От репрессий к свету
Шрифт:
Для начала расскажу о том, что лет 10 назад очень меня отрезвило. Я считаю это очень характерным. Бывают такие моменты в жизни, когда мы задумываемся всерьёз и в чём-то меняемся.
Пришёл я в Петербурге в кассу одной иностранной авиакомпании за билетами. У стойки были двое. Для меня было очевидно, что я становлюсь третьим. Я стал за ними и стал ждать. Но я не обратил внимания, что на скамьях вдоль стен сидели молодые люди. И когда одного обслужили и я стал вторым, все сидевшие, человек 20, вдруг встали и, оттесняя бесцеремонно меня плечами, выстроились передо мной, и оттеснили
Один из очереди, представительный молодой человек, сказал мне грубым тоном: «И подумаешь! Мой дедушка тоже воевал!» Потом оказалось, что он брал билеты для иностранцев из отеля.
Было видно, что молодые люди как бы сговорились, – без слов понимают друг друга, как часто бывает в толпе, – чтобы «проучить, наконец, этих обнаглевших ветеранов, где надо и не надо лезущих без очереди, в то время как могли бы и постоять, ведь спешить им некуда!»
А кассир стала на сторону очереди, сославшись на то, что «очередь возражает».
Я чувствовал себя оскорблённым. Я впервые столкнулся с откровенной неприязнью, явным удовлетворением толпы, что она «проучила зазнайку». Было такое чувство, что это у них давно копилось и на мне выместилось.
Отстояв затем в очереди, я выяснил, что нужного мне билета нет и ушёл ни с чем. Стоило ли им заводиться, если я занял у кассира полминуты?!
Это было мне неожиданным уроком, – что «разговоры о тяжёлом прошлом» молодёжи надоели, и «это старичьё» с его «вечными льготами» – тоже.
И в том случае я не хотел пользоваться моими льготами, но так получилось. Ведь сидевшие явно видели, что я заблуждался, считал, что я – всего третий. Ясно, что любой из них мог по своей инициативе подойти ко мне и объяснить ситуацию. Но надо было видеть их злорадство!
А я обычно старался, и стараюсь, об этом, о своём участии в войне, по возможности, не говорить, зная, что многие относятся к ветеранам как к неполноценным, отжившим, людям.
Моего участия в войне я никогда не обсуждал ни на работе, ни в семье. Наоборот, опасаясь, что всякое известное отличие отдаляет, всячески старался быть на-равных со всеми. Быть может, именно с войны и следуя примеру родителей, я сумел относиться наравне ко всем, от простого рабочего или дворника и вплоть до министерского начальства.
А пишу на эту тему, не питая иллюзий, что все сразу ухватятся за мою книгу. Но преследую цель хоть в чём-то сказать, донести, последнее слово, как «последний из могикан», участник-долгожитель, по ряду причин считающий себя исполнителем важной миссии – очистить жертв террора от несправедливости и прошлое страны от неправды, в память ушедших из жизни и многое отдавших в надежде на улучшение благосостояния народа в будущем.
А тем, кто попытается усомниться в полной правдивости всего написанного, могу сказать, что в какой-то мере именно потому, что это на самом деле было, написано о таких невероятных вещах, которые в художественное произведение поместить было бы просто нельзя, ибо они выглядели бы явным перегибом.
Среди многих отзывов о ранее написанной автором книге о блокаде Ленинграда был и такой:
«Только по Вашей книге я, наконец, понял, что такое была блокада Ленинграда!»
[Много позже появился в интернете рассказ о блокаде академика Лихачёва, который я тоже, для полноты рассказа о том времени, привёл в конце этой книги. – Авт.]
Я надеюсь, что среди читателей этой книги, о сталинизме, тоже найдутся многие, кто только по ней поймут, что это было. А тоже многие найдут, наряду с известным им ранее, немало интересного, до того им не известного.
И уж позвольте дать дополнительно объяснение и оправдание объёму книги.
Из наиболее объёмных книг на память приходят: «Война и мир» Л. Толстого, «Жан Кристоф» Р. Роллана, «История XIX века» в 6-ти томах Лависса и Рамбо, «Сага о Форсайтах» Голсуорси, «Хождение по мукам» А. Толстого, «Былое и думы» Герцена, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, многотомные собрания сочинений Л. Толстого, Достоевского, Бальзака, Драйзера, Фейхтвангера и др. Сейчас также стали модны многосерийные фильмы-эпопеи.
Я далёк от мысли ставить мою книгу в один ряд с этими великими творениями. Я – только об одном. Значение книги, которая перед вами, учитывая масштаб и значение поставленной проблемы, – никак не меньше. Смею утверждать, что действительно, по грандиозности и невероятности исторических событий нет равных тому, что происходило в России в XX веке! Поэтому объём этой книги следует считать вполне оправданным. Более того, если оценивать объём того, что здесь описано, то надо считать, что здесь это сделано в наиболее сжатой форме. Ведь из всего написанного об этом выбрано самое-самое важное, только выдержки! Таков реальный объём об этом здесь написанного!
По-видимому, вышла в свет последняя книга Э. Радзинского о Сталине. Возможно, она по объёму соизмерима с моей, поскольку – о том же. Но в чём я уверен, так это в том, что по содержанию и оценке его как личности – большая разница.
Замечу только, что если бы мою книгу смогли прочесть раньше, то на факты, изложенные у Радзинского, был бы более правильный взгляд.
И характерный пример по объёму. Дело о бандитах и их нескольких убийствах в станице Кущёвской занимает почти 500 томов, а тут – всенародное, и всего – три тома. Много ли?
2.4. Первое напутствие. Что читателю полезно знать. сразу
Итак, эта книга – о жертвах сталинизма и о причинах этих жертв. Она – своеобразный дайджест, сборник суждений. Этот труд тем уникален, что он не высижен в библиотеке и не написан специалистом-историком, а собран рядовым участником исторических событий за целую долгую жизнь, почти за весь XX век.
В отличие от художественных произведений, в которых автор держит читателя в напряжении непредсказуемостью продолжения, здесь, наоборот, для большего понимания сочтено важным и полезным сразу объяснить читателю содержание книги.