От Кибирова до Пушкина
Шрифт:
Но почему односложный сонет Ходасевича, который был написан весной — в мае 1924 года, неожиданным образом называется «Зимняя буря»? И чем мотивировано здесь временное несоответствие?
Примечательно, что непосредственным толчком для создания Ходасевичем пародии мог послужить также один из фотомонтажей А. Родченко к отдельному изданию поэмы «Про это» (1923). В фотомонтаже
Фотомонтаж А. Родченко к поэме Маяковского «Про это».
Итак, в «Зимней буре» Ходасевич, вероятно, пародирует центральную тему поэмы Маяковского: поэт-медведь вламывается в чужой мещанский нэповский быт и неожиданно для себя вмерзает в него, — а в сонете описана комическая ситуация: хвост собаки вмерзает в лед.
И, наконец, последнее. В цитированном выше тексте Маяковского «Стихотворение это — одинаково полезно и для редактора, и для поэтов» я мотивированно пропустил несколько строк, которые здесь восстанавливаю:
Потеют, как следует, над большим листом. А только сбоку на узеньком клочочке, коротенькие строчки растянулись глистом. А остальное: одни запятые и точки. [1104]Можно представить себе такую сценку.
Утром 6 мая 1924 года, сидя в «Ротонде» за чашкой кофе и вспомнив недавний разговор с Познером о Маяковском, Ходасевич действительно как бы реализовал стихотворную «установку» своего «врага»: оторвал от лежащей перед ним газеты «Звено» (возможно, он принес ее с собой) «узенький клочочек» — чистую полоску верхнего горизонтального поля газеты и, развернув ее вертикально, коротенькими строчками написал на ней (вернее, перебелил сочиненный накануне) свой сонет-пародию. Вероятно, показал его Берберовой. Что было дальше — мы знаем.
1104
Цит. по: Маяковский В. Вещи этого года. С. 34.
Все приведенные примеры говорят о том, что сонет «Зимняя буря» Ходасевича — не стихотворный фокус, не «пустячок», не «шутка» и не «игра в слова», как может показаться на первый взгляд. В этот сонет-пародию Ходасевич вкладывал достаточно «серьезный» смысл. Он пародирует футуристические тексты как таковые, их форму (брахиколоны или «лесенку» Маяковского и Асеева) и семантику. Ходасевич в традиционной форме сонета дал «ответ» — пародию на футуристические «экзерсисы» Маяковского и Асеева (в его терминологии). Он создал квазифутуристический полисемантический текст, положив в его основу «маяковско-асеевские» подтексты, а также стихотворный «рассказ» о мышином хвосте из набоковско-кэрролловской сказки «Аня в стране чудес». И свой «ответ» футуристам Ходасевич усилил, закрепил, дав сонету «пушкинское» название — «Зимняя буря».
Профессор Е. Аничков, большой знаток стихов и друг Вяч. Иванова по Петербургу периода «Башни», писал в вышедшей в 1923 году в Берлине своей книге «Новая русская поэзия»: «Мы ведь уже знаем, что лучшие стихи — учил и Вячеслав Иванов, — стихи на случай. А кончаются они зачастую неожиданными в простоте словами, в которые вложено столько смысла, что, по правде, как их иначе определить, как не символами…» [1105] .
И последние
1105
Цит. по: Аничков Е. Новейшая русская поэзия. Берлин, Изд-во И. П. Ладыжникова, 1923. С. 115.
Догадался ли Владимир Познер, что сонет Ходасевича, подаренный ему автором и вложенный в домашний альбом, является пародией на автора поэмы «Про это» и других футуристов, сказать сейчас трудно. Когда я встречался с Познером в Париже, я, к сожалению, не расспросил владельца альбома об интерпретации сонета. Но известно другое: Познер, очевидно, не изменил своего отношения к Маяковскому; как указано выше, он продолжал встречаться с ним в конце 1924 года и в другие его приезды в Париж, брал у него интервью, писал о нем в «Панораме…», написал о нем некролог. [1106]
1106
Книга хранится в семейном архиве В. Познера (Париж).
Из письма к Л. Ю. Брик.
И чтобы окончательно убедить или по крайней мере успокоить скептиков, которые со мной не согласятся, я хочу закончить свою статью на веселой ноте — хочу вернуться к одному из эпизодов «Алисы в стране чудес» (в переводе Сирина-Набокова — «Ани в стране чудес»). Приведу финал «рассказа» о мышином хвосте:
— Вы не слушаете, — грозно сказала Мышь, взглянув на Аню. — О чем вы сейчас думаете?
— Простите, — кротко пролепетала Аня, — вы, кажется, дошли до пятого погиба?
— Ничего подобного, никто не погиб! — не на шутку рассердилась Мышь. — Никто. Вот вы теперь меня спутали.
— Ах, дайте я распутаю… Где узел? — воскликнула услужливо Аня, глядя на хвост Мыши.
— Ничего вам не дам, — сказала та и, встав, стала уходить. — Вы меня оскорбляете тем, что говорите такую чушь! [1107]
1107
Цит. по: Кэрролл Л. Аня в стране чудес. М., 1991. С. 19.
Прошу отнестись к моему прочтению сонета Ходасевича «Зимняя буря» спокойно и не считать предложенную гипотезу «чушью». Я тоже пытался «распутать узел» и «хвост» Мыши, вернее собаки, и понять, где «собака зарыта». Удалось ли мне найти ключ к этому сонету — не мне судить. Здесь вспоминаются слова Маяковского (один из героев моего исследования его любил, а другой ненавидел) из его сатиры, адресованной К. Чуковскому (1920):
Не пори, мой милый, чушь. Крыл не режь ты соколу, На Сенной не волочу ж Я твою Чукоккалу. [1108]1108
Цит. по: Чукоккала: Рукописный альманах Корнея Чуковского. М., 2006. С. 17.
«Вечерние огни» А. А. Фета и «Зодчество» Вл. Соловьева
Первый выпуск сборника Фета «Вечерние огни» (далее — ВО) был впервые опубликован в 1883 году. Известно, что в дарственной надписи на обложке книги Фет назвал Вл. Соловьева «зодчим этой книги». Попытаемся отыскать «соловьевский след» в композиции «Вечерних огней», обратившись в первую очередь к известной статье Соловьева 1890 года «О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского», где речь идет обо всех четырех выпусках этого поэтического сборника.