От грозы к буре
Шрифт:
– Про меня?! – вытаращил глаза Маньяк. – Мерзость, поди, какую людишки глупые сочинили?
– Стал бы я про тебя мерзости петь, – возмутился воевода. – И другому, если услышу, рот сразу заткну. Нет, старина, песня хорошая. Там, конечно, не все про тебя, но имеется кое-что. Костя, то есть князь, говорил мне как-то, что твое имя падающую звезду означает?
– Ну, так, – подтвердил заинтригованный ведьмак.
– Значит, и про тебя тоже там поется. Точнее, про звезду, что сорвалась и падает. Я бы сегодня спел, только сейчас не в духе.
– Не в духе, говоришь, – хмыкнул Маньяк. – Тогда на князя нашего полюбуйся. Глядишь, духа и поприбавится.
– А что с ним? – озабоченно переспросил Вячеслав, пристально вглядываясь в мирно посапывающего Константина.
– Разве сам не видишь? – уточнил ведьмак.
– Да нет. Князь как князь. Жив, здоров и довольно-таки упитан. А что случилось-то? – перешел воевода на заговорщический шепот.
Маньяк, разочарованно вздохнув, только рукой махнул.
К Ростиславлю они добрались лишь к вечеру следующего дня. Николку Панина довезли живым. Доброгнева, хозяйничавшая подле остальных тяжелораненых, уже во время первого осмотра раны сказала, что жить парень будет.
– Через месяц уже вставать начнет, – добавила она уверенно.
А еще через двое суток к князю заглянул ведьмак. Чуть ли не все это время он неотступно бродил следом за Вячеславом, упрашивая его еще один разок, самый последний, спеть ему полюбившуюся песенку. Канючил до тех пор, пока замордованный воевода не выдерживал и вновь затягивал:
Призрачно все в этом мире бушующем,Есть только миг, за него и держись…Ко второму вечеру он и сам уже подпевал Славке, особое старание вкладывая в строки «про себя»:
А для звезды, что сорвалась и падает,Есть только миг, ослепительный миг….К князю он заглянул, уже будучи полностью экипированным для дальней дороги домой.
– Попрощаться зашел, – пояснил деловито. – Дел скопилось немерено, а я тут с тобой валандаюсь.
– Спасибо тебе, дружище, за все, – тепло произнес Константин.
– Да ладно уж, – проворчал Маньяк, старательно пряча довольную ухмылку.
– А за то, что Николку Панина живым довез, особое спасибо, – продолжил князь, в глубине души понимая, что если тот собрался уходить, значит…
«Да ничего это не значит!» – резко одернул он сам себя, но любопытство взяло верх, и он заговорщическим шепотом уточнил:
– А я сильно того?.. Ну, посветлел? – пояснил он, глядя на Маньяка, почему-то крайне изумленного этим вопросом.
– Ну и напарничка мне Всевед послал, – вздохнул тот. – Хошь – плачь, а хошь – смейся от бестолковости такой. Это ж не я парня живым довез, а ты сам! – возмущенно заявил он, после чего черед удивляться пришел для князя.
– То есть… как это я?
– А вот так. Он же в тот вечер, после того как его растрясло в дороге, даже не одной ногой в скудельнице стоял – он вовсе в нее забрался. С головой. Марена таких обратно никогда не выпускает.
– А-а-а… я чего? – осведомился князь.
– А ты его за шиворот оттуда выволок. Ха, видали остолопа! – возмущенно продолжал ведьмак, пользуясь тем, что никого поблизости не было. – Спрашивает меня – сильно ли он посветлел?! Да ты гляделки-то свои протри! С тебя жар пышет, как с солнышка в полдень летний! И сияешь ты, как оно на Купалу! Если не ярче, – задумчиво добавил он, глядя на князя, будто и впрямь сравнивая, кто из них дает больше света.
Затем еще пару секунд он с удовлетворением разглядывал обалдевшего от такой сногсшибательной новости Константина, после чего, вздохнув, заметил:
– Рот-то закрой. Ты бы еще палец туда сунул. Стоишь тут, как дите малое, зенками хлопаешь, а ты все-таки князь. Понимать должон, ну и… вести себя, как подобает.
Прочитав последнюю нотацию, ведьмак одобрительно кивнул сам себе и вразвалку направился к выходу.
А рот князь, несмотря на дружеский совет, закрыл не сразу.
Нет ничего странного в том, что летописи дружно умалчивают о непосредственном участии князя Константина в знаменитых битвах под Ростиславлем и на Рясском поле. И не стоит только на этом основании, как утверждает академик Мездрик, говорить о том, что он не принимал в них никакого участия. Это самый настоящий абсурд. Что же он, уважаемый Виталий Николаевич, в лесах все это время прятался, а потом сразу, так сказать, на готовенькое вылез?!
К тому же мы точно знаем, что ранен он не был, следовательно, ничто не могло ему помешать возглавить свои рати. Не упоминается же о нем лишь потому, что его участие в сражениях настолько само собой разумелось, что для летописцев не имело смысла лишний раз указывать на его несомненное присутствие.
Глава 20
Так зарождалась летопись
Но ждет нас суд уже и в этом мире.
Урок кровавый падает обратно
На голову учителя. Возмездье
Рукой бесстрастной чашу с нашим ядом
Подносит нам же…
Встал Николка с постели через три недели.
– Нам, заговоренным, шибко разлеживаться некогда, – сурово заявил он, выйдя из терема бывшего, а ныне покойного тиуна.
Дом, после предательства главы города, точнее, попытки это совершить, был конфискован в пользу князя, и там, еще по решению Миньки, уже во время осады Ростиславля спешно развернули военный госпиталь. Константин это распоряжение подтвердил дополнительно своим княжеским указом, уточнив лишь, что как только его покинет последний раненый, терем должен быть отдан под школу.
Из своих товарищей по спецназовской сотне Николка никого не застал. Все ушли с огромной ратью рязанского князя. Теперь для них работа была – на мирную сдачу абсолютно всех городов в Черниговском, Новгород-Северском и Полоцком княжествах, а также в Турово-Пинской земле Константин не рассчитывал. Пришлось парню грустно бродить по небольшому тиуновскому дворику еще целых два месяца, печально поглядывая на Доброгневу и тоскливо вздыхая о своей несчастной жизни, потому что самое интересное опять прошло стороной. А еще он сетовал, что оказался таким невезучим недотепой, что, даже будучи заговоренным, ухитрился схлопотать стрелу в грудь, которая, несомненно, прикончила бы его на месте, если бы не крепкое заклятье князя Константина. Вон Ральфа же наповал убило, а его…
Со своими боевыми друзьями Николка встретился аж по осени. Но особо им рассказывать было нечего.
Пустые, без князей, земли они забирали в большинстве своем тихо и мирно. Лишь в трех городах жители сели в осаду, но и тут искусство спецназовцев пригодилось лишь один раз. Гарнизоны Путивля в Новгород-Северском княжестве и Городно, стоящего чуть ли не на самой границе с ятвягами и литовцами, то есть бывшего очень важным в стратегическом отношении, удалось уговорить сдаться после нескольких дней осады.