От первого до последнего слова
Шрифт:
Интересно, вдруг подумал Долгов, тащась за каким-то шикарным лимузином по Трубной, а куда делся предмет, которым ударили Екатерину Львовну? Ну вот куда он мог деться?..
Буду рассуждать как ученый, решил Долгов. Почему бы не попробовать?!
Выбросили в окно? Отличная мысль, но окна в кабинете не открываются. То есть они открываются, конечно, но для этого нужно снять с подоконника все, что там навалено, переставить на стол все чашки с присохшими остатками чая и кофе, убрать коробку из-под долговских ботинок, в которой они с Хромовым держат
Думая как ученый, Долгов пришел к выводу, что это вряд возможно.
Коридор, ведущий от кабинета к конференц-залу, внутренний, окон больше в нем нет. Никаких темных закоулков тоже нет – там круглосуточно горят все лампы!
Светофор переключился на красный, еле ползущий поток встал окончательно, и Долгов прикрыл глаза, старательно представляя себе коридор. Все лабораторные двери во второй половине дня всегда закрыты – это не реанимация, дежурных нет.
Тогда где неизвестный предмет?..
Рана глубокая, крови достаточно, наружные ткани повреждены значительно, значит, и предмет этот был в крови. Нести его по коридору, где навстречу кто-нибудь обязательно попадется, нельзя. Человека с окровавленным топором, к примеру, вздумай он нести его через любой подъезд, задержала бы охрана, но она никого не задерживала.
Окно исключаем, темные углы исключаем, подъезды исключаем, что остается?
Долгов открыл глаза, потому что сзади засигналили. Он нажал на газ и потихонечку двинулся за лимузином, тащившимся впереди.
Алиса не выносит пробки. Она всегда говорит, что как только попадает в пробку, тут же начинает хотеть есть, пить и писать. Причем все одновременно!
Он улыбнулся, потянулся к телефону, чтобы позвонить ей, и тут же забыл об этом.
В коридоре есть туалет для медперсонала. Больные не заходят в этот отсек, им совершенно нечего там делать, и туалет этот не имеет никаких видимых примет – ни вечно распахнутой двери, ни вида на унитаз, ни буковок «М» и «Ж»! Обыкновенная дверь в числе прочих дверей!..
Там есть раковина, можно смыть кровь, и там есть шкафчик, где уборщица держит веники и тряпки.
Долгов вдруг заспешил так, что у него вспотели виски. Ну, ведь может такое быть, что он найдет неизвестный предмет именно там?! По крайней мере, это, вероятно, и будет означать…
Да. Что именно это будет означать?
Долгов обогнал лимузин и кое-как, боком протиснулся в щель между грузовиком и низкой спортивной машиной, чем-то похожей на его «леди в красном». В машине сидела прекрасная Брунгильда, как их всех, девушек подобного вида, называл Абельман. Она сердито посигналила ему и энергично покрутила пальцем у виска.
Никто не знает о том, что за неприметной дверцей туалет! Никто, кроме тех, кто работает в больнице! Курсанты и студенты и те не знают, таскаются
Значит, если Долгов найдет там нечто подходящее, чем можно было бы ударить по голове, человек, который это сделал, знал, что там именно туалет.
Чертовы пробки! Как можно так медленно ездить?! Права Алиса, пока доедешь, с ума сойдешь, лучше на метро!..
Долгов вытер пот с виска.
Но если дело обстоит так – а это возможно, вполне возможно! – выходит, кто-то из своих ударил по голове Катю?! Но зачем?! Зачем?! И как это может быть связано с Евгением Грицуком?! Или никак и не связано, просто Долгов все придумал!?
И если Грицук умер своей смертью – хотя с сердцем у него все было в порядке! – почему Андрей Кравченко, кажется, именно так его зовут, уверен, что это он его убил?!
На Тверской было посвободнее, и Долгов долетел до Ленинградки в два счета. Он очень спешил, приткнул машину не на обычное место, а почти к больничному крыльцу, где никогда не останавливался, и даже выругался себе под нос, когда кто-то окликнул его по имени:
– Дмитрий Евгеньевич!
Человек, который медленно подходил к Долгову, был ему смутно знаком.
– Извините меня, пожалуйста, я сейчас совсем не могу разговаривать!
– Моя фамилия Кравченко, – сказал человек совершенно спокойно. – Это я вам звонил. Вы меня спасли после аварии. Помните?
Долгов смотрел очень внимательно и так, на первый взгляд, ничего не определил – обычный парень, симпатичный даже, не сумасшедший, глаза спокойные и вполне… мыслящие.
Так его учитель, профессор Потемин, определял студентов.
– Он может хоть пять троек за коллоквиум получить, – говорил Потемин, – все равно я его не отчислю! У него глаза мыслящие! А другой может, как попка-дурак, наизусть барабанить, а в глазах-то пустота! Марианская впадина! Вот из таких-то барабанов и не выходит ничего! Врач должен сомневаться, думать, вот тогда он настоящий врач!
С тех пор Долгов всегда старался смотреть людям в глаза – и студентам, и не студентам! – все проверял, «мыслящие» они или нет!
– Я, собственно, вас не задержу, – неторопливо продолжал мужчина с «мыслящими» глазами. – Мне бы поговорить только. Мне жена сказала, что она передачу по Первому каналу видела, а там как раз про этого… урода, Грицука, говорили! И говорили, что врачи виноваты в том, что он умер! Я решил вам объяснить, чтоб вы знали, это я виноват, и больше никто.
– Понятно, – согласился Долгов, которому ничего было не понятно. – Тогда давайте пойдем ко мне в кабинет, и там вы мне все расскажете. Или хотите в машине?
– Нет, – твердо сказал Андрей Кравченко. – В машине не хочу.
Почему-то он был уверен, что Долгов не позовет его в свой джип, а в собственной машине, где валялись игрушки необыкновенной Дашки и на заднем сиденье лежала пустая бутылка из-под воды, из которой пила жена, с горлышком, густо измазанным красной помадой, разговаривать он не мог.