От первого до последнего слова
Шрифт:
Эта мысль немного его успокоила, по крайней мере, она была вполне здравой.
– У тебя есть определитель?
– На домашнем телефоне? Конечно, нет!
– Ты не будешь возражать, если я попытаюсь выяснить, с какого номера тебе вчера звонили?
Она согласно кивнула.
– Делай что хочешь.
– Почему ты приехала ко мне?
– Потому что мне не к кому больше обратиться.
– Голос в трубке был мужской или женский?
– Мужской! Совершенно точно мужской!
– Зачем ты заменила нитроглицерин на сильнодействующее
Бах! Светлану как будто ударили по голове. Она дернулась, застыла, а потом скривила рот. Глебов наблюдал за ней.
Она вернулась в кресло, наклонилась вперед и закрыла лицо руками.
– Света, почему ты молчишь?
– Как ты узнал? – спросила она, уткнувшись в свои сложенные руки. Голос ее звучал глухо. – Как ты мог узнать?!
Глебов еще походил по кабинету, пожал плечами, остановился у окна и с высоты птичьего полета, как это принято называть в передовицах столичных газет, посмотрел на Москву. Москва лежала под ним в горячечной летней дымке, как в бреду.
Полюбовавшись на столицу, Глебов положил руки на затылок, засвистел и еще погулял по кабинету. Потом постоял, подумал и изо всех сил ударил кулаком в стену.
Где-то что-то звякнуло, брякнуло и осыпалось, а Светлана Снегирева зажала руками уши и закричала пронзительно:
– Нееет!! Нет! Нет!!
Ничего такого Глебов не ожидал. Он кинулся к Светлане, попытался обнять ее, но она билась и вырывалась. На столе запищал селектор, но ему было не до селектора.
– Успокойся, я тебя прошу! Ну! Успокойся! Выпей воды!
Селектор перестал пищать, зато через некоторое время открылась дверь – без стука, сама по себе.
– Михаил Алексеевич, у вас все в порядке?
– Да! – рявкнул Глебов. – У меня все в полном порядке, вы же видите!
Секретарша в изумлении смотрела на женщину, сидевшую в углу и державшуюся за голову. Ее лицо закрывали беспорядочно падавшие черные волосы. Глебов растерянно стоял над ней, и вид у него был странный!..
– Может быть, помочь, Михаил Алексеевич? – осторожно спросила секретарша. – Врач приехал, которому вы назначали! Может, позвать его?
– Позовите, – тихим бешеным голосом приказал Глебов. – Света, перестань рыдать! Ну, ничего же не случилось! Я просто… ну, я иногда так делаю, когда раздражаюсь! Но я не бью людей! Ни мужчин, ни женщин, никого и никогда! Слышишь?
Он присел перед ней на корточки и даже не увидел, а почувствовал, что рядом с ним появился кто-то еще.
– Что с ней?
Глебов стиснул зубы:
– Я стукнул кулаком в стену и, кажется, напугал ее.
– Дайте-ка я посмотрю.
Долгов как ни в чем не бывало положил на пол портфель, тоже присел на корточки и спросил у сидящей в углу женщины, как ее зовут.
Он задавал еще какие-то вопросы, быстро взглядывая ей в лицо, и щупал пульс, и трогал лоб.
– Не нужно здесь сидеть, пойдемте лучше на диван, там вам будет гораздо удобнее. Поднимайтесь, поднимайтесь! – Под руку, как старушку,
– Проконсультируемся, – мрачно пообещал Глебов.
Ему неловко было перед доктором и досадно, что тот застал его в таком странном положении, и было понятно, что ни в какие игры с ним уже не сыграешь. А ему так хотелось, чтобы была игра и чтобы играл именно Долгов!
– Давно это у нее? – поинтересовался Дмитрий Евгеньевич.
– Что?
– Ну, такое возбужденное состояние? Давно?
– Давно, – сказал Глебов. – Десять лет.
– А почему вы к врачу не обращались? Я дам вам телефон совершенно гениального невропатолога. Я его предупрежу, а вы скажете, что телефон дал Дмитрий Евгеньевич, хорошо? И фамилию ее скажите мне, чтобы он был готов к тому, что она будет звонить! Или вы будете звонить?
– Я, – покорившись, сказал Глебов.
– А на что она так отреагировала? Мне показалось, она закричала даже. – И добавил, как будто оправдываясь: – В вашей приемной было слышно!
– Я спросил у нее, зачем она заменила нитроглицерин Грицука снотворным.
Долгов отвернулся от Светланы и посмотрел на Глебова.
– Что? – переспросил он осторожно.
– В последнее время он стал просто ненормальным, – сказала мрачная женщина, которую Долгов только что усадил на диван. – Слава все не приходила, понимаете? То, что было, никак не тянуло на мировую славу, а он так о ней мечтал! Тогда он написал книгу с громкими именами и фамилиями, придумал какие-то страшные преступления, разоблачения и прочее, но Ярослав не стал ее печатать.
Долгов и Глебов как по команде уставились на нее.
Она не смотрела на них, говорила монотонно, глядя себе под ноги, словно изучая ковер.
Эта ее монотонность совсем не понравилась Долгову. Срочно к невропатологу, думал он. Немедленно, прямо завтра. А лучше – сегодня!
– Ярослав не стал печатать, и мой муж был даже этому рад. Он говорил, что ненавидит Чермака, потому что он плохой издатель. Не сумел добыть ему мировую славу, которая соответствовала бы его таланту! Он издал книгу у каких-то своих давних приятелей из провинции. У него везде были приятели и связи! Он был очень предусмотрительным человеком!
– А снотворное?
Наконец-то она взглянула на Глебова.
– Он все время строил какие-то планы и изводил меня, и по ночам тоже. Он перестал спать и все говорил, что наконец-то, после этой книги, он всем покажет, кто он такой, и особенно мне! После того, как он перестал меня бить, он окончательно меня возненавидел!
– Бить? – переспросил Долгов осторожно. Она кивнула.
– Я сходила в психиатрический диспансер, и сестра потихоньку выписала мне этот рецепт. Без рецепта такие препараты не продают! И я сказала ему, что это нитроглицерин.