От Кибирова до Пушкина

Коллектив авторов

Д. Малмстад в указанной статье точно заметил, что Ходасевич в сонете «Похороны» подражал приемам футуристов:

Его знаменитый сонет «Похороны» (1928), каждая строка которого состоит из одного моносиллабического слова, полемизирует с ними через подражание их приемам, как будто поэт говорит: я тоже могу так писать, но лучше и умнее… [1031]

Но исследователь не уточнил, о каких именно футуристах и о каких приемах идет речь.

Приведу текст сонета «Похороны», написанного 9 марта 1928 года:

1031

Цит. по: Малмстад Д. По поводу одного «не-некролога»: Ходасевич о Маяковском. С. 198.

Лоб — Мел. Бел Гроб. Спел Поп. Сноп Стрел — День Свят! Склеп Слеп. Тень — В

ад! [1032]

Не исключено, что этот сонет также направлен против Маяковского. Возможно, Малмстад имеет в виду поэму Маяковского «Хорошо!» (1927), посвященную Октябрю, само название которой должно было раздражать и оскорблять Ходасевича. В ней есть фрагменты, размер которых перебивается короткими строчками брахиколона:

1032

Цит. по: СС. Т. 1. С. 316.

Вверх — <…………> <…………> флаг! Сгинь — Жир Рвань — стар. ёжь встань! В пух, страх Враг — в прах. плах! ляг! Бей — Трах! День — бар! тах! дрянь. Трах! Тах! тах! тах! [1033]

1033

Цит. по: ПСС. Т. 8. С. 267–268.

Кроме того, Малмстад, вероятно, имеет в виду рифму «горбах — лбах», которая восходит к рифме из «Похорон» «лоб — гроб»; в этом же сонете встречается также рифма «день — тень», упоминаемая им в стихотворении Маяковского «О поэтах» (1924).

Берберова, комментируя сонет «Похороны», отмечала, что он написан «сверхкоротким размером и был задуман как „Tour de force“» [1034] («проявление силы». — А. П.).

Сам Ходасевич переписал этот сонет в альбом дочери переводчика И. Д. Гальперина-Каминского и не без иронии сообщал об этом в письме к Берберовой от 5 апреля 1928 года:

1034

Цит. по: СС. Т. 1. С. 525.

На заду Бориса Зайцева

(т. е. на обороте его записи. — А. П.)

(а еще там есть Брюсов, Дима про слишком ранних предтеч, Зина…) — написал я сонет в 14 слогов, дав старику

(Каминскому. — А. П.)

честное слово, что это шедевр. (Он поверил за себя и за дочку.) [1035]

Вне сомнения, когда в 1928 году В. Ф. писал сонет «Похороны», он вспоминал и свой первый сонет «Зимняя буря», написанный в форме брахиколона и пародирующий, как я предполагаю, Маяковского.

1035

См.: Письма Ходасевича к Н. Берберовой / Публ. Д. Бетеа // Минувшее. Вып. 5. М., 1991. С. 245 (в публикации не отмечено, что в этом письме речь идет именно о сонете «Похороны»), И. Д. Гальперин-Каминский (1858–1936) — известный переводчик; Дима — Д. С. Мережковский; Зина — З. Н. Гиппиус.

Критика

и исследователи считали такого рода эксперименты стихотворными фокусами. Например, Набоков, который высоко ценил поэзию Ходасевича, в 1929 году в своем обзоре «Современных записок», где был напечатан этот односложный сонет, назвал В. Ф. «изумительнейшим поэтом», но об этом тексте заявил: «К поэзии оно (стихотворение. — А. П.) отношения не имеет, но как шутка высокого мастера — забавно» [1036] .

Между тем Ходасевич, несмотря на ироническую самооценку своего сонета, считал, вероятно, иначе. Он задумал сонет, как выясняется, не только как опыт стихового фокуса или шутку, но и как текст с формальными и эстетическими задачами.

1036

См.: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С. 371.

Это подтверждается тем, что он развил в нем некоторые темы и мотивы Андрея Белого, а также, как это ни парадоксально, мотивы самого Маяковского. Следует привести еще один дополнительный факт, свидетельствующий о том, что «Похороны» отнюдь не шуточный сонет, а текст с достаточно серьезными поэтическими установками. Кроме того, настоящий сонет вместе с другими текстами Ходасевича был включен в «Антологию петербургской поэзии эпохи акмеизма», составленную и изданную в 1973 году в Мюнхене под редакцией профессоров Ю. Иваска и В. Тьялсмы [1037] , и этот факт говорит сам за себя.

1037

Антология петербургской поэзии эпохи акмеизма / Под ред. Ю. Иваска, В. Тьялсмы. M"unchen, 1973. Р. 207.

Тема сонета «Похороны» восходит к «гробовой» теме молодого Андрея Белого, которая варьируется в его стихотворении «Арлекинада» и в поэме «Мертвец», объединившей ранние самостоятельные тексты с использованием той же рифмы «лоб — гроб» и «гроб — поп». Ср. также мотив стрел из раннего стихотворения «Друзьям» («Золотому блеску верил, / А умер от солнечных стрел», 1907), которое сам автор стихотворения называл «эпитафией себе» [1038] . «Андреебеловскую» или «фофановскую» рифму «лоб — гроб» (ср. эту рифму также у Пушкина и Лермонтова, хотя здесь, возможно, разговорное клише) Ходасевич впервые использовал, кажется, в 1916 году в стихотворении «Смоленский рынок». Между тем мотивы лба и гроба появляются уже в раннем послании Ходасевича «К портрету в черной раме» (1907), а затем варьируются в «Соррентийских фотографиях» (1925–1926) и других текстах.

1038

См.: Белый Андрей. Начало века. M.-Л., 1933. С. 11.

Мотив гроба в сонете «Похороны» вряд ли следует рассматривать только как вариацию этого мотива в стихах самого Ходасевича и в ранних стихах Андрея Белого. Он, очевидно, связан также и с мотивом из известного стихотворения Маяковского «Хорошее отношение к лошадям» (1918), размер которого перебивается короткими строчками брахиколона:

Били копыта. Пели будто: — Гриб. Грабь. Гроб. Груб. — [1039]

1039

ПСС. Т. 2. С. 10–11.

Конечно же, Ходасевич не мог пройти мимо этого программного раннего текста Маяковского, начало которого построено по принципу «внутреннего склонения слов» (термин Хлебникова). Весь метафорический строй этого текста и его главная тема — уподобление лирического героя лошади — были позже использованы Ходасевичем в его резкой полемической статье, направленной против Маяковского, «Декольтированная лошадь» (1927), само название которой восходит к этому же стихотворению. В ней с убийственной безапелляционностью он утверждал: