От грозы к буре
Шрифт:
Константин их обогнал ровно на сутки. За это время, при умении и желании, можно многое успеть сделать, во всяком случае, к обороне толком приготовиться. Рязанский князь распоряжения нужные еще загодя отдал, всех гонцов тоже давным-давно отправил, а силы, которые в его распоряжении были, распределил в первый же день, как только получил тревожное известие из Переяславля-Южного. Теперь дело за малым оставалось: сесть и подумать, все ли правильно он сделал.
Сел. Задумался. Пока сюда из Рязани катил, да пока до устья Угры крался, да там ждал, да обратно плыл – почитай неделя миновала. Времени для сбора хватило. Прибыли все, как он и повелел, а что мало – так это его самого вина. Друг Славка примерно каждого десятого из семи рязанских полков выдернул, еще по сотне сам Константин повелел оставить на месте для усиления обороны.
Вдобавок к этому рязанский полк князь целиком в городе оставил, равно как и пронский. Ольговский, которым тысяцкий Пелей командовал, тоже не под Ростиславль – к Ряжску чуть ли не весь ушел. Большей части ожского полка во главе с Позвиздом – там же все производство – опять-таки в городе было велено остаться. Оттуда ни одного человека брать нельзя – и так треть на юг, в Ряжск ушла. Ныне в его распоряжении восемь сотен коломенского полка были, по столько же из переяславль-рязанского и местного, ростиславского. Как ни считай, все равно двадцать четыре-двадцать пять сотен, не больше. Плюс еще две – варяги вместе с ярлом Эйнаром.
Дружина конная – дело хорошее, но ее тоже всего шесть сотен набиралось, к тому же с собой из нее Константин только треть взял, вновь о Рязани беззащитной памятуя. В столице он еще одну треть оставил, под началом Изибора, а оставшуюся сотню Козлику вручил, да еще сотню норвежцев ему придал из тех, кто на лошадях уже хорошо освоился. Им поручались самостоятельные действия – тревожить черниговцев внезапными ночными вылазками.
Правда, еще спецназовцы имелись, но их Константин, едва под Ростиславль прибыл, немедленно отправил обратно в Рязань. Тем, кто упрямился, сказал веско:
– Вы свое дело уже сделали, причем выше всяких похвал. Что не получилось – не ваша вина. Тут для вас градов, которые взять надобно, нет. Там же наш стольный вовсе без защиты остался. Ныне под стенами Ростиславля помереть, конечно, почетнее, опять же со славой. О вас же, тех, кто у порога дома отчего биться будет, даже песню никто не сложит – некому станет. Но поверьте, други, безвестному подвигу цена еще больше. К тому же я на ваши плечи самое важное возлагаю – княжича сберечь. Если мы отсюда не вернемся, то в нем одном будущее всего княжества. В нем да в вас – его опоре.
Из всех трех десятков только одного человека и оставил у себя – Николку Панина. Или Паныча – как правильнее? Нет, скорее Панина. Так все-таки больше по-русски получается. А оставил, потому как очень уж парень просил. Когда он лепетал про то, что заговоренный, Константин даже не слушал, но когда стал вместо награды, положенной ему за то, что так успешно за Мстиславом Удатным сходил, требовать его оставить, то тут князь не выдержал. Хоть и не по-божески это, за такой успех смертью поощрять, ну да что делать, коли он сам ее себе выпрашивает. Велел только на коня сесть. Подумалось, что на коне-то легче уйти мальчишке, если что. Бывают же чудеса на свете.
Особых иллюзий он не питал. Хорошо, конечно, что на Оке такой могучий и умелый булгарский заслон выставлен. С другой стороны – много ли с него толку будет, когда вся пешая рать после неудавшихся попыток прорваться по реке с ладей на землю ступит? То-то и оно.
У Ростиславля же стены ветхие, старые. Давно пора настала их подновить, башни нарастить вверх метров на десять, да все руки не доходили. Словом, укрепления эти один, самое большее – два дня выдержат.
Одно хорошо было. Помимо Оки с одной стороны, Ростиславль еще одна речушка омывала, да как здорово-то. Не доходя до города верст пять, она раздваивалась и текла по обеим сторонам крепостных стен, будто губы, в призывном поцелуе открытые.
Впрочем, почему «будто», если местные жители их так и называли: Левая Губа – это та, что к границе ближе, и Правая Губа. Были они неширокие, метров по тридцать каждая, но достаточно глубокие. Переправа, чтобы вброд перейти, только в одном месте на каждой и имелась, где-то верстах в четырех от самого города.
Вот и получалось, что штурмовать Ростиславль возможно лишь там, где у города за стеной не река текла, а лишь небольшой узкий ров был вырыт, обе Губы соединяющий.
С другой стороны, даже если и выстоит его трехтысячное воинство два дня – что толку. На третий они непременно дальше двинутся, в глубь княжества, а удержать их некому.
Может, Вячеслав был бы – подсказал что-нибудь путное. Все-таки у парня и военное училище за плечами, и практики боевой хлебнуть довелось. У Константина за душой одна только кафедра военная да еще обязательные трехмесячные курсы. Он и взводом-то, если б довелось, кое-как командовал, а тут полки, то есть тысячи, под началом.
В голову же кроме классической битвы при Каннах ничего не лезло. И одна мысль суворовская в ушах зудела непрестанно: «Не числом, а умением». Константину и без того ничего другого не оставалось, вот только где взять это самое умение-то?
Да тут еще всякие упрямцы вмешаются, сосредоточиться не дают. Один Маньяк чего стоит. Как только его князь не уговаривал уехать – бесполезно. Уперся на своем слове, которое он Всеведу дал, что будет неотлучно подле Константина до осени до самой, и все тут.
Мало того, к вечеру еще одна сотня чудиков подвалила во главе с Сергеем, который из Ивановки, точнее, теперь уже правильно будет говорить – из Ожска. Разумеется, и Минька тут как тут. Помощники выискались.
Эдисон юный сослался, правда, на то, что он отливку стекол хорошо освоил, и даже результат преподнес – подзорную трубу. Из сотни увеличительных стекол, что изобретатель состряпал, штуки четыре ему удалось в один комплект собрать. Виделось сквозь нее хоть и мутновато, но зато и впрямь далеко – простому глазу в такую даль нипочем не заглянуть. Про двадцатикратное увеличение изобретатель, конечно, перебрал, но где-то семи-восьмикратного он и впрямь добился.
Ну, подарил ты ее, так иди обратно в Ожск. Нет, уперся, подобно ведьмаку, и хоть кол на голове теши. На все доводы один ответ: «Друзья так не поступают». Подумал бы как следует и понял, что как раз так и надо поступить, чтоб у друга еще и за тебя душа не болела.
Пробовал Константин через Сергея остальных уговорить. Ну, глупо же. Каждому свое: ремесленникам – в мастерских трудиться, так сказать, меч победы ковать, а уж этим мечом – извини, подвинься, дай другим помахать, тем, кто этому учился, да не месяцами, а гораздо дольше. Вон, у него, Константина, целых полтора года практики было, когда он по-тихому у своего тезки покойного уроки брал, и то он сейчас далеко не каждого в своей дружине одолеет. А уж им-то куда лезть? Вроде логичные соображения, но куда там – и слушать не хотят.