От Кибирова до Пушкина

Коллектив авторов

…третья любила, потому что он был знаменитый художник <…> / третья желала, чтоб все о ней говорили и т. д.

Соответственно, «Портрет с последствиями» можно понимать как своего рода диагноз любовной лирике Ахматовой: она не о собственно о любви, а о славе, контроле над возлюбленным, любви к себе и прочих окололюбовных материях.

Если предлагаемая реконструкция «Портрета с последствиями» верна [969] , то на сегодняшний день он будет восьмым образцом кузминской прозы `a clef. В этом жанре выдержаны также: «Картонный домик» (опубл. 1907), о романе с Сергеем Судейкиным и петербургских артистических кругах [970] ; «Высокое искусство» (1910, опубл. 1911), где в писательнице Зое Николаевне Горбуновой выведена Зинаида Гиппиус [971] ; «Двойной наперсник» (опубл. 1908) и «Покойница в доме» (1912, опубл. 1913), с героинями-оккультистками, в которых опознается одна и та же Анна Минцлова, на глазах Кузмина успешно манипулировавшая Вячеславом Ивановым и его близкими [972] . Сюда также относится роман «Плавающие-путешествующие» (опубл. 1915),

посвященный реальным и вымышленным посетителям «Бродячей собаки» (в романе — «Совы»), Здесь героини с чертами Ахматовой, Иды Рубинштейн, Паллады Богдановой-Бельской и Ольги Глебовой-Судейкиной [973] даны в новой мизогинистской парадигме. От женской любви, губительной для их партнеров, те образцовые герои-мужчины, что названы «плавающими-путешествующими», обращаются в спасительный гомосексуализм, а их товарищ, так и не порвавший с миром женщин, гибнет. Наконец, в «Кушетке тети Сони» (1907) и «Лекции Достоевского» (опубл. 1913) деконструируется Л. Н. Толстой и его традиции, определившие модернистскую литературу [974] .

969

В полном объеме она представлена в: Панова Л. «Портрет с последствиями» Михаила Кузмина: ребус с ключом// Русская литература. 2010. № 4. С. 218–234.

970

См.: Богомолов Н., Малмстад Дж. Михаил Кузмин. Искусство, жизнь, эпоха. СПб.: Вита Нова, 2007. С. 188–189.

971

См.: Морев Г. А. Полемический контекст рассказа М. А. Кузмина «Высокое искусство» // А. Блок и русский символизм: проблемы текста и жанра. Блоковский сборник X. Тарту 1990. С. 92–116; Морев Глеб. Заметки о прозе Кузмина («Высокое искусство») // Русская мысль. Литературное приложение № 11, 1990. 2 ноября. С. V.

972

О чем см. в: Malmstad J. E., Bogomolov N. Mikhail Kuzmin. A Life in Art. Cambridge, M. A. London, Eng.: Harvard UP, 1999. C. 148–149, 203, 214–215.

973

О чем см. в: Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Ахматова и Кузмин // Russian Literature. 6 (3). 1978. С. 213–305.

974

См.: Panova L. A Literary Lion Hidden in Plain View: Clues to Mikhail Kuzmin’s «Aunt Sonya’s Sofa» and «Lecture by Dostoyevsky» // The Many Facets of Mikhail Kuzmin. Кузмин многогранный / Compiled by Lada Panova Bloomington, IN: Slavica, 2011 (to appear).

Жанр `a clef однажды привлек внимание Кузмина-критика. В «Заметках о русской беллетристике. 16» (1912) он высказался о романе Осипа Дымова «Томление Духа» (опубл. 1912) в том смысле, что изображенные там Федор Сологуб, Дмитрий Мережковский и Максим Горький (на которых Кузмин намекает, не называя [975] ) могут оставаться неузнанными, ибо произведение безнадежно плохо:

«В этом романе иные критики желают видеть „роман с ключом“ и указывают на того и того петербургского знакомого, но мы, признаться, этих портретов не разгадывали, и от этого интерес к роману для нас не увеличился. Отыскивать же отдаленное сходство между своими друзьями и печальными дымовскими фантошами

(фантомами? — Л. П.)

, иногда довольно предосудительными, — занятие не то чтобы очень дружеское» (X: 157).

975

См. раскрывающее эти имена письмо Горького в: Масловский В. И., Чанцев А. В. Дымов Осип // Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. Т. 2. М.: Большая российская энциклопедия, 1992. С. 202.

Заметим, что сам Кузмин, когда писал в жанре `a clef, выводил в нем как тех, с кем состоял в дружеских и даже любовных отношениях, так и тех, с кем полемизировал.

В беллетризации современников Кузмин упражнялся и в салонных беседах. Ольга Гильдебрандт-Арбенина донесла до нас следующие портреты, созданные, скорее всего, в соавторстве:

«Вяч. Иванов — батюшка; …

Анна Ахматова — бедная родственница;

Н. Гумилев и С. Городецкий — 2 дворника: Г. — старший дворник-паспортист, с блямбой, С. Городецкий — младший дворник с метлой;…

Анна Радлова — игуменья с прошлым;…

Ю. Юркун — конюх;…

Г. Иванов — модистка с картонкой, которая переносит сплетни из дома в дом» [976] .

976

Цит. по: Гильдебрандт О. Н. М. А. Кузмин // Кузмин М. А. Дневник 1934 года / Под ред. Г. Морева. СПб.: Иван Лимбах, 2007. С. 148.

Эти и другие художественные дефиниции соотносят с реальными лицами готовый типаж, часто взятый из литературы.

Вслед за Кузминым портретированием современников занялся тот, кто был им назван сплетницей-модисткой. Безусловно, у Георгия Иванова перед глазами были и другие образцы письма `a clef, ибо Серебряный век был богат на них, однако эта статья сосредоточится лишь на «последствиях» «Портрета с последствиями».

2. «Петербургские зимы» Г. Иванова: Ахматова через призму Кузмина

Влияние Кузмина на Г. Иванова доэмигрантского периода обычно рассматривается как приведшее последнего к созданию собственной манеры письма. При этом каналом преемственности называется не только «из поэзии в поэзию» [977] , но и «из прозы одного — в поэзию другого» [978] , а выход Г. Иванова из-под влияния датируется 1916 годом [979] . Если общее положение, о влиянии Кузмина, представляется бесспорным, то два частных нуждаются в уточнении. Их способен внести интертекстуальный анализ «Акробатов» (1917, опубл. 1917) Г. Иванова. Этот рассказ демонстрирует, во-первых, наличие еще одного канала преемственности, «из прозы в прозу», а конец влияния продлевает по крайней мере до 1917 года. «Акробаты» представляют интерес еще и тем, что перекликаются с «Портретом с последствиями», ибо в них также фигурирует Фанни. «Портрет с последствиями» Г. Иванов должен был знать, ибо пристально следил за творчеством своего учителя и старшего товарища, а кроме того, был постоянным автором журнала «Лукоморье» — места первой публикации рассказа.

977

См., например: Арьев А. Жизнь Георгия Иванова. СПб.: Журнал «Звезда», 2009. С. 70–71, 110, 231, 244.

978

Так, согласно комментариям А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика в: Кузмин М. Избранные произведения / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика. Л.: Художественная литература, 1990. С. 557 — в стихотворении «Визжат гудки. Несется ругань с барок…» (сб. «Вереск», опубл. 1916) цитируется «Путешествие сэра Джона Фирфакса по Турции и другим примечательным странам» (опубл. 1910).

979

Крейд В. Петербургский период Георгия Иванова. Tenafly, NJ: Эрмитаж, 1989. С. 74–75.

Историей двух юношей, не достигших призывного возраста, в тайне ото всех пробирающихся на фронт, но задержанных по дороге, «Акробаты» восходят к «военному рассказу» Кузмина «Пять путешественников» (опубл. 1915).

Двое самых энтузиастичных гимназистов доезжают до действующей армии, воюют, и портрет одного из них даже попадает на страницы «Петроградской газеты», а трое их менее решительных товарищей, напротив, попадаются жандармам, и те препровождают их в Петроград к родителям [980] .

980

См.: V: 361–373.

В эту канву Г. Иванов, по стопам автора «Портрета с последствиями», встраивает цирковой диалог Гумилева и Ахматовой [981] . В «Акробатах» две строки из ахматовского «Меня покинул в новолунье…» — «Как мой китайский зонтик красен, / Натерты мелом башмачки!» — процитированы в эпиграфе. Непосредственно же в повествовании действует акробатка Фанни.

Кузминский слой не ограничивается Фанни и красным зонтиком, ибо в «Акробатах» история юношей соединена с историей старожила провинциального городка, приобретая узнаваемо-кузминские гомосексуальные повороты.

981

Мостиком, переброшенным от циркового диалога Ахматовой и Гумилева к «Акробатам», была серия ивановских стихотворений 1913–1914 годов из книги «Вереск»: «Бродячие актеры» (опубл. 1912), кстати, с посвящением «Н. Гумилеву»; «Путешествующие гимнасты» (опубл. 1912) — и некоторых других.

Александр Матвеевич Лукьянов, житель Бобровки, на цирковом представлении очарован акробаткой Фанни и ищет с ней встречи. Ему объясняют, что Фанни — замужем, но что за 25 рублей он может навестить ее в отсутствие ее мужа, тоже акробата, Джона О’Гратэна, при условии целомудренного поведения. Во время свидания, за дополнительные 25 рублей, Фанни разрешает Лукьянову поцеловать ручку. Когда Лукьянов становится перед ней на колени, в комнату врываются милиционеры, разыскивающие «учеников Киевского реального училища Ивана Павлова и Алексея Сокольницкого, бежавших на театр военных действий» (II: 198) [982] . Ими и оказываются Фанни и О’Гратэн. История получает огласку в «Справедливых Известиях», и Лукьянов, ставший посмешищем Бобровки, спешит ее покинуть.

982

Проза Г. Иванова цитируется по: Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. / Сост., подгот. текста, вступ. ст. Е. В. Витковского; коммент. Г. И. Мосешвили. М.: Согласие, 1994, с указанием тома и страницы в круглых скобках.

Гевдерное qui pro quo настолько нехарактерно для Г. Иванова, что он, устами рассказчика, открещивается от порочной интерпретации событий, настаивая на невинности героев и анекдотичности всего происходящего. Сказанное не отменяет того, что Г. Иванов позаимствовал мотивы переодевания мужчины в женское платье и любви одного мужчины к другому, переодетому женщиной, из «Опасной предосторожности» (1906, опубл. 1907) Кузмина — скандальной комедии с пением в одном действии. О том, что Г. Иванов «Опасную предосторожность» знал, позволяет судить сцена из второй, незаконченной, части его романа «Третий Рим» (опубл. 1931), где карикатурно изображенный, но неназванный Кузмин [983] исполняет песенку из нее, как раз о сходстве природы юноши и молодой дамы:

983

Личность Кузмина была опознана в: Крейд В. Петербургский период Георгия Иванова. С. 74–75.

Между женщиной и молодым мужчиной Разница совсем не так уж велика. Как между холмом и низкою равниной Или как от уха разнится рука: Все только мелочи, Все только мелочи; и т. д. [984]

Ср. у Г. Иванова:

«[З]а роялем известный поэт, подыгрывая сам себе, пел:

Меж женщиной и молодым мужчиной Я разницы большой не нахожу — Все только мелочи, все только мелочи…

картавя, пришепетывая и взглядывая после каждой фразы с какой-то наставительной нежностью в голубые, немного чухонские, глаза матроса» (II: 116).

984

Кузмин М. Театр: В 4 т., 2 кн. / Под ред. В. Маркова et al. Т. I (2). Berkley, 1994. С. 219.