От первого до последнего слова
Шрифт:
– Мы не можем ее себе позволить, – пробормотал Долгов. В конце концов, он никогда не сдавался без боя. – У нас даже на ужин не останется!
– У нас останется моя зарплата! – Она потянулась и поцеловала его. – А на ужин мы купим три литра кефира и выпьем! Дим, ну что ты ломаешься?! Мы должны ее забрать! Лучше всего прямо сегодня.
Он заплакал бы, или подхватил бы ее на руки, или прижал к сердцу, или опустился перед ней на одно колено – если бы он все это умел. Но он не умел.
В эту минуту он отчетливо понял, что все и всегда
Теперь я точно знаю, что такое любовь!..
– Дим!
– Я тебя люблю, – сказал он неловко. И от первого до последнего слова эта незамысловатая и не слишком новая фраза была чистой правдой. – Поняла?
– Поняла, – согласилась Алиса, глядя ему в глаза.
Долгов проездил на этой машине года три. Потом были другие, и ни одну из них он не обожал так, как свою «lady in red», в присутствии которой он раз и навсегда поверил в то, что любовь есть.
И доказательств никаких не нужно. Просто она есть, и все тут!..
По дороге он заехал к Абельману. Тот оперировал, и на месте его не было.
– Дмитрий Евгеньевич, – удивленно сказала секретарша Анна Ивановна и в волнении поднялась ему навстречу. – А Эдуард Владимирович в больнице! Его сегодня вообще не будет, он не собирался сюда!..
Прием Абельман вел в новеньком, с иголочки, медицинском центре на Сретенке, где были бесшумные лифты, светлые коридоры, ковры, вазы и охранники.
– Я знаю, – Долгов улыбнулся секретарше, которая с окружающим великолепием никак не вязалась, была простенькой, седенькой, с натруженными руками в синих венах. – Я, собственно говоря, именно к вам, Анна Ивановна!
– Ко мне?! – переполошилась она и прижала руки к груди, словно намереваясь помолиться. – Как же это вы… ко мне, Дмитрий Евгеньевич?!
Он продолжал улыбаться, и она вдруг засуетилась, выбежала из-за стола и стала спрашивать, не хочет ли профессор кофе или, может быть, поесть. Она не знала, что Эдуарда Владимировича не будет, и приготовила ему обед, потому что он приезжает из больницы страшно голодный! Она всегда ждет его с обедом, хотя ему и поесть некогда, он только заходит, а у него уже очередь сидит!
– Разогреть надо, я моментально, Дмитрий Евгеньевич!..
И она сделала движение, намереваясь броситься в кухоньку, чтобы разогреть Долгову обед.
– Спасибо, не нужно, Анна Ивановна!
– Да как же не нужно, вы ведь тоже, поди, после операции!..
– Анна Ивановна, вы записываете всех, кто звонит Эдуарду Владимировичу на этот телефон?
Секретарша моргнула. Вообще-то она была медсестрой, полжизни проработала в больнице вместе с Абельманом, и тот взял ее в свой медицинский центр, когда ему понадобился человек, который отвечал бы на звонки и поддерживал офис в порядке.
Он перевел ее в секретарши, определил зарплату вдвое больше той, которую она получала в больнице, и рабочий день с девяти до шести.
– Зачем?! – веселился циничный, непочтительный и грубый Абельман, любитель неприличных анекдотов. – Я ведь не православный!
– Бог у нас один на всех, – строго отвечала Анна Ивановна. – И он все видит! И вашу доброту к нам, простым людям, без внимания не оставит!
То, что секретаршей была махонькая старушенция с пучком на затылке, а не юная красавица с персиковым загаром, как-то по-новому открыло Долгову глаза на однокурсника.
Вот так-то, милый мой, думал Долгов после визитов к Абельману в офис. Всех ты учишь быть расчетливыми, вечно ты ноешь, что денег тебе мало заплатили, вечно ты про состоятельных больных рассуждаешь и про то, что врач должен быть циничен и ко всем вопросам подходить с точки зрения собственной выгоды!.. Вот ты Анну Ивановну на работу взял – нашел выгоду? Мальчишке на прошлой неделе заячью губу оперировал, все отказались, а ты взялся, случай уж больно нерядовой. А мальчишкина мать бухгалтершей на консервном заводе служит – и здесь тоже выгоду нашел?!
Анна Ивановна с грохотом уронила со стола какую-то папку. Долгов быстро поднял.
– Промашку я допустила, да, Дмитрий Евгеньевич? Какую промашку-то?.. Говорите сразу, не мучьте!
– Никаких промашек, что вы! Просто мне нужно посмотреть, кто звонил Эдуарду Владимировичу двадцать шестого июня. – У секретарши был перепуганный вид, и Долгов решил ее успокоить. – У моей жены как раз день рождения двадцать шестого июня.
Он вспомнил тот день и поморщился от отвращения к себе.
После двадцать шестого в триста одиннадцатой больнице появился Евгений Иванович Грицук, жизнь встала на дыбы и понесла!..
Больной умер, Дмитрий Евгеньевич во всем обвинял себя, и с Алисой они ужасно поссорились именно после двадцать шестого!.. Долгову было невыносимо об этом вспоминать, особенно сейчас, когда все опять стало хорошо и когда он так сильно ее любил!..
– Я знаю про день рождения вашей супруги, – не моргнув глазом, сказала Анна Ивановна. – Мы всегда букет посылаем Алисочке! Эдуард Владимирович покупает, а я отсылаю!
Долгов засмеялся – приятно было вот так, среди дня, вдруг поговорить об Алисе – и секретарша приободрилась.
– А можно мне посмотреть звонки за двадцать шестое?
– Господи, ну, конечно, можно! Сейчас я тетрадь открою… Где же мои очки? Куда я их сунула?! Вечно теряю, никак не могу привыкнуть, а ведь раньше-то я, как орел, видела!..
Она выудила откуда-то очки, уселась за стол, открыла толстую тетрадь на пружинах и стала быстро листать.
– Так. Вот у нас июнь, значит! Двадцать первое, двадцать второе… Вот! Вот двадцать шестое!
Она пододвинула к нему тетрадь, поглядела и еще поправила так, чтобы ему удобней было читать.