От предъязыка - к языку. Введение в эволюционную лингвистику.
Шрифт:
Греческий язык заблистал своим многоцветьем в гомеровских поэмах. Их автора И. Гердер назвал «отцом всех греческих поэтов и мудрецов» (там же, с. 356). Чтобы подчеркнуть его уникальность, учёный заявил: «У восточных людей нет своего Гомера; не являлся Гомер и европейским народам — вовремя, в пору их весеннего цветения» (там же, с. 357).
Благодаря Гомеру, «вся Греция полнилась сказаниями, песнями о своих богах и героях, повсюду в Греции были посвященные героическим предкам места. Решительно всё связывалось в Греции с дерзкой идеей: боги — это высшие люди, родственные народу, а герои — это низшие боги» (там же, с. 362).
Поэзией в Греции питались другие искусства — живопись, архитектура, скульптура и проч. «Только от поэта, — читаем у И. Гердера, —
Душа И. Гердера болела за судьбу немецкой поэзии. Основную беду современной поэзии в Германии учёный связывал с её неискренностью, надуманностью, искусственностью. Он писал: «Мы стали… сочинять стихи о предметах, по поводу которых ничего нельзя ни подумать, ни почувствовать, ни вообразить; выдумывать страсти, которые нам неведомы, подражать душевным свойствам, которыми мы не обладаем, — и, наконец, всё стало фальшивым, ничтожным, искусственным» (Гердер И. Трактат о происхождении языка. М.: Издательство ЛКИ, 2007, с. XXXI).
Выход из сложившейся ситуации автор этих горьких слов видел в обращении к национальным истокам — народной поэзии. Он обращал внимание на гармоническое сочетание в ней глубокого содержания и изящной формы. Иначе в подлинном искусстве и не может быть. Он писал: «Форма без содержания — это пустой горшок, разбитый черепок» (там же, с. LV).
На содержание художественного произведения И. Гердер смотрел с воспитательной точки зрения. Высшая цель искусства — воспитание человечности. Преимущество искусства здесь состоит в соединении прекрасного с пользой. Он писал: «Без потребностей и цели, а следовательно, без пользы, не бывает никакого дела, тем более немыслимо никакое истинно прекрасное искусство… Человек никогда не достиг бы прекрасного, если бы оно не было ему полезно, более того — необходимо; вполне бесполезное прекрасное вообще немыслимо в кругу природы и человечества» (там же).
Своё эстетическое кредо И. Гердер выразил такими прекрасными словами: «Искусство и музы существуют для того, чтобы воспитывать в человеке человека — иначе они только пустой хлам» (там же, с. LVI).
Человек для И. Гердера — «звено, соединяющее два мира» (Гердер И. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977, с. 134). Первый он унаследовал от своего животного предка. Этот мир — источник зла. Второй мир его очеловечивает. Он — источник добра. Жизнь человеческая разрывается между этими двумя мирами. Борьба человека с животным, обитающим в нём, есть нравственная борьба.
И. Гердер писал: «Проясняется странное противоречие в человеке. Как животное, человек служит Земле и привязан к ней, как к своему родному жилищу, но человек заключает в себе семена бессмертия, а потому должен расти в другом саду. Человек может удовлетворить свои животные потребности, и те, кто довольствуется этим, чувствуют себя на Земле очень хорошо. Но как только человек развивает более благородные задатки, он повсюду начинает находить несовершенство и неполноту: ничто самое благородное так и не было осуществлено на Земле, и самое чистое редко укреплялось и утверждалось, и для сил нашего духа и нашего сердца эта арена действия — лишь место для упражнения сил, место, чтобы поверить их делами» (там же, с. 135).
«Итак, — делает вывод И. Гердер, — человек одновременно представляет два мира, и отсюда явная двойственность его существа» (там же, с. 135). В какую же сторону разрешается эта двойственность? «Сразу же ясно, — отвечает И. Гердер, — какая часть должна господствовать у большинства людей на Земле. Большинство людей — животные, они принесли с собой только способность человечности, и её только нужно воспитывать, воспитывать с усердием и трудами. А как мало людей, в ком подобающим образом воспитана человечность! И у самых лучших — как нежен, как хрупок этот взращённый в них божественный цветок! Животное в человеке
В такой ситуации впору опустить руки и объявить жизнь бессмысленной. Тем более, что всё кончается смертью: «Жизнь — это борьба, а цветок чистого, бессмертного духа гуманности — венец, который нелегко завоевать. Бегуна ждёт в конце цель, но борца за добродетель — венок в минуту его смерти» (там же, с. 136).
Что же остаётся? Бороться. Не только за торжество грядущей человечности над животностью у будущего человечества, но и за свою собственную человечность. В ней — высшая цель. В одном из писем к Каролине, будущей жене и ангелу-хранителю, он написал: «Прошло время моего тщеславия и моего жалкого существования; теперь я только желаю жить в природе и в правде… Почести и чванная пышность уже давно утратили в моих глазах всякую привлекательность. Бессмертная слава — пустая, покрытая колючками скорлупа, для которой могут служить зерном только добродетель и гуманность. И днём, и ночью я теперь помышляю только о том, как отделаться от всяких пошлостей и не иметь в виду никакой другой цели, кроме той, чтобы быть человеком» (Тайм Р. Гердер, его жизнь и сочинения. Т. 1. СПб.: Наука, 2011, с. 451).
Высшим политическим идеалом И. Гердера была справедливость. Её происхождение он истолковывал, исходя из практического разума. «Всё началось, — писал учёный, — с самых непосредственных жизненных потребностей: человек начал познавать и поверять законы природы. И единственная цель, какую преследовал он при этом, было его благополучие, то есть спокойное и размеренное пользование всеми своими силами. Человек вступил в отношения с другими существами, и мерою этих отношений стало само существование человека. И справедливость человек усвоил, потому что это правило — не что иное, как практический разум, мера действия и противодействия, определяющая совместное существование всех подобных друг другу существ» (Гердер И. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977, с. 452).
Без справедливости нет человечности. Даже если перед нами дикарь, но ему доступно чувство справедливости, перед нами уже человек, а не животное. И. Гердер писал: «Даже если человек относится к самому низшему звену в цепочке рода человеческого, а притом следует заложенному в нём закону разума и справедливости, то и его существование — внутренне прочно… А если человек отойдет от законов справедливости, то само заблуждение его будет ему карой, само оно заставит вернуться его к разуму и праву — к законам человеческого существования и человеческого счастья» (там же).
Увы, в реальной истории отступления от законов справедливости встречаются сплошь и рядом. Чаще всего их совершают люди, наделённые властью. Вот одна из зарисовок И. Гердера на этот счёт: «Перечтём, в какие времена народы были счастливы и в какие несчастливы, когда правили у них правители добрые и когда дурные, и даже у лучших времён и у лучших правителей подведём итог глупости и мудрости, итог разума и страстей, — какая получается страшная отрицательная величина! Взгляни на деспотов Азии, Африки, да почти всего земного шара, взгляни, какие чудовища восседают на римском троне, — под их ярмом долгие века стонал мир, — перечти смутные времена, войны, гонения, яростные бунты и посмотри — каков конец. Брут падает, и торжествует Антоний; гибнет Германик; и царят Тиберий, Калигула, Нерон; Аристид отправляется в изгнание, скитается по свету Конфуций, гибнут Сократ, Фокион, Сенека» (там же, с. 427).