От первого до последнего слова
Шрифт:
Тут Ритуся взялась за голову и захохотала.
Глядя на нее, Таня тоже начала улыбаться, потом посмеиваться и вдруг захохотала громко, от души.
– Я ведь думала, – сквозь смех выговорила Ритуся и икнула, – что ты от него никогда не отделаешься, от кручинушки этой! Это же надо, сколько он тебе крови попортил, и все у меня на глазах! Поначалу, когда еще любовь была, я так радовалась, а потом как пошло!.. Это ему не то, то ему не это!.. А ты на работе вкалываешь, дома вкалываешь! С ребенком лишнюю минуту побыть не можешь, потому что все этого
И она опять захохотала, а Таня, наоборот, заплакала.
– Поплачь, поплачь, – разрешила Ритуся, – это тебе сейчас полезно. Только убиваться не вздумай! Подумаешь, какое сокровище пропало, другого не обрящем!..
– Да не получается у меня ничего, – всхлипывая, выговорила Таня. – Вы же видите! Ну, ничего у меня не получается! Колечка появился, я думала – каменная стена, надежный, сильный! Я же все ему готова была простить, лишь бы он только… лишь бы он только…
– Стена! – фыркнула Ритуся. – То-то, что стена, сто пятьдесят килограммов весу, не сдвинешь! А какая из него стена-то? То он недоволен, то он спать хочет, то за компьютером до утра сидит, а потом полдня храпит, не выгонишь его на работу-то! И денег не получал ничего!
– Ритусь, деньги тут ни при чем! Кто это больше меня сможет зарабатывать? Абрамович если только!..
– Абрамович сам по себе, – отрезала Ритуся, – его денежки пусть жена считает! А гоголь наш уж себя-то содержать вполне мог бы! А ты ему не только машины, ты ему даже трусы покупала! На трусы он тоже заработать не умеет!.. Ребенок извелся весь, мать на себя не похожа!.. Насилу освободились, бог спас! А она ревет!
– Вы же сказали – можно, – всхлипывая, выдавила Таня.
– Можно, можно, – Ритуся погладила ее по голове. – Ну ты реви пока, а я пойду постели поменяю.
Таня утерла глаза кулаком и посмотрела на домработницу:
– Зачем?
– Зачем, зачем! Чтобы духу его тут не осталось! И белье все я Маше отдам, которая у соседей работает, имей в виду! А ты новое купишь, ничего, не разоришься!
И ушла. Таня еще поплакала немного, потом позвонила Абельману.
Трубку взял какой-то незнакомый человек и сказал, что Эдуард Владимирович ответить не может, потому что в данный момент оперирует. Таня попросила передать, что встреча сегодня не состоится, и стала ходить по гостиной и считать шаги, и все время у нее получалось разное количество шагов, и она начинала считать снова.
Вот и все, означали ее шаги. Вот и все. Как просто.
Часа через полтора перезвонил Абельман и спросил, в чем дело. Таня все еще ходила и считала шаги.
– Ни в чем, – ответила она, продолжая считать, – все в порядке.
Он помолчал.
– Ну, я же слышу, что ничего не в порядке, – неторопливо произнес он. – Что случилось, Таня?
– Я выгнала мужчину своей жизни, – объяснила она. – Только что. Отобрала у него ключи от дома. А моя домработница считает, что все замки
– Познакомьте меня с этой прекрасной женщиной, – попросил Абельман, – я ее поцелую!
– Все нужно начинать сначала, – проговорила Таня. – А у меня нет больше сил. Никаких.
Он еще помолчал немного.
– Что касается сил, то они вернутся, – пообещал он. – А что касается начала… Так мы уже начали, Таня! Вы не заметили?
Она кивнула, как будто он мог ее видеть, и положила трубку.
Весь день она просидела дома, не отвечая на звонки.
На звонки она не отвечала, но в телефонное окошечко все же посматривала. Колечка не позвонил ни разу.
Потом с тренировки явился Макс и очень удивился:
– Мам, ты дома?! Ты заболела, что ли?
Не снимая кроссовок, он протопал к холодильнику, вытащил бутылку с водой и стал пить, закинув голову. Длинные волосы были мокрыми от пота, и с умильной бабьей жалостью Таня смотрела, как двигается при каждом глотке загорелое мальчишеское горло!..
– Ма-ам! – позвал он, отдуваясь, и опять стал пить. – Жара на улице, ужас! Ты чего такая?
– Какая?
Он пожал плечами, стянул с плеч майку и швырнул ее в кресло. Он всегда швырял свои вещи где попало, и Таня швыряла – такой у них был общий семейный недостаток! Колечка этого терпеть не мог.
– Ну, смурная какая-то! – Тут Макс, видимо, вспомнил, что майку швырять нельзя, подхватил ее из кресла и водрузил Тане на голову. – Мам, в шесть часов придет Филипп, мы с ним сгоняем партийку на компьютере, а?
Таня так и сидела с майкой на голове.
– Мам, да чего случилось-то?!
– Ничего не случилось, – сказала Таня и стащила с головы майку. – У нас сегодня будет пижамная вечеринка с воблой. Если хочешь, можешь позвать Филиппа!
Колечка не любил в доме посторонних, и гости Максу с некоторых пор были запрещены, по крайней мере тогда, когда Колечка приезжал с работы.
Макс посмотрел на нее внимательно.
– Точно можно Филиппа на вечеринку звать, мам? Мы сто лет воблы не ели! Как это ты хорошо придумала! Ты всегда все так хорошо придумываешь!
– Филиппа можно точно, – сказала Таня. – Отнеси майку в стиральную машину, она воняет!
– Машина воняет?! – поразился ее ребенок, согнулся в три погибели и смачно поцеловал мать в лоб, как маленькую.
– Майка воняет!
– А! Так я ж в ней играл! И вспотел! – Он подхватил майку и пошел в глубину дома.
– Дорогой! – провозгласил он оттуда писклявым голосом. – Где ты был? – И уже другим голосом, потолще: – Бегал! Странно, но футболка сухая и совсем не пахнет! Дура! Я бегал в другой футболке!
Хлопнула дверь, и все стихло.
Вечером, когда они втроем сидели по-турецки на теплых половицах террасы, а перед ними был разложен огромный лист бумаги и горкой навалены вобла и черный хлеб, Таня вдруг поняла, что все хорошо .
Это и есть жизнь. Ее настоящая жизнь.