От Кибирова до Пушкина

Коллектив авторов

Достаточно взглянуть на описание багажа пушкинского героя, чтобы оценить принципиальность вещных рядов в поэтике «Графа Нулина». В этих перечнях — а сам прием назывных перечислений не был чужд поэтическому синтаксису Пушкина и в данном случае близко подходил к эффекту комического нагромождения — упомянуты наиболее необходимые предметы из гардероба щеголей. Периодическая печать середины 1820-х годов наполняет эти перечни конкретизирующим содержанием, подтверждая вместе с тем их историческую достоверность. Приведем ряд модных журнальных корреспонденций 1825 года (выделяя курсивом слова, соответствующие пушкинским).

«Фиолетовый фрак с бархатным воротником, бархатный жилет цветом `a la Valliere с золотыми цветочками, еще жилет из белого пике, панталоны из черного казимира, чулки со стрелками, башмаки с золотыми пряжками, бриллиантовая булавка на галстухе, сложенном маленькими складками, — вот как должен быть одет по-модному мужчина, который делает визиты в новый год!» [1145] — «Щеголи носят три жилета вдруг: один черный бархатный, на нем красный, наконец, сверх обоих — суконный или казимировый черного цвета» [1146] . — «В большом наряде щеголи носят жилеты из материи провивной золотом или серебром» [1147] . — «Мужские шляпы имеют

низкие тульи, сжатые кверху и широкие книзу, поля широкие» [1148] . — «Веера в страшной моде: обыкновенно дамы носят их за поясом» [1149] . — «Вееры делаются ныне не из бумаги, а из тончайшей кожи; верхняя часть ручки имеет вид лопатки» [1150] . — «С подзорной трубкой или лорнетом можно расстаться в спектакле, положив на перилы ложи, но даме не позволено ни на минуту покинуть своего веера» [1151] . — «Модный плащ, если щеголь едет в <…> фаэтоне, должен быть так обширен, чтобы занял весь экипаж и воротники его висели назади. Такие плащи подбивают бархатом синим…» [1152] . — «Для застегивания плоских узлов в утренних галстуках щеголи носят булавки, на которых изображена из финифти горлица на миртовой ветке» [1153] . — «Щеголи разделились на три партии в рассуждении булавок, которыми закалывают галстух: одни носят булавки с совой, другие с самыми крошечными цветочками, сделанными из крашеного батиста, но третья и многочисленнейшая партия предпочла булавки `a la Jocko, с изображением обезьяны» [1154] . — «Рукава сюртука или фрака должны быть так расположены, чтобы видны были немного рукава рубашки, застегнутые запонками с брильянтом» [1155] . — «Щеголи носят поутру шейные платки с черными и красными полосами» [1156] . — «Щеголи по утрам повязывают шею кисейною косынкою, голубою, цвета желтой серы и лиловою, с крапинками черными, голубыми или зелеными» [1157] . — «В спектакле было много щегольских нарядов <…> Многие щеголи в коротком нижнем платье и парижских чулках, чрезвычайно редких, с прозрачными стрелками…» [1158] .

1145

Московский телеграф. 1825. Ч. I. Прибавление [1]. С. 35–36.

1146

Там же. Ч. И. Прибавление [2]. С. 103.

1147

Северная пчела. 1825. № 65. Мая 30-го.

1148

Там же. № 56. Мая 9-го.

1149

Московский телеграф. 1825. Ч. II. Прибавление [1]. С. 86.

1150

Северная пчела. 1825. № 52. Апреля 30-го.

1151

Там же. № 65. Мая 30-го.

1152

Московский телеграф. 1825. Ч. II. Прибавление 2. С. 103.

1153

Северная пчела. 1825. № 4. Января 8-го.

1154

Московский телеграф. 1825. Ч. III. Прибавление [1]. С. 146–147.

1155

Там же. Ч. V. Прибавление [4]. С. 408.

1156

Там же.

1157

Дамский журнал. 1825. Ч. IX. № 1. С. 40.

1158

Там же. Ч. X. № 8. С. 78.

Героиня поэмы, Наталья Павловна, завидев сломавшуюся коляску графа Нулина, «спешит // Взбить пышный локон, шаль накинуть»; это также встречает документальные подтверждения в источниках эпохи. Шаль, появившаяся в модном женском гардеробе в самом начале XIX века, не выходила из моды вплоть до середины столетия. Достоверное свидетельство о распространении шалей находится в письме жившей в России в 1803–1808 годах ирландской путешественницы Марты Вильмот к матери от 20 декабря 1803 года: «Все носят шали, они в большой моде, и чем их больше, тем больше вас уважают. У меня — шесть. Нужно сказать, мода эта чрезвычайно удобна. Шали бывают огромными (даже в три человеческих роста), один конец ее обертывается вокруг руки, другой — спускается до земли» [1159] . В 1825 году журнал «Московский телеграф», рекомендаций которого по части моды придерживалась героиня пушкинской поэмы (см. ст. 165: «Мы получаем Телеграф»), по-прежнему советовал своим читательницам носить шали: «Кашемирские шали, квадратные и шарфообразные, в большой моде. Цвет сих последних белый или пестрый; но края всегда бывают превосходнейшей работы, цветов различных, и на краях тканый борт, который дает цену всей шали, смотря по изяществу работы. Такая шаль видом походит на шелковую, но легче, и делается из драгоценной шерсти тибетских коз. <…> Шелковые шахматные шали (с разноцветными квадратами, как на шахматной доске) в моде для утренних прогулок в экипажах. Вид их странен от того, что квадраты очень велики» [1160] .

1159

Дашкова Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 238; оригинал по-англ.

1160

Московский телеграф. 1825. Ч. IV. Прибавление 4. С. 337–338.

В том же эпизоде поэмы, в котором граф Нулин оценивает наряд Натальи Павловны, между героями происходит красноречивый разговор:

«Как тальи носят?» — Очень низко, Почти до… вот по этих пор. Позвольте видеть ваш убор… Так… рюши, банты… здесь узор… Все это к моде очень близко. — «Мы получаем Телеграф». (V, 7)

Разговор этот и в своей комической «запинке» содержит типические черты пушкинского времени, быта и культуры пушкинской поры. Снижение линии талии изменило силуэт женского костюма именно в первой половине 1820-х годов. Сравнительно с поясами под грудью, распространившимися после Французской революции как черта ее эстетического уклона к античным формам, низкая талия выглядела как довольно значительная новация в одежде, воспринималась в свете романтического перехода от условности к естественности.

Строка «Так… рюши, банты… здесь узор…» также отражала в себе вкусы эпохи. Рюши — отделка женского платья, присборенная полоса ткани или тесьма, сложенная складками. Обилие

мелкой отделки на женской одежде также входит в моду около этого времени, контрастируя с гладкими или сдержанно декоративными поверхностями одежд и тканей предшествующей поры. Об этом свидетельствуют модные рекомендации и картинки, которые в 1825 году печатались в конце каждого номера журнала «Московский телеграф», упомянутого именно здесь, а равно и в других изданиях. «Почти все платья имеют высокие гарнировки до самых колен, в пять или шесть складок…» [1161] . — «Белое муслиновое платье, гарнированное шестью рядами de doubles rushes, плотно лежащих один к другому, из тюля» [1162] . — «Блузы украшаются нарядным шитьем… внизу выложены тремя воланами, не только вышитыми, но еще и обшитыми кружевом» [1163] . — «На танцевальных платьях, кроме уборки внизу, пришиваются волнистые полосы от самого пояса вправо до самой уборки внизу» [1164] .

1161

Северная пчела. 1825. № 68. Июня 6-го.

1162

Там же. № 90. Июля 28-го.

1163

Дамский журнал. 1825. Ч. XI. № 17. С. 152–153.

1164

Московский телеграф. 1825. Ч. I. Прибавление [3]. С. 74.

Такого рода поэтизация бытовых мелочей эпохи имеет у Пушкина аналогии только в романе «Евгений Онегин», над которым поэт трудится в это же время, — мелочи бесконечны и в высшей степени характерны. Когда герой пробирается по ночному дому в спальню героини, автор замечает:

…Вот он подходит К заветной двери и слегка Жмет ручку медную замка… (V, 10).

Это, между прочим, тоже признак модного дома. В январе 1825 года «Московский телеграф» сообщал: «Медь заменяет ныне железо во всех приборах к дверям. В новых домах везде замки медные» [1165] .

1165

Там же. Прибавление [2]. С. 54.

Важно отметить, что собственно бытовые подробности, подробности моды и предметного обихода, в том орнаменте повседневности, который удается создать поэту, органично переплетены с деталями и приметами обихода культурного — литературного, театрального, музыкального.

«Какой писатель нынче в моде?» — Все d’Arlincourt и Ламартин. — (V, 7).

Эти мотивы беседы Натальи Павловны и графа Нулина знаменательны тем, что вводят два литературных имени, которые были, с одной стороны, окружены ореолом популярности, а с другой, вызывали устойчивое неприятие и отторжение Пушкина. Альфонс Ламартин, в значительной степени олицетворявший в 1820-е годы достижения французского романтизма в лирике, сдерживал интерес Пушкина религиозным и даже набожным колоритом своей поэзии. Что же касается Шарля-Виктора д’Арленкура, французского романиста, одного из вульгаризаторов так называемого «христианского романтизма», то симпатия графа Нулина к этому писателю есть уже его характеристика как поклонника возникающей массовой культуры. Упоминание имени д’Арленкура в «Графе Нулине» — единственное у Пушкина. Творчество этого писателя не выходило за рамки коммерческой беллетристики, мода на д’Арленкура была фактически не столько литературной, сколько бытовой, подобной модам на одежду и сувениры. Об этом не раз сообщалось в модных рубриках русских журналов. «Первое издание нового романа д’Арленкура L’Etrang`ere уже раскуплено и второе печатается. Давно уже назвали д’Арленкура автором для изданий. Мы упоминали, что модистки готовят башмаки, токи и цвет `a l’Etrang`ere» [1166] . — «О новом романе д’Арленкура писали в русских журналах подробно. Мы прибавим, что, несмотря на критики, роман этот сделался любимцем публики, как и все прежние сочинения д’Арленкура. Даже выдумали новый переплет для него: две хрустальные дощечки вделывают по обеим сторонам книги, и под ними помещают портреты автора и героини романа» [1167] .

1166

Там же. Прибавление [2]. С. 50.

1167

Там же. Прибавление [3]. С. 68–69.

Заключим наш экскурс примечанием к появлению «шпица» в сюжете поэмы. Когда посрамленный герой покидает спальню героини, его неосторожные движения вызывают лай собаки:

Но шпиц косматый, вдруг залая, Прервал Параши крепкой сон… (V, 11).

«Шпиц» заслуживает комментария как порода декоративных комнатных собак, распространенная в домашнем дворянском быту по преимуществу в 1820–1830-е годы. Это находит соответствие в III действии комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (1821–1824), в реплике Молчалина, обращенной к Хлестовой:

Ваш шпиц — прелестный шпиц; не более наперстка; Я гладил все его; как шелковая шерстка! [1168]

В 1852 году в Петербурге под криптонимом М.А.В. была издана книга «О комнатных дамских собачках», где шпицы описывались в качестве реликвий минувших десятилетий:

Порода собачек, именуемых шпицами, в нынешнее время почти вся исчезла, тогда как лет двадцать тому назад была в большой моде у дам <…> Лучшими шпицами считались те, которые, имея умеренную длину корпуса, были поставлены на высоких тонких ногах; притом чтоб шерсть на них была мягкая и длинная, глаза черные навыкате, шерсть одинакового цвета без всяких пятен; мордочки ценились по остроте их и умеренной длине, уши хорошей породы шпицев должны быть стрелками подняты кверху и притом чтоб не были очень большие. Шпицы были почти все белой шерсти, хотя, впрочем, случалось видеть и черных. <…> Многие из комнатных собачек по своей верности к дому, где живут их владетели, бывают столь строги к чужим посетителям, что тотчас лаем своим дают знать не только о лицах, вовсе не бывалых в доме, но и о тех, которые даже часто вхожи в дом. [1169]

1168

Грибоедов А. С. Полн. собр. соч.: В 3 т. СПб., 1995. Т. 1. С. 84.

1169

О комнатных дамских собачках. Соч. М. А. В. СПб., 1852. С. 7–8, 28.

Хрестоматийная критическая формула «энциклопедия русской жизни» [1170] , созданная В. Г. Белинским для характеристики главного памятника пушкинской поэзии, гораздо менее метафорична и намного более буквальна, чем об этом можно было думать еще в недавнем прошлом.

Ю. М. Прозоров (Санкт-Петербург)

К социологии инскрипта [**]

1170

Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. VII. С. 503.

**

Благодарю Б. В. Дубина за полезное обсуждение рада основных положений данной работы.