От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны
Шрифт:
Последние 10 дней мая Гитлер и его советники никак не могли решить, что предпринять по щекотливому вопросу налаживания отношений с Москвой, чтобы сорвать англо-русские переговоры. В Берлине считали, что Молотов в своей последней беседе с послом фон Шулен-бургом вылил ушат холодной воды на немецкие подходы, и на следующий день, 21 мая, Вайцзеккер радировал послу, что ввиду высказываний наркоминдела «мы должны сейчас проявить сдержанность, выждать и посмотреть, не выскажутся ли русские более откровенно».
Но Гитлер, решивший напасть на Польшу 1 сентября, не мог позволить себе сидеть сложа руки. Примерно 25 мая Вайцзеккера и заведующего договорно-правовым отделом министерства иностранных дел Германии Фридриха Гауса вызвали и, согласно показаниям Гауса на Нюрнбергском процессе, им сообщили, что фюрер хочет «установить более терпимые отношения между Германией и Советским Союзом». Риббентроп набросал
Судя по примечанию на документе, он был показан Гитлеру 26 мая. Это весьма примечательный документ. Он раскрывает, что к этому времени германское министерство иностранных дел было уверено, что англо-русские переговоры будут успешно завершены, если Германия не вмешается решительным образом. Риббентроп поэтому предлагал Шуленбургу заявить Молотову следующее:
«Между Германией и Советской Россией не существует реального столкновения интересов в международных делах… Пришло время рассмотреть оздоровление и нормализацию германо-советских отношений… Итало-германский союз [14] не направлен против Советского Союза. Он направлен исключительно против англо-французской коалиции…
14
Речь идет о подписанном 22 мая в Берлине так называемом «Стальном пакте» — германо-итальянском военном договоре. — Прим. перев.
Если вопреки нашим желаниям начнутся военные действия с Польшей, мы твердо убеждены, что даже это никак не должно привести к столкновению интересов с Советской Россией. Мы даже можем пойти гораздо дальше и заявить, что при решении германо-польского вопроса — в какой бы форме это ни произошло — мы учтем русские интересы, насколько это возможно».
Затем Шуленбургу следовало подчеркнуть опасность для России союза с Великобританией.
«Мы не можем понять, что может реально побуждать Советский Союз активно участвовать в английской политической игре окружения (Германии. — Прим. перев.)… Это означало бы принятие на себя Россией одностороннего обязательства без какого-либо действительно ценного ответного английского обязательства… Британия не в состоянии предложить России действительно ценное quid pro quo, как бы ни были сформулированы договоры. Всякая [военная] помощь в Европе сделана невозможной “Западным валом” [15] … Мы поэтому убеждены, что Британия снова будет придерживаться своей традиционной политики предоставить другим державам таскать для нее каштаны из огня».
15
Имеется в виду так называемая «линия Зигфрида» — полоса долговременных оборонительных сооружений на западной границе Германии. — Прим. перев.
Шуленбург также должен был подчеркнуть, что Германия не имеет «агрессивных намерений» против России. И наконец, ему поручалось сообщить Молотову, что Германия готова обсудить с Советским Союзом не только экономические вопросы, но и «возвращение к нормальным политическим отношениям».
Гитлер счел, что проект идет слишком далеко, и приказал задержать его. По словам Гауса, на фюрера произвело впечатление оптимистическое заявление Чемберлена 24 мая, когда английский премьер-министр сообщил палате общин, что в результате новых английских предложений он надеется на возможность достижения широкого соглашения с Россией «в скором времени». Гитлер боялся нарваться на отказ. Он не отказался от идеи «сближения» с Москвой, но решил, что пока лучше будет придерживаться более осторожного подхода.
Захваченные официальные немецкие документы подтверждают эти колебания фюрера. Подготовленные Риббентропом указания послу, которые были показаны Гитлеру 26 мая, так и не были отправлены. Гитлер отменил их. В тот же вечер Вайцзеккер направил Шуленбургу радиограмму, в которой рекомендовал придерживаться «позиции полной сдержанности — Вы лично не должны предпринимать никаких шагов до следующего указания».
Эта криптограмма и письмо, которое статс-секретарь МИД Германии написал Шуленбургу, но задержал отправку до 30 мая, когда к нему была сделана весьма примечательная приписка, наглядно показывают замешательство в Берлине. В своем письме Вайцзеккер сообщал, что в Берлине полагают, что англо-советское соглашение «будет не так легко предотвратить» и что Германия колеблется предпринять решительную попытку помешать этому из-за опасения вызвать в Москве «взрыв язвительного татарского хохота». Кроме того, конфиденциально сообщил статс-секретарь, Япония и Италия холодно относятся к предполагаемому шагу Германии в Москве, и эта холодность союзников сказалась на решении Берлина придерживаться сдержанной позиции. «Таким образом, — подытожил Вайцзеккер, — мы сейчас хотим подождать и посмотреть, как далеко зайдут взаимные обязательства Москвы и Парижа — Лондона».
Вайцзеккер задержал отправку письма, видимо считая, что Гитлер еще не принял окончательного решения. 30 мая он добавил к письму следующий постскриптум:
«P.S. К вышеизложенному я должен, с согласия фюрера, добавить, что тем не менее сейчас будет предпринято обращение к русским, хотя и значительно модифицированное, путем беседы, которую я должен провести с русским поверенным в делах».
Эта беседа с Астаховым мало чего дала, но она представляла собой начало нового почина со стороны немцев. Предлогом для приглашения советского поверенного в делах было обсуждение статуса советского торгпредства в Праге, которое русские стремились сохранить. В ходе беседы, вращавшейся вокруг этого вопроса, оба дипломата пытались выяснить, что друг у друга на уме. Вайцзеккер сказал, что он согласен с Молотовым — политические и экономические вопросы не могут быть полностью отделены друг от друга — и выразил заинтересованность в «нормализации отношений между Советской Россией и Германией». Астахов заметил, что Молотов не имел «намерения закрыть дверь для дальнейших советско-германских обсуждений».
Несмотря на взаимную осторожность, немцы несколько приободрились. Вечером 30 мая Вайцзеккер отправил срочную криптограмму Шуленбургу в Москву:
«Вопреки планируемой до этого момента тактике, мы сейчас, в конце концов, решили установить определенный контакт с Советским Союзом».
На протяжении всего июня в Москве между германским посольством и народным комиссаром внешней торговли А. Микояном велись предварительные переговоры о новом торговом соглашении.
Советское правительство по-прежнему с большим подозрением относилось к Берлину. Как сообщил 27 июня Шуленбург, Кремль полагает, что немцы, добиваясь торгового соглашения, хотят сорвать переговоры русских с Англией и Францией. «Они опасаются, — радировал он в Берлин, — что, как только мы этого добьемся, мы можем завести переговоры в тупик».
28 июня Шуленбург имел длительную беседу с Молотовым, которая, согласно его донесению в Берлин, протекала «в дружественной обстановке». Тем не менее, когда немецкий посол положительно отозвался о договорах о ненападении, которые Германия заключила с Прибалтийскими республиками, [16] советский наркоминдел ехидно заметил, что «должен усомниться в надежности таких договоров, после того что происходит с Польшей».
Шуленбург был одним из уцелевших приверженцев старой школы Секта, Мальцана и Брокдорф-Рантцау, которая стремилась к сотрудничеству с Советской Россией после 1919 года и установила его в Рапалло. Как свидетельствуют его отчеты и телеграммы в 1939 году, он искренне пытался восстановить тесные отношения.
16
Стремясь упредить предоставление Англией, Францией, Россией гарантий Латвии и Эстонии, граничившим с Советским Союзом, Германия спешно подписала пакты о ненападении с этими Прибалтийскими республиками 7 июня 1939 года. — Прим. авт.
Внезапно 29 июня Гитлер приказал прервать переговоры с русскими, в том числе и по экономическим вопросам.
Немецкие секретные документы не содержат никаких сведений, объясняющих эту внезапную перемену настроения Гитлера. Шнурре еще 15 июня предупредил, что прекращение экономических переговоров будет невыгодным для Германии политически и экономически.
Да и неровный ход англо-французских переговоров с Советским Союзом едва ли мог настолько обескуражить Гитлера, чтобы привести его к этому решению. Он знал из депеш германского посольства в Москве, что Россия и западные державы зашли в тупик в вопросе предоставления гарантий Польше, Румынии и Прибалтийским государствам. Польша и Румыния решительно отказывались разрешить проход советских войск через их территории, чтобы встретить нападение Германии. Латвия, Эстония и Финляндия также упорно не соглашались принимать советские гарантии — позиция, которую поощряла Германия, открыто грозя им карами, если их решимость ослабнет.