От лжекапитализма к тоталитаризму!
Шрифт:
Главное, видимо, всё же состояло в том, что русский человек, доведенный за время правления династии Романовых до почти скотского состояния (вспомним примеры из русской классической литературы, показывавшие, что «благородное сословие» относилось к «мужику» как к быдлу), обрёл достоинство, изменился в лучшую сторону даже его внешний облик. Давно замечено, что русский человек может творить чудеса, когда он воодушевлён великой идеей. И наоборот, когда такой идеи нет, наступает Смутное время, и все пороки людской натуры можно наблюдать на русском человеке. Советский период нашей истории был по-настоящему эпохой русского национального возрождения. Вот и писатель Юрй Поляков признаёт: Советская цивилизация —
В советское время наш народ нашёл себя. Наши люди верили, что причастны к величайшему делу в истории — к построению самого светлого и справедливого общества, какого мир ещё не знал. Эта вера была сродни религиозной, а ещё один из основоположников славянофильства И.В.Киреевский писал: «… человек — это его вера».
Мы строили самое возможно более близкое приближение к раю на одной шестой части земной суши. Даже когда нам тыкали в глаза более низким, чем на Западе, уровнем жизни, мы могли с гордостью ответить (то, что диссиденты толковали на иронический лад, не понимая, что такими великими делами действительно можно гордиться):
«Зато мы делаем ракеты И покоряем Енисей, А также в области балета Мы впереди планеты всей!»При этом подразумевалось, что и каждый гражданин в какой-то мере причастен к этим достижениям страны.
Мы привычно говорим, что в СССР трудящиеся получили неслыханные прежде в мире социальные гарантии, не представляя себе, почему они были неслыханными. Ведь мы представляем себе Запад по его сегодняшнему облику. Между тем в начале XX века Запад, в том числе и его передовые страны, в социальном отношении был обществом крайне отсталым. Только в технологическом отношении он превосходил Россию, и тут нашей задачей было «догнать и перегнать!». А в смысле прав трудящихся задача хотя бы «догнать» СССР встала перед Западом уже сразу же после нашей Октябрьской революции.
В СССР жизнь была национально осмысленной (а сейчас она бессмысленна). И лозунг Сталина «нет таких крепостей, каких не могли бы взять большевики!», воспринимался как выражение самой глубинной сущности русского характера. И высказывания вроде недавно где-то прочитанного мною — «высшее завоевание человечества — это наш Советский Союз» — не кажутся преувеличением. Да, у нас рождалось Новое Человечество.
Мне, родившемуся в 1927 году, всё это известно не только из книг. До пяти лет я жил в деревне, потом в Москве, куда несколько раньше перебрались мои родители, которых коллективизация погнала из деревни в город. Тут мой отец стал инвалидом и выполнял малоквалифицированные работы, мать тем более, она училась всего лишь в начальной школе, сохранившиеся её письма грамотностью не блещут. В общем, ни по каким показателям наша семья к привилегированным слоям советского общества не принадлежала, я — типичный выходец из московских «низов». И наш быт был столь же типичным для рабочих, горожан в первом поколении, с трудом сводивших концы с концами, тем не менее устраивавших с получкой угощение для ближайших родственников и земляков (на основе взаимности) — с песнями и плясками в перенаселённом общежитии.
К началу Великой Отечественной войны мне шёл четырнадцатый год. Я был подростком, но подростком любознательным, учившимся с удовольствием, много читавшим и активно пытавшимся разобраться в происходящем. Ну, а то, что происходило в послевоенные годы, я воспринимал уже как взрослый человек. Так что мои суждения о советском строе, почёрпнутые из литературы, пропущены через личный опыт.
Могу засвидетельствовать, что советские люди были бодрыми и уверенными в завтрашнем дне, и песни, которые пело молодое поколение и которые с пониманием воспринимались и старшими, были жизнерадостными и задорными. И дело было не только в том, что советским людям были даны социальные гарантии, немыслимые в то время в западном мире, но и в общей атмосфере, порождённой ощущением всестороннего подъёма страны. Тогда не было и следа той духовной безысходности, что воцарилась в широких слоях населения к концу правления Брежнева.
Ну, а что же, не было недовольства, или так все всё время пели и плясали?
Недовольные жизнью были, и было их немало. Мой дед часто ругал Советскую власть за нищенский уровень его жизни, несравнимый с тем, какой у него, квалифицированного рабочего, был до революции, когда он трудился на «Трёхгорной мануфактуре», на фабриканта Прохорова (хотя дед участвовал в революции 1905 года). Моим родителям жизнь в городе была куда как менее по душе, чем самостоятельное хозяйствование в деревне в годы нэпа. Родители и бывавшие у нас гости нередко рассказывали анекдоты, в которых власть выставлялась не в лучшем свете.
Гости, приезжавшие из моей родной тульской деревни вспоминали мрачные эпизоды прошедшей коллективизации, сетовали на непорядки в колхозе (но приезжала и трактористка, получившая орден Ленина и присутствовавшая на банкете в Кремле в честь передовиков труда, у неё, естественно, были совсем другие рассказы). Но при всём при том всё-таки ощущалось, что воспоминания о былом — это рассказы о прошедшем, безвозвратно канувшем в небытие. Новая жизнь утвердилась прочно, жизнь заметно полегчала после отмены карточек на хлеб (при всей скудости нашего семейного бюджета я до войны не знал, что такое голод, зато уже в первую же военную зиму ощутил его в полной мере). И общий дух подъёма помогал выносить тяготы повседневного быта, так что, как говорится, язык хулил, а сердце пело. О том, как хорошо и весело жила его родная вологодская деревня Тимониха в 1935 году, вспоминал и писатель Василий Белов.
А уж после победоносной войны — и говорить нечего, недовольных стало много меньше. Мне кажется показательным такой случай.
В Московском институте инженеров железнодорожного транспорта кафедру сопротивления материалов возглавлял профессор Прокофьев, старый специалист, пользовавшийся большим авторитетом в инженерных и научных кругах. Ещё до войны он был награждён орденом. Рассказывали, будто перед церемонией вручения наград его, как самого уважаемого в группе награждённых, попросили выступить с ответной благодарственной речью, на что он якобы ответил: «Можете орден забрать обратно, а выступать я не буду». Много раз видя этого кремень-старика, я вполне допускаю, что было что-нибудь подобное.
И вот после войны этот профессор подал заявление о приёме его в партию. Подозревать его в каких-то карьеристских соображениях бессмысленно. Был он уже стар, достиг всех степеней почёта, материально был вполне обеспечен. И когда его попросили на каком-то праздничном вечере выступить перед студентами и преподавателями, он произнёс прочувствованную патриотическую речь, где говорил о гордости своей страной-победительницей, и закончил её здравицей в честь великого вождя и гениального полководца товарища Сталина.
Иностранцев, знавших дореволюционную Россию, поражало в советских людях отсутствие духовной расхлябанности, умение видеть рамки и отличать зёрна от плевел. Недаром Бердяев писал, что в СССР появился новый антропологический тип людей.
Важно и то, что новая элита СССР состояла в основном из выходцев из «социальных низов». Это тоже традиционно для России. С первых же лет существования начальной ячейки России — Северо-Восточной Руси, в ней, а особенно в Московском государстве, а затем в эпоху Петра I, великий князь или царь в своей борьбе с боярством опирался на дворянство (то есть сначала — на своих дворовых). Иван Грозный для достижения успеха в этой борьбе даже создал духовно-рыцарский орден — опричнину.