то же в кн.: Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. С. 97).
На типологическую близость прозы Пушкина и Стендаля мимоходом указал В. М. Жирмунский в статье «Пушкин и западные литературы» [224] . Основная мысль статьи заключается в выявлении самостоятельного
224
Пушкин. Временник пушкинской комиссии. Т. 3. М.; Л., 1937. С. 87, 93 – 94.
225
Степанов Н. Л. Проза Пушкина. М., 1962. С. 33 – 35, 76 – 80, 169 и др.
226
Там же. С. 79.
С полным основанием мы можем говорить о знакомстве поэта с романом Стендаля «Красное и черное» (о котором он заметил, что это «хороший роман, несмотря на фальшивую риторику в некоторых местах и на несколько замечаний дурного вкуса» [227] ) и с новеллой «Любовный напиток», напечатанной в сборнике «Додекатон», вышедшем в сентябре 1836 г. [228] (на титульном листе обозначен 1837 г.). Обе книги сохранились в личной библиотеке Пушкина [229] . В недавней статье Т. В. Кочетковой [230] устанавливается, что Пушкину было знакомо имя Стендаля и из ряда книг о Байроне, где французский писатель упоминался или цитировался. Беремся высказать предположение, что Пушкину были известны и некоторые другие стендалевские книги, и прежде всего его «Рим, Неаполь и Флоренция» (1817), второе расширенное издание которой вышло в конце февраля 1827 г. Это была любимая книга Долли Фикельмон, из нее она делала выписки в своем альбоме [231] . Книга была политически остра, содержала немало заметок о Байроне и, главное, была посвящена Италии, занимавшей внимание Пушкина в период его южной ссылки. С несколько меньшей степенью достоверности можно говорить о знакомстве Пушкина с другими произведениями Стендаля, которые были известны современному ему русскому читателю. Эта известность подтверждается хотя бы наличием достаточно большого числа экземпляров стендалевских книг (в первых изданиях) во многих наших крупных библиотеках.
227
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 14. Л., 1941. С. 172, 427.
228
См.: Martineau H. Le Calendrier de Stendhal. Paris, 1950. P. 324.
229
См.: Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. Библиографическое описание // Пушкин и его современники. Вып. IX – X. СПб., 1910. С. 226 (№ 886), 342 (№ 1408).
230
Кочеткова Т. В. Стендаль в личной библиотеке Пушкина // Пушкинский сборник. Рига, 1968. С. 114 – 123.
231
См.: Kauchtschischwili N. Il Diario di Dar’ja Fedorovna Ficquelmont. Milano, 1968. P. 61.
Возможные следы чтения Стендаля Пушкиным можно найти, как нам представляется, в черновой рукописи «Станционного смотрителя», помеченной 14 сентября 1830 г. В невошедшем в основной текст варианте, в частности, читаем: «Читатель ведает, что есть несколько родов любовей – [любовь чувственная, платоническая, любовь из тщеславия, любовь 15-летн. сердца и проч.], но изо всех – любовь дорожная самая приятная» [232] .
Это место пушкинского текста удивительно напоминает сходные высказывания Стендаля из разных его книг, прежде всего из его известной книги «О любви» (1822). У Стендаля читаем: «Есть четыре рода любви: 1. Любовь-страсть <...>. 2. Любовь-влечение <...> 3. Физическая любовь <...> 4. Любовь-тщеславие» [233] . Как видим, Пушкин почти точно повторяет классификацию Стендаля, причем, в четвертой рубрике он, по нашему мнению, более удачно передает стендалевский термин L’amour de vanitй («любовь из тщеславия»), чем это сделано в цитируемом нами современном переводе.
232
Пушкин A. С. Полн. собр. соч. Т. 8/2. Л., 1940. С. 644 – 645.
233
Стендаль. Собр. соч. Т. 4. М., 1959. С. 363 – 364.
Отметим, во-первых, сходство синтаксических структур приведенных отрывков. Правда, у Стендаля после каждой категории любви идет довольно пространное ее толкование, причем с каждым разом все более подробное (при цитировании нами это опущено). Некоторые эти категории у Пушкина буквально повторяют стендалевские («любовь из тщеславия»), другие легко к стендалевским сводятся (особенно если учесть дальнейший ход рассуждений французского писателя). Так, стендалевская «физическая любовь» соответствует пушкинской «чувственной», а «любовь-влечение» – «платонической». Остается «любовь-страсть» Стендаля и «любовь 15-летнего сердца» Пушкина. Они никак не сводимы друг к другу; не могут они быть субститутами и других «категорий». Стендаль и Пушкин как бы проводили деление предмета своего «анализа» по-разному (вернее, по близкому, но не совпадающему) основанию.