От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Шрифт:
Павел впустил в свой дом Онисима и постепенно привязался к нему. Он познакомил бывшего раба с учением Иисуса Христа, заставил по-новому посмотреть на загробную жизнь и жизнь на земле. Павел хотел оставить Онисима при себе, но его моральные принципы не позволяли этого сделать. Раба следовало вернуть хозяину, а хозяина, по возможности, нужно было убедить простить проступок раба. Именно такое решение принял Павел, а потому он написал Послание к Филимону, в котором взывал к милосердию — не только по отношению к рабу, но и по отношению к себе самому.
Если кто-то из читателей представляет себе Павла этаким строгим, непреклонным учителем, пусть он перечтет коротенькое письмо к Филимону. Кстати, единственное из всех сохранившихся писем Павла, которое посвящено не богословским
«…Я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа; прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих. Он был некогда негоден для тебя, а теперь годен тебе и мне; я возвращаю его, ты же прими его, как мое сердце. Я хотел при себе удерживать его, дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование. Но без твоего согласия ничего не хотел сделать, чтобы доброе дело твое было не вынужденно, а добровольно… Итак, если ты имеешь общение со мною, то прими его, как меня. Если же он чем обидел тебя, или должен, считай это на мне. Я, Павел, написал моею рукою: я заплачу; не говорю тебе о том, что ты и самим собою мне должен. Так, брат, дай мне воспользоваться от тебя в Господе; успокой мое сердце в Господе…» 71
В Послании к Филиппийцам, если оно писано примерно в то же самое время, ощущается намек на некоторое духовное напряжение. «…Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше. А оставаться во плоти нужнее для вас» 72 . Возможно, это настроение подавленности и уныния связано с тем «жалом во плоти», о котором мы писали раньше. Как бы то ни было, но даже в Послании к Филиппийцам радость и надежда затмевают все прочие чувства: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь».
Почти во всех попытках реконструкции жизни апостола в Риме вы натолкнетесь на утверждение, что он круглосуточно был прикован к охранявшему его солдату. Именно так: прикован цепочкой за запястье. Возможно ли поверить в такое? Лично мне это кажется грубым фарсом: чтобы старого человека (который не имел ни малейшего желания куда-либо бежать) на протяжении двух лет — день за днем, месяц за месяцем — держали на привязи! Да, мы знаем, что когда старший Агриппа находился под арестом, к нему была применена подобная мера. И его друзья ходили к префекту Макрону просить, чтобы на эту должность назначили доброго и учтивого солдата. Но не будем забывать: Агриппа был важным государственным преступником. Павел же если и являлся узником, то находился в ином положении. Он был человеком, задержанным, что называется, «под честное слово», который добровольно дожидался суда цезаря.
Я, со своей стороны, рискну предположить, что Павел пользовался куда большей свободой, чем считают многие ученые. В письмах, которые традиционно связывают с Римом, по меньшей мере восемь раз упоминаются «узы» Павла. Но, принимая во внимание безмятежную картину жизни, нарисованную в заключительных главах Деяний, не следует ли слова об «узах» воспринимать как фигуру речи? Если я хоть что-нибудь понимаю в солдатской службе, то готов побиться об заклад, что обязанность по охране апостола сначала превратилась в простую проформу, а затем и вовсе в своего рода синекуру, о которой все солдаты — как в первом веке, так и в наши дни — могут только мечтать. Павлу приходилось сталкиваться с различными представителями гвардии — ежедневно с разными. Но я нисколько не сомневаюсь, что, если б я или вы были старшими офицерами, то очень скоро бы обнаружили, что солдат, который формально прикован к охраняемому узнику, на самом деле развлекается игрой в кости в ближайшей таверне.
Неоднократно высказывалось предположение, что Павел встречался с Сенекой. В принципе, в такой встрече нет ничего невозможного, если не принимать во внимание различие в социальном положении. Сенека на тот момент занимал пост премьер-министра при Нероне. Кроме того, он являлся братом «милейшего Галлиона» — того самого, перед которым
Таким образом, получается, что Сенека уже слышал о прибывшем апостоле Павле. В обязанности премьер-министра входило ознакомиться с делом и принять предварительное решение. По сути, это было равносильно выработке определенной позиции имперского правительства к новой религии. В качестве приверженца философии стоиков Сенека обнаружил, что у них много общего с христианским апостолом. Оба, правда каждый на свой лад, осознавали, что мир пришел к моральному банкротству и человечеству требуется новый образ жизни. Суммируя эти соображения, почему бы не предположить, что однажды крытый паланкин Сенеки остановился возле «арендованного дома» и премьер-министр проскользнул в жилище Павла?
Каков был результат апелляции Павла? Тут мнения расходятся. Некоторые верят, что после двухлетнего ожидания он услышал смертный приговор, который и был приведен в исполнение приблизительно в 61 году. Но есть и другая, довольно стойкая традиция, которая поддерживается «Пастырскими посланиями» Павла. Согласно этой традиции, апостол был освобожден и продолжил миссионерскую деятельность.
Возможно, он уехал в Азию. Он ведь просил Филимона подготовить для него какое-нибудь жилье. Может, он посетил Эфес, где Тимофей курировал местную христианскую церковь. А может, апостол поехал на Крит, где оставил в качестве своего представителя Тита. Все эти догадки являются следствием «Пастырских посланий». Кроме того, существует очень древняя традиция, согласно которой Павел посетил Испанию. О нем говорили, что он пронес Евангелие «до западных границ». Многие из этого делают вывод, что апостол побывал на Британских островах, хотя мне все же кажется, что речь идет о пребывании в Испании. Удивляет, правда, тот факт, что в этой стране не сохранилось никаких легенд о посещении известного миссионера.
В то время, пока еще Павел был на свободе, в Риме произошел страшный пожар — случилось это ночью 18 июня 64 года. Тут, пожалуй, будет уместна краткая историческая справка. Дело в том, что император Нерон лелеял планы перестройки столицы, но ему противостояла мощная оппозиция в лице жрецов и владельцев ветхого жилья: их старые храмы и жалкие лачуги как раз ютились в районе Большого цирка, на территории, которую Нерон предполагал расчистить и заново застроить достойными зданиями. Подозрительным кажется, что пожар начался именно на спорной территории. Пламя быстро охватило скученные постройки, и скоро пожар уже было не остановить. В результате из четырнадцати районов города три были полностью уничтожены, а семь серьезно пострадали. Нерона не было в Риме на начала пожара, но он успел вернуться, чтобы увидеть, как догорают последние здания. Римляне были потрясены масштабами несчастья и, как всегда, начали искать виновных. Аналогичная история произошла в Англии, когда в правление Карла II случился Большой пожар: тогда вину свалили на католиков. Поскольку по Риму поползли слухи, затрагивавшие имя императора, Нерон решил обратить ярость народа против христиан. Так начался первый этап великих гонений на христианскую церковь.
Картина горящего Рима живо отражена в тех стихах «Откровения Иоанна Богослова», где описываются рыдания торговцев и мореходов из Эфеса на набережной:
«И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает: товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих…