От кутюр
Шрифт:
— Привет! Ты Жозеф! — догадалась Анна. Улыбнулась, — да или нет?
— Меня зовут Жозеф Арли, — подтвердил мальчик на плохом английском.
— Меня зовут Анна, — представилась Анна, поразившись нелепости сказанного. А ведь именно примерно так она общалась с детьми, когда начинала работать няней. — Ты говоришь по-английски…?
— Я не разрешаю ему говорить по-английски, — из комнаты раздался голос Шарля. Анна прошла туда, оставив чемодан в прихожей. Застала Шарля в кресле, он читал газету, но бросил ее на стол и встал, чтобы поприветствовать гостью. — Добрый день! Как дела?
— Так себе, —
— У меня его нет, — развел руками Шарль. Выглядел он действительно плохо; был очень худым, слабым и бледным до желтизны. — Но врачи говорят, я буду жить. Более того, я после долгого перерыва возвращаюсь к работе…
— Это прекрасно!
И ни слова о любви. Казалось, по телефону с ней разговаривал один человек, а сейчас говорил совсем другой, — манерный, с вышколенными эмоциями и отрешенным взглядом.
Теперь Анне не пришлось готовить ужин. Его приготовила пожилая негритянка Фатима, которая присматривала и за мальчиком, и за домом. Это было разорительно для домашнего бюджета доктора философии, но ничего другого Шарль придумать не мог. Только женщина могла навести порядок в доме и позаботиться о Жозефе. О себе Шарль не думал, говорил, что, ему нужны только кофе, уединение и работа. Однако в его словах и жестах была слышна усталость от неустроенного быта и одиночества.
— Я прилетела, бросив все, — сказала Анна, — не для того, чтобы пить кофе и гулять по Парижу. Я прилетела к вам, — она положила ладонь ему на плечо, посмотрела ему в глаза. — Пока не знаю, как, но буду вам помогать…
— Спасибо, моя дорогая! — Шарль довольно улыбнулся.
Утром Анна, помогая Жозефу одеваться в школу, выслушала французское ворчание домработницы. Шарль, войдя в детскую, перевел:
— Занималась бы лучше месье, ничего тут ей делать…
— Скажите ей, что меня хватит на двоих, — улыбнулась Анна. — Или вы с ней согласны?
Шарль задумался. Погладил сына по голове и велел идти завтракать. Когда тот вышел из детской, он, наконец, заговорил о главном:
— Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Но прежде, разумеется, вам нужно расстаться с Фарнезе, если вы, конечно, скажете мне «да». Мне нужна жена, а не мать Жозефа!
Анна присела на край кровати, подумала немного, и спросила:
— Вы любите меня, Шарль?
— Да, я ни раз говорил об этом, — ответил Шарль ровно. — Вам этого мало или вы мне не верите?
— Вы иногда так холодны, что я не знаю… — ответила Анна, нервничая, потирала ладони и пряча глаза.
— Я холоден с чужой женой, хотя и не холоден вовсе. Осторожен, — заговорил Шарль. — К сожалению, я хорошо воспитан, я не привык брать чужое…
— Простите меня, — повинилась Анна, — вы, конечно, правы. Я поговорю с Паоло. Мне хочется покоя и определенности, только вы можете мне их дать…
Ближе к вечеру позвонил муж и без предисловий пригласил ее в Рим. Анна чуть не выпалила: «не поздно ли, Паоло, ты захотел меня… встроить в свою жизнь или ты делаешь это назло Шарлю?» — но не хватило итальянского словарного запаса и смелости. Поэтому она лишь нервно ответила, что будет в Риме, как только сможет. «Поторопись!» — буркнул Фарнезе и положил трубку, видимо, раздраженный и недовольный ее ответом.
— Нужно
«»»»»
В Риме она напоролась на бурные выпады Фарнезе, который не хотел ничего слышать ни о каком разводе. Его не интересовало, с кем Анна спала, это ее дело. Оно не задевало его ни с сердечной стороны, ни со стороны элементарного приличия. Их общим делом он считал выставку, она могла разжечь любопытство публики к имени Анны Фарнезе и к картинам самого Фарнезе; где обывательское любопытство, там деньги.
Во все времена в моде были скандалы или перипетии личной жизни художников. Невозможно заставить публику купить картину исключительно ради культурологического интереса. Такой интерес удел немногих специалистов, у которых обычно есть одна возможность увидеть «мазки, светотени, характер» картин, — прийти в галерею и долго стоять перед вожделенными произведениями, разглядывая каждый их сантиметр. Публика с деньгами обычно не имела «квалификацию» для того, чтобы оценить художественные достоинства и «высшие смыслы» произведений, поэтому они обязательно должны были нести в себе роковые тайны или банальные измены. На этот раз Фарнезе собирался показать толстосумам спину своей жены в разных контекстах, даже в политическом…
В галерее было все готово. Кое-где уже мелькали сообщения о выставке в стиле «ню». Не хватало только некоторых штрихов в виде их совместного появления на публике и интервью для пары популярных европейских изданий.
— Послушай меня, — Анна пыталась вставить в планы Фарнезе несколько слов. — Я решила остаться с Шарлем…
— Ты хочешь быть мадам Арли? — Паоло посмотрел на нее недоверчиво. — Это скучная и, одновременно, великая участь, Анна, вполне по тебе. Конечно, Арли сотрет в тебе все, связано со мной, выпотрошит тебя и начинит чем-нибудь более достойным. Ты все обдумала?
— Да, Паоло, — кивнула Анна, нервно сцепив пальцы рук. — Он любит меня, а ты нет…
Фарнезе задумчиво опустил глаза и поиграл чашкой, заставил остатки кофе выплеснуться в тарелочку. Больше ни слова о выставке и журналах он не произнес, равнодушно заговорил о разводе, который с трудом можно было устроить без шума.
— Паоло, если ты хочешь….! — опять прервала его Анна в надежде, что он перестанет быть таким равнодушным. Хотела встряхнуть его, заставить его пережить эту ситуацию с тем же надрывом, какой чувствовала она сейчас.
— Ты все решила, — напомнил он обстоятельно, — я не хочу, чтобы ты мучила Шарля. Стать его женой, пожалуйста. Я только прошу тебя о последней услуге, пусть выставка пройдет по плану, потом делай с этим что хочешь…
— Хорошо, я согласна… — кивнула Анна, совсем растерявшись.
""" """ """
Стать женой Шарля это было не то, что стать женой Фарнезе. Пришлось смириться с этим. После бракоразводного процесса с Паоло, проходившего в строгом секрете, и в течение которого Анна видела лишь его адвоката, Шарль решил, что Анне нужно немного отдохнуть, а ему подготовиться к новому браку. Этот процесс чуть было не растянулся на три месяца; Анна жила в Лондоне в привычной для нее обстановке, Шарль жил в Париже, и, следуя каким-то своим принципам, не звонил и не приглашал Анну к себе.