От ненависти до любви
Шрифт:
– Нет.
– Кари, подумай хотя бы о родителях этих детишек.
– Я уже думала, – в отчаянии выкрикнула она.
– Правда? Ты в этом уверена? Представь себе; ты отправляешься в госпиталь, чтобы родить ребенка, а он после этого бесследно исчезает, и ты даже не знаешь, где он, этот малыш, родившийся у тебя от любимого тобой человека.
– Замолчи!
– Ты потеряла ребенка…
– Прекрати!!
– …Но ты никогда не видела его. А если бы тебе довелось хотя бы несколько раз подержать его на руках, покормить грудью…
– Не надо, Хантер!
– Только подумай: собираясь в роддом, ты обустраиваешь детскую
Кари поднялась и стала бесцельно ходить по кабинету, словно пытаясь найти выход из невидимой клетки, в которой очутилась.
– Ты жесток, Хантер. Я знаю, как страдают эти родители, но не могу изменить самой себе.
– Что случилось с этими детьми, Кари? Может, за большие деньги их передали бездетным богачам, которые будут любить их? Или на них ставят незаконные медицинские эксперименты? А может, их будут растить для того, чтобы впоследствии использовать в детской порнографии? Или их продали какому-нибудь старому извращенцу…
– Замолчи, пожалуйста! – Она уже кричала, отчаянно зажимая уши ладонями. – Зачем ты меня мучаешь!
– Затем, черт побери, что я не хочу видеть женщину, которую люблю, за тюремной решеткой и сделаю все от меня зависящее, чтобы этого не произошло. – Он больно схватил ее за плечо. – Не заставляй меня так поступать, Кари, – добавил он умоляющим тоном.
– Я не могу иначе, милый. – Она погладила складки у его губ, словно пытаясь снять накопившуюся в них боль и усталость. – Поверь, Хантер, когда я думаю о родителях пропавших малюток, мое сердце разрывается на части. Ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы поверить в это. – Она освободилась из рук возлюбленного, но продолжала смотреть ему в глаза. – Но, если я раскрою свой источник информации, на моей работе можно будет поставить крест. Меня перестанут воспринимать как журналиста мои коллеги, я потеряю свое честное имя, и никто никогда мне больше не поверит. Я дала слово и не могу его нарушить.
Хантер бессильно уронил голову на грудь. Несколько секунд он невидящим взглядом смотрел в пол, а затем пересек кабинет, подошел к двери и открыл ее.
– Гаррис! – отрывисто позвал он. Детектив сидел в кресле в приемной прокурора. При звуке его голоса он встал и направился к открывшейся двери. – Она готова отправляться, – резко сообщил Хантер, как бы выталкивая из себя каждое слово.
Кари перешагнула через порог. Гаррис поднял вверх два пальца, и по обе стороны от Кари моментально возникли двое полицейских в форме. Прежде чем ее вывели из приемной и повели к выходу из здания, возле которого была припаркована полицейская машина, она с открытым вызовом посмотрела на Хантера.
– Ну вот и все, – удовлетворенно проговорил Гаррис. – Пара часов в холодной – и она запоет как миленькая. Готов держать пари. – Он зевнул. – Эта бабенка – лакомый кусочек, не правда ли?
Хантер развернулся, вошел в свой кабинет и грохнул дверью. Ему стоило больших усилий удержаться и не врезать кулаком в жирное брюхо Гарриса.
К тому времени, как после всех положенных формальностей Кари пересекла порог тюрьмы, весть о ее аресте уже облетела все журналистское сообщество. Когда ее вели в камеру, тюремный коридор был заполнен журналистами и фотографами. На нее обрушилась лавина вопросов, она то и дело моргала от ослепительных вспышек фотоаппаратов и переносных софитов. Она вспомнила тот скандал, который разразился вокруг имени ее покойного мужа, однако на сей раз Кари чувствовала, что отношение журналистской братии было не враждебным, а, наоборот, сочувственным.
– Кари! – раздался вдруг знакомый голос.
Она оглянулась и увидела Марка Гонсалеса. На плече его как всегда была видеокамера, но смотрел он не в видоискатель, а прямо на нее. На лице его читалось крайнее возбуждение.
– Что происходит, Марк? – попыталась она перекричать царивший в коридоре гвалт. Женщина-полицейский настойчиво тянула ее вперед, но Кари упиралась, стараясь не потерять из виду знакомого оператора.
– Ты – героиня! Любой журналист в городе всей душой на твоей стороне. Пинки собирается устроить грандиозную бучу. После этого карьера Макки не будет стоить и ломаного гроша.
– Но…
– Пройдемте, миссис Стюарт, – проговорила полицейская дама, волоча за собой Кари сквозь толпу. Ошарашенная всеми событиями сегодняшнего утра, сбитая с толку тем, что услышала от Марка, она даже не сообразила, что ее тащат в тюремную камеру.
– Когда я узнала, что вас должны привезти сюда, я позвонила своему мужу, – сказала матрона. – Не могу поверить, что вижу вас, и – где! В тюрьме.
По телу Кари побежали мурашки. Она обхватила себя руками.
– Да, жаль, что нам довелось встретиться при таких печальных обстоятельствах. – Она слабо улыбнулась своей сопровождающей.
Матрона с осуждением покачала головой:
– Как же так можно! Запереть в камере такую женщину, как вы, в то время как преступники разгуливают на свободе.
– Вы не виноваты, – ответила Кари.
Что же это она делает! Успокаивает собственных тюремщиков? Кари почувствовала, что вот-вот расхохочется. «Неужели у меня начинается истерика?» – подумала она и подавила готовый было вырваться нервный смех. Все многочисленные камеры, которые они проходили одну за другой, были пусты.
– Нет, не в этом ряду. От окружного прокурора поступило указание устроить вас вот здесь.
– Понимаю, – откликнулась Кари. На самом деле она не понимала ровным счетом ничего.
Сопровождающая широко распахнула дверь одной из камер.
– Здесь даже окно есть, – дружелюбным тоном заметила она. – Если вам что-нибудь понадобится, зовите меня.
– Большое спасибо, – ответила Кари и в ту же секунду поняла, как нелепо это прозвучало в данной ситуации.
Полицейская матрона закрыла дверь камеры, и Кари вздрогнула, когда раздалось металлическое громыхание. Лязганье запираемого замка было самым страшным звуком, который ей когда-либо доводилось слышать. Этот звук пронизал ее насквозь. Ну как тут не сойти с ума!
– Не могли бы вы дать мне свой автограф, когда вас будут освобождать? – спросила полицейская дама, задержавшись по ту сторону решетки.
– Разумеется, – стуча зубами, ответила Кари.
– И напишите что-нибудь для Гесса. Это сразит его наповал.
– Хорошо.
– Я буду на посту. Зовите в случае чего.
Ее негромкие шаги замерли в глубине коридора, и Кари осталась в одиночестве. В камере были койка, табурет, умывальник и стенной шкаф. В камере было чисто, и выглядела она недавно отремонтированной. Однако Кари было одиноко. И холодно.