От лжекапитализма к тоталитаризму!
Шрифт:
Мне могут возразить: знаем мы эту сталинскую демократию, когда провозглашалась власть народа, а на деле было полное господство номенклатуры, установившей кровавую диктатуру, жертвами которой стали миллионы людей, по большей части ни в чём неповинных (Солженицын добавляет: сорок миллионов — в тысячу с лишним раз больше, чем было курьеров у Хлестакова!)
О репрессиях и их жертвах речь пойдёт ниже, а пока возражу возражающим: чего же вы хотите, если государство фактически было бюрократически-идеократическим, а его считали государством диктатуры, которую пролетариат установил над обществом. Да к тому же диктатуры пролетариата в условиях, когда пролетариат в стране
В начале XX века рабочие составляли чуть больше двух процентов населения. В первую мировую войну, а затем в гражданскую, большая их часть была призвана в армию, их место заняли бог знает кто. После войны наступили голодные годы, и горожане побежали в деревню. В период индустриализации страны рабочий класс пришлось создавать заново из крестьян, оказавшихся лишними после коллективизации сельского хозяйства (это была ликвидация «аграрного перенаселения деревни»). А когда принимали Сталинскую (точнее, бухаринскую) Конституцию 1936 года, было объявлено, что пролетариата, лишённого средств производства, в СССР уже не существует, а есть рабочий класс, который вместе с колхозным крестьянством и трудовой интеллигенцией и есть хозяин страны. Вот такая непонятная диктатура пролетариата без пролетариата.
Такая нелогичная система возникла исторически. Ленин смотрел на рабочий класс как на противовес мелкособственническому крестьянству. И, пожалуй, до самой Великой Отечественной войны рабочий класс действительно можно было считать авангардом общества. Но после этот взгляд стал архаизмом, однако по-прежнему лежал в основе советской идеологии.
Значит, СССР как тоталитарное государство мог существовать лишь нелегально. А следовательно, тоталитарное государство могло быть только весьма несовершенным. Это было ещё «полутоталитарное» государство. Ясно, что при таком положении, при полном несоответствии представлений о собственном государстве фактическому его состоянию строители нового общества неизбежно должны были порядочно наломать дров, что и произошло, причём в духе времени, с перевыполнением плана.
Особую сложность решению задач построения нового общества придавало то обстоятельство, что страна была крестьянская, неграмотная, к тому же разорённая первой мировой и Гражданской войнами и иностранной интервенцией. А ей нужно было ликвидировать своё техническое отставание от Запада форсированно, пробежать за 10–15 лет путь, на который другим странам понадобились полвека или даже целый век. Это значило, что нужно не только ликвидировать неграмотность, то есть научить в большинстве своём ещё неграмотное население читать и писать. Нужно было и создать свои кадры квалифицированных рабочих, способных читать чертежи и обрабатывать детали с точностью до микрона; стоящих на уровне современного знания инженеров и конструкторов, а также учёных, способных двигать науку дальше. Иначе стране конец. Тут было не до жалости, не до гуманности. Как и при Иване Грозном, и при Петре I, спасать страну приходилось, жертвуя жизнями и здоровьем тысяч и тысяч своих людей.
Но и при этом несовершенном тоталитаризме бюрократическое государство вовсе не было государством, где бюрократ, чиновник мог творить произвол. Повторяю, чиновник в бюрократически-идеократическом государстве всего лишь проводник политической линии руководства страны, исполнитель, отвечающий (часто головой) за следование этой линии. Он мог проявить (и нередко проявлял) формализм, допускать волокиту (стараясь перестраховаться), но тогда и речи не могло идти о взяточничестве как системе, ныне столь привычной.
Даже Сталин и другие высшие руководители имели квартиры и дачи, относительно скромные, нужные лишь для обеспечения условия для плодотворной работы. Остальные чиновники пользовались благами строго по «советской Табели о рангах», в соответствии с положением в иерархии. Но украсть деньги у государства и построить особняк стоимостью в миллионы долларов или хотя бы рублей было немыслимо, тут сразу же последовала бы тюрьма, если не что-то похуже.
Случаев, когда бюрократ самого высокого ранга слетал с должности по жалобе простого трудящегося, было тогда сколько угодно, а сейчас об этом и речи быть не может. Откровенное бездушие считалось преступлением, и когда выявлялось, подлежало наказанию.
Нынешнее всевластие чиновников — это вовсе не бюрократический строй. При господстве олигархов чиновник не выполняет свои прямые обязанности, а вынужден «крутиться», это уже даже не бюрократ, а бизнесмен в сфере управления, собственник «административного ресурса». И взятки он берёт не только для себя, но и для передачи вверх «по инстанциям» и для взноса в «общак» чиновничьего клана. Когда-то первый официально признанный советский миллионер Артём Тарасов даже утверждает, что самыми богатыми людьми ельцинской России были вовсе не выставленные на всеобщее обозрение «олигархи» вроде Березовского или Абрамовича, а тайные долларовые мультимиллиардеры из среды чиновников.
Так обстоит дело с бюрократической стороной тоталитарного государства.
А идеократическая его сторона заключается в том, что оно было построено на власти братства, «товарищества», основанной не на подчинении, а на общности цели, и на идее жертвенности.
Обращение людей друг к другу, как к товарищу (как пели: «наше слово гордое товарищ…») не было пустой формальностью. (Замечу, кстати, что когда во время встречи Горбачёва и Клинтона приглашённые артисты исполнили «Песню о Родине», американский президент захотел встать, решив, что такая величественная мелодия может подходить только национальному гимну.) Оно отвечало глубинной русской традиции побратимства, которое ставилось выше кровного родства (этот феномен тоже совсем не исследован наукой, хотя нередко можно прочитать, что святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский был побратимом Сартака, сына грозного хана Батыя).
На Руси порой родные братья могли оказаться чужими друг другу, а люди, чужие друг другу по крови, братались и становились совсем родными. Это понятно: братья появились на свет, не будучи обязанными быть единомышленниками. А побратимами становились люди, сознательно выбравшие общую цель жизни и борьбы.
Побратимство не означало равенства, в нём сочетались свобода и долг. И среди побратимов существовала иерархия. Они товарищи — это горизонтальная составляющая побратимства. Но есть и вертикальная составляющая: среди них есть старший и младший, и младший должен исполнять волю старшего.
Идеократия не была изобретена большевиками. Во все периоды своей истории, когда оно не пребывало в состоянии упадка, Российское государство было идеократическим, служило инструментом осуществления идеи. Когда после падения Византии Русь ощутила себя единственным независимым православным государством в мире, наш народ принял как выражение сакральной сущности своего государства «православное самодержавие», и, как писал известный религиозный мыслитель, «выше этих высот и шире этих широт русское национально-религиозное и религиозно-национальное сознание по существу никогда не подымалось» (Карташов А.В. Воссоздание Святой Руси. Париж, 1956. Москва, 1991. С. 37).